Шахта - Михаил Балбачан

«Вона как! А Федор-то наш – молодцом!» – подумал Евгений Семенович и сказал:

– Раз такое дело, мы сейчас же начинаем составлять план-график на двадцать один день.

Начались пошлейшие препирательства. Один против двоих, Курнаков медленно, шаг за шагом, отступал. Он все больше мрачнел и вдруг, стукнув кулаком по подвернувшейся тумбочке, закричал:

– Две недели! И точка!

Бирюлев хотел вновь ринуться в бой, но Слепко пихнул его, и вместо ругани из горла управляющего «Шахтостроем» вырвался один только сип. Они вышли.

– Две недели! Слышите? Ни дня больше! В бараний рог!.. – неслось вслед.

«Не переборщил ли я? – подумал Курнаков. – Вроде не врут, меньше трех недель не получится. Ну, ничего. Запишем две, они сделают за три, мы им за это выговорок… А с энергетиками перекручусь как-нибудь недельку. Не впервой! Да, а приказ-то?» Он торопливо высунулся за дверь и крикнул секретарше вернуть только что вышедших товарищей.

В это время Слепко втолковывал набычившемуся Бирюлеву:

– Черт с ним, пусть запишет две недели. А мы – то, сё… Недельку продинамим. Ну, влепят нам по выговору. Делов-то…

– Верно говоришь! – обрадовался Бирюлев. – Голова!

Тут их вызвали назад.

– Товарищи, а как же с проектом приказа? – лицо Курнакова лучилось добродушием. – Что? Нет еще? Хорошо, даю вам дополнительно три часа. Включите туда все, о чем мы только что договорились, и – поподробнее. Ответственный… ты Слепко. Можете быть свободны. В трех экземплярах.

Выходя, Евгений Семенович изо всех сил саданул ногой по урне, стоявшей на крыльце. Та загрохотала по деревянным ступеням, щедро рассыпая окурки. У Бирюлева, напротив, настроение резко улучшилось.

Весь остаток дня, всю ночь и все следующее утро Евгений Семенович валандался со злополучным приказом. Курнаков уже дважды заворачивал его. В первый раз ему вообще все не понравилось. Он потребовал вписать фамилии всех бригадиров и прорабов, точные наименования восстанавливаемых объектов, полную спецификацию материалов и оборудования и тому подобное.

– Вижу, Слепко, ты в этом деле не сечешь, – отечески поучал он несчастного Евгения Семеновича, – вот, например, ты тут записал пять тысяч кубометров леса, а откуда они возьмутся, на что в точности пойдут и кто будет ответственным, не указал. По каждому пункту необходимо все расписать: кто, что и в какие сроки. Без этого у нас с тобой ничего не выйдет. Кстати, зачем тебе столько лесу? Это ж огромное количество! Это ж меня… Нет, тут обязательно нужно приложить самое подробное обоснование с расчетами. И по остальным пунктам, кстати, тоже. Тогда, браток, у нас с тобой комар носу не подточит! В таком, значит, разрезе. И побыстрей давай, ты сейчас один всю стройку тормозишь!

– Помилуйте, Иван Сергеич! Когда же мне это все писать? Мне восстановительные работы нужно организовывать, а не писаниной этой заниматься! Как хотите, а я такой приказ целый месяц сочинять буду!

Курнаков взвился.

– Месяц? Работать не хочешь? Чтобы через два часа он лежал у меня на столе! Организовывать он будет! Что ты там наорганизовываешь без утвержденного приказа? Детский сад! Да знаешь ли ты, что сам нарком утвердил строжайший порядок составления и прохождения приказов? Чтобы собрать людей, материалы и прочее, о чем ты там накорябал, потребуются визы целого ряда заинтересованных главков, причем не только из нашего наркомата, но и из НКПС, НКВД и много откуда еще! А ты думал! Так-то, брат. Организовывать он будет.

– Ведь за визами, чего доброго, в Москву ехать придется…

– Ну что ж, и поедем!

«Он просто идиот», – сообразил Слепко и смиренно продолжил:

– Разрешите выполнять? Вот только я обязан вам доложить, что товарищ Лучинский поручил мне немедленно начать разработку проекта восстановления шахты. Придется вам согласовать с ним этот вопрос, чтобы он назначил кого-то вместо меня.

– Постой! – забеспокоился Курнаков. – Что ж ты раньше-то молчал? Ну хорошо, твоя взяла. Пошлешь в Москву кого-нибудь из своих. Нет, так тоже не пойдет! – заломил он в отчаянии руки. – Запорете вы там всё. Что ж нам с тобой делать? А? Ладно, попытаемся, что можно, согласовать по телефону. Погубишь ты меня, Слепко. Хорошо, дай мне только текст, а уж дальше я сам как-нибудь.

