Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 27. Михаил Мишин - Михаил Мишин

Но и пятьдесят — большая удача. Вспомни тех, кто видел Ленина. Вспомни Джамбула, он пел еще дольше. Пятьдесят — это в шесть раз меньше, чем Питеру, трехсотлетие которого мы будем отмечать с тем же размахом. Вдумайся, Невскому проспекту было уже 250, когда ты еще не знал, что будешь отмечать свой «полтинник» с крутыми ребятами типа Витьки Лошака. Не говорю уже о Мише Швыдком, который хотя и не питерский, но по культуре приближается — ты же видел, как он запивал «Кристалл» «Будвайзером»…

Но сейчас не об этом.

Честно говоря, как прошедший через подобное, хотел просто приободрить, но ты, скорее всего, уже и так бодрый. Так что, подозреваю, мне все это было приятнее сказать, чем тебе услышать

В любом случае, будь здоров.

Неси с честью все, что сможешь, туда, куда захочешь.

Смотри, как сложилось — тебя некоторые любят, а остальные вынуждены любоваться.

Практически судьба Питера.

С чем и поздравляю.

Аркадию Инину — 60

03.05.98

Моему другу Аркадию, который войдет в историю как человек, знающий наизусть тексты всех советских песен, включая ненаписанные;

Моему другу Аркадию, который досматривает любой фильм до конца, не уходя из зала даже после того, как Мэри говорит Джону:

«Почему бы тебе не выпить немного виски?».

Моему другу Аркадию, который в любое время суток говорит одновременно по двум телефонам и смотрит четыре телевизора, где идут четыре выпуска одних и тех же новостей, печатая при этом сразу на двух компьютерах: на одном — сценарий, на другом — заявку на другой сценарий;

Моему другу Аркадию, который обладает героической женой, которая имела отвагу иметь от него двух детей, которые имеют склонность иметь проблемы, которые кто-то должен решать, и Аркаша их решает, а у них опять проблемы, а он их решает, а у них…

Моему другу Аркадию, который на первое ест мясо, а на второе — мясо, но много, а на третье — компот из бараньей косточки;

Моему другу Аркадию, который входит во все комиссии, советы, комитеты и гильдии, который куда ни придешь, а он уже там; который член всего, что существует, но при этом ничего из этого не приватизировал, что выдает его общественную тупость, которую многие принимают за личную скромность;

Моему другу Аркаше, который одалживает деньги у своих читателей, чтобы отдать их деньги своим издателям, чтобы издать на эти деньги свою книгу, чтобы затем продать ее читателям, чтобы отдать долги издателям;

Моему другу Аркадию, который есть главный автор знаменитых кинокапустников, что не принижает нормальные фильмы, где он тоже главный автор;

Моему другу Аркадию, который деятель каких-то там искусств, и чего-то там профессор который, не удивлюсь, если орденоносец, что, впрочем, не слишком оскорбило бы его.

Моему другу Аркадию Инину 60 лет,

что арифметически не имеет смысла, но фактически дает мне повод выразить ему свое восхищение и светлую надежду на наше с ним общее будущее.

Виктору Лошаку — 50

20.04.02

Опять Одесса! Опять, опять, опять апрель!

Все сходится! Мы опять совпали в той же точке.

Не помню, что было — юморина, фестиваль или мой день рождения. Но помню, что надежды протрезветь не было. Помню, как вдруг из тумана — голубые глаза в твидовом пиджаке.

Что сразу насторожило? Во-первых, он стоял вертикально. Во-вторых, улыбался дружелюбно. В-третьих, было неясно — откуда он. Для одессита мало острил, для москвича мало матерился. Он смахивал на члена палаты общин, забывшего английский.

Мы выбрали друг друга сразу. Подтвердив, что жизнь есть праздник выбора, где ежесекундно решаешь — белое или красное, ехать или плюнуть, свобода или семья.

Кстати о Маринке. Стоит ей глянуть лучистыми глазами на Витяню, которого она сурово зовет Тюшей, как Тюшино лицо принимает выражение безнадежной духовности. И тогда Маринка ведет Tюшу в консерваторию, где, проведя два часа в адских наслаждениях, Тюша понимает: он сделал правильный выбор.

Возможно, это и есть его главный дар — умение выбирать. Точный выбор — неизменно превосходный результат. Практически, «Unckle Ben’s».

Снайперски выбрав из всех нормальных профессий ту, что он выбрал, Витяня стартовал в «Вечерней Одессе» с разгромной заметкой о коррупции среди двух сантехников Жовтневого района. Потрясенное начальство, поняв, с кем имеет дело, сделало свой выбор — и хлопчика приютила Россия.

Москва. Утро.

Витяня подходит к окну своего кабинета, смотрит на «наше все» и думает о читателях. И это взаимно. Поэтому-то за этим столом сегодня и собрались все читатели его газеты. И все ее писатели тоже.

Умение выбирать — его глубинное качество. А внешний имидж нашего Витяни — демократ-трудоголик, осознавший тщетность борьбы за идеалы, но не могущий дозволить себе выйти из борьбы.

Спросишь его, бывало:

— Витяня, ты куда?

— В Париж, — ответит он с мужеством декабриста, ссылаемого в Сыктывкар.

Кстати. Выбирая маршрут, выбираешь способ перемещения. На пути к сегодняшней вершине Витяня успел сменить трамвай на «жигуль», «жигуль» — на «опель», «опель» — на «мерс», «мерс» — на джип, а джип — на крылья родины, которые принесли его сюда, где сгрудились мы, благодарные ему за все в совокупности, и каждый — за свое.

Витяня! Я благодарен тебе за мою дочь, которую ты своими руками вырвал из роддома. Я благодарен тебе за твою дочь. Когда ей было десять лет, она обещала выйти за меня замуж — хорошо, что в ней вовремя проснулась твоя смекалка. Я особо благодарен тебе за то, что подарил мне Боречку Литвака. До сих пор не знаю, как отдариться, хотя, говорят, где-то в уссурийской тайге видели что-то похожее…

И в завершение, Витяня.

Я не помню тебя некорректным. Могу это простить.

Не помню тебя неискренним. Могу примириться.

Не помню тебя неталантливым. Готов проглотить даже это.

Но я что-то не припомню тебя радостно напившимся

А это уже пробоина. Сегодня ты обязан завести на эту пробоину пластырь, как сказал бы один наш с тобой общий компетентный друг. Но пока ты не приступил, окинь взглядом всех, кто сейчас здесь. Посмотри на эти пока еще лица. И запомни: ты можешь с нами поссорился,