Неизвестные лица. Ошибочный адрес. Недоступная тайна - Клавдий Дербенев

Адамс сразу насторожился и, приложив руку к груди, ответил:

— Клянусь!

Тогда она положила свои пальцы на его руку и совсем тихо сказала:

— Здесь я обнаружила… Мне кажется, очень и очень важное…

Продолжая смотреть на Адамса, она стремилась проникнуть в душу этого человека. Адамс выдержал взгляд и даже погладил пальцы ее руки. Анна Александровна сказала:

— Когда у меня было больше сил, я осмотрела всю эту катакомбу… Искала выход. И вот обратила внимание на один камень. Он не такой, как все остальные. Но у меня ничего не было. Я отломила дужку ведра и вот этим… — Она с трудом вынула из-под спины железный стержень с загнутыми на концах петлями. — Смотрите, что стало с моими руками… — показала Адамсу ладони, покрытые ранами и ссадинами. — Все скоблила, скоблила, и знаете…

Она, немного подвинувшись, заставила Адамса приподнять уголок тюфяка, на котором лежала. Он сразу увидел камень, не соединенный с остальными. Анна Александровна протянула ему ведерную дужку, но Адамс достал из кармана складной нож и вставил лезвие в щель. Без особых затруднений он поднял продолговатый камень. Теперь Адамс уже не обращал внимания на женщину, ревниво следившую за его движениями. Он действовал быстро и умело. Под камнем в углублении лежала позеленевшая медная коробка. Руки Адамса дрожали. В эти минуты он забыл о своем положении, забыл обо всем — мысли его сосредоточились на находке. Безмолвно он открыл коробку и увидел в ней сверток, запакованный в черную ткань. Ему на колени упал лист хрустящей бумаги. Адамс развернул его и прочитал:

«Во имя отца и сына и святого духа! Я, игумен Павловского монастыря в граде Лучанске, раб божий Аркадий, находясь в здравом уме и твердой памяти, в ведомом только мне одному месте обители сей священной, сохранил от завистливого и жадного взора иноземных врагов Российского государства и святой православной церкви переданные мне на сохранение рабом божиим Николаем Чуевым документы, озаренные светом глубокого познания скрытых сил природы, созданной тобой, Боже.

Тати ночные в образе и подобии человеческом тщетно пытались похитить познанное рабами твоими — иноверцем Адольфом Переро и заблудшим в неверии Николаем Чуевым, которых ты, всемогущий, одарил умом необыкновенным. Они приняли мученический венец, будучи умерщвлены насильственно и без покаяния перед лицом твоим.

Тати ночные духом своим бесовским прознали про доверенное мне сохранение тайны сей и искушали меня, дабы воспользоваться открытием и направить во вред человеческого рода.

Да хранит тайну обитель сия освященная. Да будет мир в человеках и благие помыслы, направленные к тебе, Боже. Аминь!

Аркадий, игумен Павловского монастыря. Июля, 25 дня 1915 г.»

Адамс посмотрел на Анну Александровну. Она как бы ждала этого и прошептала:

— Там две тетради… Одна на русском, другая… Я даже не знаю на каком языке… Взгляните!

Адамс торопливо развернул черную, рвущуюся под его пальцами ткань, и в его руках оказались тетрадь в потемневшем кожаном переплете и записная книжечка в серой клеенчатой обложке. Его пальцы осторожно перелистывали слежавшиеся ветхие страницы записной книжки. Судя по надписи на первом листке, книжка принадлежала Николаю Максимовичу Чуеву. Адамс уже не в силах был сдержать охватившего его волнения и, не желая показать своего состояния, отвернулся от Анны Александровны. Потом он один разберется во всем этом, а сейчас, жадно пробегая глазами записи, читал отдельные места:

«…Наши исследования из области распадения атомов урана, тория, радия, полония и других элементов, радиацирующих на нашей планете, озаряли ярким светом возможность дальнейшего…

…Германская разведка прознала о нашем открытии. Всюду: в Стокгольме, Копенгагене, Амстердаме, Мадриде, Севилье, Париже, Вене — во всех городах мы чувствовали слежку… Работать в этих условиях было очень трудно, почти невозможно.