Выйдя на улицу, Евгений Семенович облегченно утер трудовой пот и решил, что если третий вариант приказа тоже будет забракован, он просто прекратит заниматься этой ерундой, и будь что будет. Между тем в поселке творилась жуткая неразбериха. Со всех сторон начал прибывать народ. Валом валили рабочие, студенты, конторщики и инженеры, вызванные им самим, снятые Бирюлевым с других объектов, направленные кем-то из треста, спешно мобилизованные где попало по партийной или комсомольской линии или явившиеся вообще непонятно откуда и зачем. Люди приезжали в автобусах, на грузовиках, телегах и велосипедах, многие – так и просто приходили пешком. Всех надо было срочно оформить, накормить, разместить, распределить по несуществующим еще участкам, бригадам, звеньям, назначить начальников и ответственных, а также решить множество других безотлагательных вопросов, среди которых на первом месте стояла проблема обустройства сортиров. Слепко потерянно переходил от группы к группе, пытаясь что-то объяснять одним, узнавать новости у других, здоровался со знакомыми и знакомился с прочими, но быстро запутался и, с трудом отбившись, отправился на поиски Бирюлева.

Он нашел его в бывшем клубе, разрывавшегося на части и уже запаниковавшего. Пришлось послать в тартарары курнаковскую писанину и подключаться. Вдвоем они за час набросали список участков и назначили туда прорабов, из тех, кто случайно оказался под рукой и на кого, судя по внешности и документам, можно было хоть как-то надеяться. Окружавший их вселенский хаос разбился на полтора десятка сравнительно небольших вихрей, и ребром встал вопрос о плане восстановительных работ. Безусловно, решить его должен был Евгений Семенович. В этот драматический момент приехала Роза, его секретарша, с неизменно любезной улыбкой, портативной пишущей машинкой и запасом бумаги. Едва завидев ее, Евгений Семенович мигом настроился на нужную волну. Вопреки всяческим агрессивным поползновениям, он чуть не силой вытащил девушку из дикого сумбура, который Бирюлев с громом и молниями начал преобразовывать в настоящий штаб строительства. Они заперлись в дощатой будке у подъездных путей. Роза распаковала машинку, вставила, через копирку, три первых листа и взглядом дала ему понять, что готова. Евгений Семенович принялся диктовать. Сначала медленно, с трудом подбирая слова, но с каждой отпечатанной строчкой все быстрее и быстрее, на ходу прикидывая в уме варианты. Яркая брюнетка, опытная и отнюдь не глупая, Роза прекрасно владела всеми десятью пальцами. Они уже полтора года работали вместе, успели неплохо притереться друг к другу, и теперь, впав в творческий экстаз, перестали замечать бег времени. Когда работа подошла к концу, за окошком уже смеркалось. Там беспорядочно мельтешили какие-то люди. Надо сказать, результат немало удивил Евгения Семеновича. Получилось, что при неограниченных людских ресурсах и бесперебойных поставках шахту действительно можно было восстановить за две недели! Точнее, за пятнадцать с половиной дней, но Евгений Семенович поднапрягся и, потратив еще четверть часа, ужался ровно до четырнадцати. Оставалось, конечно, все это проверить, детализировать, разбить по участкам и бригадам. Роза, отстучав последние буквы по почти неразличимым уже клавишам, болезненно морщилась и дула на посиневшие пальцы. Вдруг будку сотряс мощный удар, и они в ужасе выскочили на улицу. Вокруг суетились раздраженные и не желающие отвечать на вопросы граждане с пилами, лопатами, ломами, носилками и прочими приспособлениями. Будку как раз сносили. Неизвестно откуда взявшийся армейский бульдозер отползал для второго и окончательного удара. Роза, завизжав, героически бросилась внутрь спасать казенную машинку и плоды их многочасовых трудов. Слепко, крикнув солдатикам, чтобы те немного погодили, последовал за ней. Едва они с Розой успели вынести свои вещи, как нож бульдозера врезался в дощатую стенку, и будка рассыпалась. «Надо же было вытащить стол, стулья, еще шкаф там стоял с какими-то бумагами, портрет Сталина…» – запоздало сообразил Евгений Семенович. Навстречу им смурные парни в синих спецовках тянули электрические провода.

Едва Слепко появился в помещении штаба, на него набросилась худая зареванная девица и принялась острыми кошачьими коготками рвать рубаху на его груди. Оказалось, это секретарша Курнакова. Так и не дождавшись вожделенного проекта приказа, тот отрядил ее на поиски Слепко. Когда же она вернулась ни с чем, замначальника главка объявил, что и ее, и беглого начальника института он увольняет, и дело их будет незамедлительно передано в нарсуд. Ситуацию разрядила рассудительная Роза, объяснившая всем собравшимся, что, поскольку Курнаков уволил собственную секретаршу, напечатать приказ об этом было некому, а значит, и плакать пока не о чем. Евгению Семеновичу этот довод не показался вполне бесспорным, зато он смог наконец поставить портативный «Ремингтон» на ближайший стол, рядом с которым обнаружился начальник его канцелярии Моголев, культурно пивший чаек с домашней пампушкой. Моголев был скромным бюрократическим гением. Большинство современников даже не подозревало, что им выпала честь коптить небо в одно время с этим великим человеком. Вкратце введя в курс, Слепко послал его к Курнакову, а сам с головой нырнул в родную стихию.