Неизвестные лица. Ошибочный адрес. Недоступная тайна - Клавдий Дербенев

Торопливо позавтракав, юноша подготовил велосипед, привязал к нему небольшую лопату, по привычке перекинул через плечо фотоаппарат, без которого никогда не выезжал за город, и отправился в путь.

…До Каменных Холмов было уже совсем недалеко. Чувство предосторожности заставило его спрыгнуть с велосипеда и сойти с тропинки, протоптанной по берегу, подняться на обрыв, где среди кустов, параллельно берегу, вьется другая тропинка. Максим знал, что по ней тоже можно проехать.

Вот они — Каменные Холмы. Максим сразу определил место, где стояла тогда палатка Моршанского. Но что это? У одного из валунов стоит велосипед. Немного левее усатый мужчина копает землю. Это было так неожиданно, что Максим растерялся. «Почему он роется на месте убийства?»

До Максима доносился скрежет лопаты о камень. Изменив положение левой руки, Максим задел висевший сбоку футляр с фотоаппаратом. «Я могу сфотографировать этого типа, — решил Максим. — Вот когда по-настоящему пригодится мое увлечение съемками длиннофокусными объективами!» Он вынул аппарат, навел на фокус и сделал несколько снимков.

А усач с упорством и поспешностью продолжал орудовать лопатой. Потом он отбросил ее, опустился на колени и, ползая на четвереньках, длинным ножом прощупывал почву. Он то скрывался за валунами, то вновь появлялся на виду. Вот он приподнялся с земли, схватил лопату и снова принялся копать. Так прошло несколько минут. Наконец он вышел из-за валуна с продолговатым предметом в руках. Присмотревшись, Максим понял, что это небольшой чемодан с блестящими замками. Мужчина торопливо вытащил из чемодана сверток в газетной бумаге. Заглянув в него, бросил обратно в чемодан и захлопнул крышку. Затем подошел к велосипеду и веревкой привязал чемодан к багажнику. Заметив на земле лопату, усач поднял ее, размахнулся и швырнул в реку. Теперь у Максима не было никаких сомнений: перед ним находился преступник.

«Ты от меня не уйдешь!» — прошептал юноша, увидев, как мужчина вскочил на велосипед и направился в сторону города.

В некоторые моменты кусты совсем скрывали его от Максима. Но вскоре он перестал беспокоиться, поняв, что перед ним был плохой велосипедист, и он его легко опередит. Максим представлял теперь, как на первой же улице города он обратится к постовому милиционеру. Однако получилось совсем не так.

Там, где река делает крутой поворот, мужчина остановился, неловко спрыгнул с велосипеда и долго вытирал платком вспотевшее лицо. Осмотревшись, поставил велосипед у стены обрыва, а сам сел на землю, раскинув ноги.

Стало ясно, что мужчина собирается освежиться в реке. У Максима возник план. Велосипед с привязанным к багажнику маленьким чемоданчиком стоял совсем рядом ниже Максима на какие-нибудь два метра. Максим спрятал свой велосипед в густом кустарнике и, когда мужчина по грудь зашел в воду, а затем поплыл, соскользнул с обрыва, схватил с земли всю одежду, оставив только сапоги, вскочил на велосипед и помчался. Вдогонку ему неслись крики.

Максиму давно не приходилось ездить на таком разболтанном велосипеде, какой сейчас был под ним. Но опыт, приобретенный тренировкой, позволял ему и на дрянной машине нестись с большой скоростью.

Три толстые тетради в зеленых картонных обложках, завернутые в рваную бумагу, — вот что увидел Орлов, откинув крышку небольшого чемоданчика, внесенного запыхавшимся Максимом к нему в кабинет.

То были записки брата Саши. Бегло просматривая тетради, Орлов выслушал взволнованный рассказ юноши, затем осмотрел одежду неизвестного. В карманах бриджей и пиджака оказались пачка папирос, спички, охотничий нож и пистолет системы «Вальтер».

Когда Максим, довольный своим успехом, ушел проявлять пленку, Орлов взялся за тетради. В одну из них был вложен пожелтевший лист бумаги. В письме Саши, написанном 30 декабря 1941 года, сообщалось:

«Дорогой брат Володя! Буквально через несколько минут уезжаю на фронт.

Как ты уже знаешь, последнее время я работал над большой повестью. Но я не писал тебе, что материалы для нее мне дал один лучанец, Олег Николаевич Моршанский.

Мне, как писателю, совсем не пришлось прибегнуть к выдумке в изложении событий, изображенных в повести. Все целиком записано с рассказов Моршанского. Но вчера он сказал, что все это правда. Только для того, чтобы замаскировать и оградить от ответственности людей, совершающих преступления, он наделил их вымышленными именами.

