Скорпика - Грир Макаллистер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Плохо?
– Плохо.
– Все еще думаешь о том, о чем не следует?
– Да, – ответила Азур, боль внутри нее нарастала, и ей было стыдно. Она считала себя воином. Она родилась не в том королевстве, но судьба привела ее в правильное место, и она нашла свою радость, свое предназначение с луком в руках. Этой слабостью она обесчестила Скорпику. И все, чего ей хотелось в этот момент, – это наполнить свою тунику камнями и бежать обратно в воду, на этот раз до конца. Чтобы присоединиться к своей подруге в смерти, оставив позади мир, который, казалось, не хотел ее.
– Есть только одна вещь, которая так же хорошо помогает освободить разум от беспокойства, – сказала Бохара, отложив бурдюк с вином и присев рядом с Азур на песок.
С пояса она сняла резной предмет, похожий на небольшую дубинку. Она была длиной с указательный палец, но гораздо толще, с достаточно большой петлей на одном конце, чтобы просунуть палец. Она была сделана из какой-то кости или рога, скорее всего, из рога, с толстыми гребнями по всей длине от петли до дальнего закругленного конца.
– О, – воскликнула Азур, указывая на него, цепляясь за возможность отвлечься. – Мне всегда было интересно, что это такое. Что это за оружие.
– Это… не оружие.
– А что тогда?
В усмешке Бохары промелькнуло что-то, чего Азур не поняла.
– Это инструмент удовольствия. Мелочь, которую я однажды подобрала в Сестии во время обрядов. Он сделан из рога барана, специально отполирован и обточен для этой цели. Не одобренный богом, конечно, но очень хороший для того, что бог любит делать там, внизу.
– Внизу?
Бохара рассмеялась.
– Я говорила о Сестии, ну да, еще… там, внизу.
Она протянула руку с рогом и коснулась им колена Азур. Сначала игриво. Потом воздух вокруг них словно затих. Она снова прикоснулась рогом к колену, на этот раз с внутренней стороны, и медленно, маленькими кругами провела кончиком по обнаженной коже.
– Разведи колени, – сказала Бохара почти обыденно.
Азур так и сделала, переместившись, чтобы положить одну руку на песок позади себя, поддерживая равновесие. Она чувствовала себя очень далеко, наблюдая, как роговой стержень с мягким, уверенным нажимом поднимается вверх, прочерчивая круги по внутренней стороне бедра, пока не скрылся под мягкой кожей юбки.
– Я доставлю тебе удовольствие, если ты этого захочешь, – сказала Бохара. – Я помогу тебе забыть.
Азур почувствовала, как рог достиг места соприкосновения ее ног и прижался к ее отверстию, продолжая кружить, волнуя там мягкую влажность.
Бохара тихо спросила:
– Хочешь?
Азур кивнула, раз, второй.
– Ложись.
Она опустилась на песок, руки по бокам, колени расставлены, лицо обращено к небу. Закрыв глаза, она услышала, как Бохара приблизилась. Через мгновение Азур почувствовала, как вторая рука скользнула под юбку. Эта рука двигалась не кругами, а линиями, кончики пальцев скользили по нежной, мягкой коже, пока подушечка большого пальца Бохары, более мягкая и проворная, чем рог, не достигла соединения. Когда палец дотронулся, надавил, подразнил набухший узелок, Азур охватило тяжелое, сочное тепло.
В одно мгновение характер поглаживаний изменился: большой палец и рог стали двигаться вместе в ритмичном созвучии, и это ощущение заставило ее громко вскрикнуть. Когда ее рот раскрылся, затылок сильнее вдавился в песок. Сама того не желая, она отклонила бедра назад, подалась всем телом вверх, жаждая большего.
Поглаживая ее, Бохара тихо сказала:
– Теперь ты понимаешь. Та, что ближе всех для меня, сейчас на задании в Ущелье Скорпиона. Я знаю, что значит тосковать. Что бы мы ни делали здесь, ты не станешь мне ближе, чем она.
Даже когда тело Азур поддалось прикосновениям более опытной женщины, про себя она мрачно рассмеялась. Как глупо было со стороны Бохары думать, что Азур привяжется к ней только из-за удовольствий. Привязанность Азур к Айсилеф была самой сильной из всех, что она когда-либо испытывала, такой же сильной она была и в смерти, хотя они никогда не ласкали друг друга вот так. Наслаждение не имело ничего общего с привязанностью. Она могла прикасаться к себе подобным образом, когда хотела, хотя это никогда не было даже близко к такому яркому, такому мощному, только своего рода механическому высвобождению. Экстаз, этот вид экстаза, казалось, не имел ничего общего с истинной радостью. Она радовалась дружбе Айсилеф и удовлетворению от битвы. Первое было навсегда потеряно для нее. Она не была уверена, что сможет вновь обрести второе. Позволив теплу охватить себя, она получила сладострастное утешение. Позволив себе перестать беспокоиться и тревожиться, хотя бы на время. Она раздвинула ладонями песок, погрузила в него пальцы, снова высоко подняла бедра, чтобы получить больше того, чего хотела.
Бохара умело работала рогом, вставляя и вынимая его, большим пальцем поглаживая пульсирующую точку замкнутыми, тесными кругами. В теле Азур накапливалось напряжение, сильное и горячее. Мир вокруг исчез – соленый воздух, запах кожи и мускуса, тягучая железная вонь битвы, даже другая женщина, казалось, находилась на большом расстоянии, теперь не имея для нее значения. Она была наедине с наслаждением.
Все сжалось в этот маленький, твердый узел, а затем, когда он напрягся слишком сильно, чтобы можно было терпеть, этот единственный свет в мире взорвался.
Азур полностью отдалась экстазу, ошеломленная его силой, которая удерживала ее в подвешенном состоянии в запредельном мире в течение неизвестного времени. Может быть, она издала какой-то звук, а может быть, и нет. Рог глубоко вошел в нее, и она сильно выгнулась, ее бедра испытали пульсирующее ощущение, а когда оно утихло, исчезло, по собственной воле нижняя часть ее тела замедлилась и замерла.
– Вот так, – сказала Бохара. – Я не ошиблась?
Азур не могла найти слов, но она кивнула, ее короткие мокрые волосы терлись о песок.
Бохара засмеялась, отвернулась и одним движением подняла бурдюк с «расколотым вином».
– Мир велик, – сказала Бохара. – Не думай, что ты уже все видела, малышка.
Через мгновение она уже исчезла, уходя от хрупкой Азур в сторону лагеря воинов. Азур услышала, как она снова засмеялась, как будто услышала шутку, которую стоило оценить по достоинству.
Азур лежала неподвижно, обессиленная, задумавшаяся. Между ней и событиями этого дня образовался разрыв. Завтра будет достаточно времени, чтобы подумать о них. Сейчас ее клонило в сон, может быть, немного от вина, но в основном, как она полагала, от удовольствия. Она позволила себе задержаться в его теплой тени, думая только об этом ощущении, об этом подъеме блаженства изнутри самой себя. Момент счастья, который этот
