Всеобщая история - Александр Маныкин

В среде консерваторов существовали различные оттенки, по-разному трактовавшие вопрос о том, что следует рассматривать в качестве оптимального варианта общественного устройства. Тем не менее к концу XIX века консерватизм уже безусловно стал одной из разновидностей буржуазной идеологии и четко действовал в этих рамках. У него появилась собственная ниша. Консерваторы, подобно либералам, признавали ценность свободы, причем в иерархии свобод на первое место безусловно ставилось право на свободное обладание и распоряжение собственностью. Однако, в отличие от либералов, являвшихся рьяными сторонниками общественного прогресса, который позволяет решать все проблемы, консерваторы скептически относились к возможности построения рациональной модели общества, ибо общество состоит из людей, а человек от природы существо несовершенное и неразумное. Следовательно, рассчитывать на якобы имманентно заложенную в обществе способность к саморегуляции и самокритике не приходится. Лишь при наличии четких ограничительных установлений, проводимых в жизнь государством, можно избежать сползания к хаосу и анархии, сохранить традиционные ценности, без которых общество обречено на деградацию.

Эти три базовые разновидности идеологии присутствовали практически в любой из развитых стран. Естественно, у либерализма, марксизма и консерватизма были, наряду с общими, генетическими для этого вида общественно-политической мысли признаками, свои национальные особенности. Разным был и удельный вес этих концепций в общественно-политической жизни ведущих стран Запада. Но именно их борьба, их сложное взаимодействие определило динамику развития западной цивилизации, особенности перехода ее в стадию «индустриального общества».

«Рабочий вопрос» в последней трети XIX в

Завершение промышленного переворота и превращение крупной индустрии в основу экономики ведущих государств Запада превращало проблему взаимоотношений труда и капитала в стержневой сюжет, вокруг которого так или иначе стал вращаться весь политический процесс в наиболее развитых странах. Тяжелые условия труда, низкий жизненный уровень неизбежно порождали непрекращающуюся череду острых конфликтов между рабочими и предпринимателями. «Пионером» в этом вопросе была Англия, раньше других вступившая на путь индустриализации. Идеология классического либерализма исходила из того, что государство не должно вмешиваться в эти отношения, если они не ведут к нарушениям общественного порядка и не создают угрозы праву собственности. Во всех остальных случаях государство оставляло рабочих один на один с предпринимателями. Ясно, что у последних было явное преимущество по сравнению с неорганизованными рабочими. Это обстоятельство стимулировало рабочих к объединению в профессиональные организации, отстаивавшие их интересы. Опять-таки именно Англия стала родиной первых массовых профсоюзов (тред-юнионов).

К последней трети XIX века английские профсоюзы уже накопили немалый опыт в защите прав своих членов, в борьбе за улучшение условий труда и жизни рабочих. Еще в 1868 г. английские профсоюзы объединились в общенациональную организацию – Британский конгресс тред-юнионов (БКТ). Хотя формально эта организация занималась только экономическими вопросами, ее политическое влияние быстро росло, и перед правящим истеблишментом Британских островов остро встал вопрос: как реагировать на деятельность БКТ? Лидер либеральной партии Гладстон был убежден, что профсоюзы должны стать важной интегральной частью гражданского общества. Если не наладить с ними диалог, то они могут превратиться в серьезную деструктивную силу, постоянно дестабилизирующую общество. Именно поэтому Гладстон настоял на предоставлении профсоюзам прав юридического лица, но одновременно всячески стремился ограничить возможности для проведения профсоюзами массовых акций, организации давления на предпринимателей.

Профсоюзные организации быстро росли и в других развитых странах – США, Германии, Франции. Если в США созданная в 1886 г. Американская Федерация Труда (АФТ) изначально четко заявила, что мыслит свою деятельность в рамках существовавшей системы, и соответственно строила свои взаимоотношения с государством и бизнесом, то в Германии и во Франции отношения профсоюзов и властей были много сложнее. Дело в том, что в этих странах существовали достаточно массовые рабочие партии, опиравшиеся в своей деятельности на марксистскую идеологию. Они придавали важное значение укреплению своего влияния в профсоюзах, превращению их не просто в эффективный инструмент защиты экономических прав трудящихся, но в организацию, помогающую партии в реализации ее программно-целевых установок.