Свое поведение Моршанский объяснил политической несознательностью, а теперь, в эти тревожные дни войны, он, якобы, все глубоко осознал и раскаялся.

Мне больно сознавать, что я так долго верил Моршанскому, вместо того чтобы проявить бдительность, но теперь уже поздно плакаться об этом!

В конце третьей тетради, со слов Моршанского, я сделал расшифровку подлинных имен этих негодяев. Тот, который фигурирует в повести под фамилией Воронинский и кличкой Захудалый Аристократ, в действительности — Слободинский Глеб Александрович, названный Ланцетом — Игнатий Исаев и т. д.

Самая крупная фигура во всей этой истории — Слободинский. Он агент иностранной разведки. Факты, подтверждающие это, указаны в повести.

Володя, я не стал бы тебе все это писать. После ухода Моршанского я написал заявление в органы госбезопасности и со всеми материалами намеревался утром передать по назначению. Но когда я прочитал телеграмму о твоем приезде, решил оставить все до тебя.

Аню я не посвятил в эту историю. Она только передаст тебе письмо и тетради. Если ты по каким-либо причинам не приедешь в ближайшие дни, то пакет она отнесет в органы госбезопасности.

Но я надеюсь, что на этот раз ты обязательно приедешь и сам займешься разоблачением мерзавцев.

Через некоторое время сообщу тебе свой фронтовой адрес, и ты будешь держать меня в курсе дальнейших событий.

Твой Александр Орлов».

Орлов был знаком со Слободинским. В этом он убедился вчера. Он специально пошел посмотреть директора Дома культуры и застал его выходившим из подъезда в компании артистов областной филармонии. В смуглолицем толстяке Орлов сразу узнал мальчишку в бархатной курточке.

Пришел и ответ из Москвы от брата Анны Александровны, Виктора Александровича Полянова. Он писал, что Слободинского, работавшего в реставрационной мастерской, он помнит и привел ряд фактов, характеризующих этого проходимца.

Орлов отложил письмо и занялся просмотром тетрадей.

Постучав в дверь, вошел Ершов. Полковник ждал его с утра. Вчера поздно вечером, возвращаясь в трамвае домой, лейтенант увидел того, за которым охотился в последние дни. Когда Ершов выскочил из вагона, тот скрылся в воротах монастыря и будто провалился сквозь землю. И вот сегодня Ершов и Голиков отправились на поиски. Не говоря ни слова, лейтенант подошел к столу Орлова и развернул узелок: на столе оказались белая полотняная куртка и желтая соломенная шляпа.

— Были спрятаны, товарищ полковник, в нише лестничной клетки монастырской колокольни, — волнуясь, сказал Ершов. — Это то самое одеяние, в котором неизвестный сидел в цветнике и наблюдал за Бочкиным. Мы облазали все закоулки монастыря и ничего больше не нашли.

Орлов взял куртку и шляпу и отнес их на стул, где уже лежала одежда, привезенная Максимом.

— Пока только оболочка, — вздохнув, проговорил Орлов. — А где же люди?

Затем он решительно подошел к своему столу, взял тетрадь брата со списком фамилий и сказал:

— Немедленно установите, проживают ли эти лица в городе.

Вечером Кускова задержали жители Горликовской улицы, когда он в одном из дворов стащил сушившиеся на веревке брюки и рубашку.

В отделении милиции уже было известно о возможности появления в районе упитанного мужчины с рыжеватыми волосами и темными усами, одетого только в трусы и хромовые сапоги. Когда Кускову пришлось снять с себя чужое, у сотрудников милиции не осталось никаких сомнений, что перед ними тот, кого ищут.

Оказавшись в кабинете Орлова, Кусков растерялся, не ожидая увидеть столько устремленных на него глаз. Кроме Орлова здесь были прокурор, начальник отдела уголовного розыска подполковник Сабуров с заместителем Игловым, майор Заливов, лейтенанты Ершов и Голиков.

— Оденьтесь, — коротко сказал Орлов, кивком головы указывая на угол кабинета.

Кусков взглянул, и лицо у него посерело — на стуле лежала его одежда. Новая неожиданность поразила его, когда он, торопливо одевшись, подошел к маленькому столику, перед которым уже сидел до этого. На зеленом сукне стола стояла деревянная рамка с фотокарточкой Моршанского. Он усмехнулся, опустил голову и с каким-то злым упорством смотрел на ножки стола, не отвечая на вопросы, которые ему задавал Орлов.

Как только Кускову были предъявлены фотоснимки, сделанные Максимом на Каменных Холмах, он заколебался. Самое лучшее было бы рассказать сейчас все, но Кусков не мог решиться на это сразу. Ему еще казалось, что отрицанием вины он может спасти себя. Инстинктивно он оглянулся на стул, около которого одевался — чемодана там не было. Где же записки?