Быстрый рост влияния социалистических партий побуждал правящие круги Германии и Франции к жестким мерам по ограничению их деятельности. Особенно в этом плане отличался Бисмарк, по инициативе которого в Германии в 1878 г. был принят первый закон против социалистов, запрещавший деятельность всех политических организаций рабочих, лишавший их возможности пропагандировать свои взгляды через печатные органы. Понимая, однако, что одними репрессиями невозможно добиться стабилизации ситуации, Бисмарк пытался сочетать политику репрессий с определенными уступками рабочему движению. В 80-е годы была принята серия законов, вводившая в Германии систему социального страхования. Таким образом, государство в Германии явно отошло от позиции «ночного сторожа», стало достаточно активно вмешиваться в рабочий вопрос, пытаясь проводить в этой области собственную политическую линию. В 90-е годы правительство, возглавляемое новым канцлером генералом Каприви, встало на путь регулирования условий труда. Другое дело, что те стандарты, которыми продолжало руководствоваться правительство, и те, принятия которых добивались профсоюзы и рабочие партии, существенно отличались друг от друга, и диалога между властями, предпринимателями и представителями рабочих явно не получалось.

Отсюда нарастание забастовочного движения, которое подчас приобретало весьма драматичные формы. Широкий резонанс во всем мире получили события в США, связанные с забастовками сталелитейщиков в Гомстеде в 1892 г. и особенно Пульмановская стачка в Чикаго в 1894 г. Жесткая позиция предпринимателей и местных властей, а затем и федеральных привели к созданию крайне напряженной ситуации, а в Чикаго даже к человеческим жертвам. Эти события показали, что силовой подход к решению спорных вопросов в сфере трудовых отношений может толкнуть даже такую невосприимчивую к социалистическим идеям страну, как США, в пучину хаоса и гражданского неповиновения.

Это побуждало часть политической элиты США пересмотреть свои базовые установки в рабочем вопросе. В 90-е годы XIX века сторонники нового подхода к этой проблеме группировались вокруг кружка Т. Рузвельта-Лоджа. Политики нового поколения, тесно связанные с рядом крупных представителей академических кругов (Уорд, Эли, Кроули), молодые претенденты на руководство «великой старой партией» пытались убедить «старую гвардию» (Маккинли, Платт, Ханна и др.) в том, что необходимо отказаться от многих прежних стереотипов, прежде всего в сфере социальной политики. Т. Рузвельт понимал, что в условиях резкого обострения социальных конфликтов государство не может оставаться безучастным наблюдателем происходивших событий: пассивность федеральных властей ведет к укреплению влияния леворадикальных сил, стремящихся к уничтожению существовавшего правопорядка. Нейтрализовать их растущее влияние можно лишь путем активизации деятельности по реформированию всей сферы социально-экономических отношений. Только активное государство, выступающее в роли посредника в отношениях между предпринимателями и рабочими, может поддерживать социальную стабильность в обществе, полагал Т. Рузвельт. Деятельность его фракции закладывала основы того политического курса, который уже в XX веке получил широкое распространение в ведущих странах Запада и вошел в историю под названием либерального реформизма. В конструкциях реформистов рабочий вопрос из фактора, подрывавшего буржуазный правопорядок, должен был превратиться в некий пробный камень, на котором оттачивались положения развернутой, альтернативной марксизму концепции общественного развития, в основе которой лежала бы не борьба классов, а их сотрудничество.

Новое поколение либеральных реформаторов еще только готовилось сказать свое слов в решении рабочего вопроса, в то время как их леворадикальные оппоненты интенсивно наращивали свои усилия, нацеленные на то, чтобы превратить рабочее движение в главную силу, которой будет суждено похоронить капитализм и открыть новую эпоху в развитии человеческой цивилизации. Эффективность их усилий в значительной степени ослаблялась в силу того, что в этой среде шла острая, подчас ожесточенная борьба различных идейных течений, жестко конкурировавших между собой. Помимо того, что в самом марксизме выкристаллизовалось несколько различных течений, по-разному интерпретировавших его краеугольные положения, марксизму в целом противостоял еще целый ряд принципиальных противников капитализма, среди которых в последней трети XIX века большим влиянием пользовались анархисты. Особенно прочными позициями они обладали в романских странах – Испании, Италии, отчасти Франции.