…Вот Переро и не стало! Мечта его о лаборатории в лесах Сибири так и осталась неосуществленной. Куда мне было отправляться дальше? Я избрал Россию, свою родину. Там зреют силы революции, и туда я понесу сделанное нами.

…Один русский в Берне дал мне явку к товарищу Андрею из Лучанска. Но, прибыв в этот город, верного человека я не застал — он был арестован и сослан на каторгу…

…Щупальцы германской разведки потянулись за мной и в Лучанск.

В городе широко рекламируют приезд какого-то ученого фотографа Честера Родса. Нервы мои настолько напряжены, что я думаю: доклады о фотографии только ширма, а подоплека — по мою грешную душу.

…Жена советует мне воспользоваться услугами ее брата, игумена Аркадия. Из бесед с ним я вынес впечатление, что он порядочный человек…»

Адамс взглянул через плечо на Анну Александровну, но та неподвижно лежала, и лицо ее было спокойно. Убедившись, что она не следит за ним, Адамс продолжал просматривать записную книжку. Он все еще никак не мог поверить, что то, зачем главным образом послан, находится у него в руках. В самом начале шпионской деятельности Адамс поверил в предсказанную ему одним хиромантом удачливость. И на этот раз обстоятельства сложились так, что он еще крепче поверил в свою счастливую звезду. «Кто мог подумать, что все это находится здесь, в каком-то заброшенном монастыре? Правда, Родс просил разузнать о судьбе монаха Аркадия, но особенно, не настаивал на этом…»

На последних страницах Чуев написал о сути открытия и о возможности использования энергии атома. Адамс никогда не углублялся в сущность достижений науки и техники, предпочитая практически пользоваться теми благами, которые они давали… За последнее время люди, распоряжающиеся им, стали требовать обязательного детального изучения почти всего, что имело какое-либо отношение к характеру задания. Однако Адамс не утруждал себя этим, надеялся на свой ум, изворотливость, решительность. Честер Родс перед отправкой Адамса в СССР снабдил его подробной справкой о современном состоянии работ в области использования атомной энергии, но он не стал ее читать и при первой же возможности уничтожил. Так и тут, открыв тетрадь в кожаном переплете, страницы которой заполняли текст на немецком языке, схемы и формулы, он ограничился прочтением первой страницы. Этого было вполне достаточно, чтобы убедиться в следующем: что не удалось добыть многим разведчикам, в том числе и Честеру Родсу, сделано им, Жоржем Адамсом.

— Ну, что вы скажете, Игорь Васильевич? — раздался за его спиной слабый голос.

Адаме вздрогнул, провел рукой по лицу и, обернувшись, стал складывать в медную коробку тетрадь и книжку. Затем, стараясь казаться равнодушным, ответил:

— Вообще трудно что-либо сказать. Я не специалист. Я — инженер-строитель… Все же какой-то интерес, может быть, только исторический интерес, эти записи имеют… Сейчас использование атомной энергии шагнуло так далеко, что изыскания ученых, имеющие сорокалетнюю давность, вряд ли могут быть ценными… Во всяком случае, эти старые записи следовало бы передать куда следует…

— Вы это сделаете? — с надеждой в голосе спросила Анна Александровна.

— Не сомневайтесь! Вот только удалось бы отсюда выбраться…

Адамс с коробкой направился к двери.

— Вы куда? — отняв от лица руку и следя за ним глазами, спросила она.

— Туда, — обернулся он.

— А дверь?

— Дверь не заперта. Но выхода из подземелья нет.

Он вышел из камеры. Анна Александровна неподвижными глазами смотрела на дверь, скрытую в сумраке, и со страхом думала: «А вдруг он с ними…»

Выйдя из камеры, Адамс положил на койку коробку, схватил фонарь и пошел к лестнице. Он поднялся по ступенькам и уперся в глухую и неподвижную стену. Адамс принялся стучать, но после нескольких ударов понял, что может попусту отбить руку.

Пошли четвертые сутки, как осиротел домик Орловых. Максим в это утро проснулся рано. Он спустил ноги с кровати и несколько минут сидел, поглядывая то на заваленный учебниками стол, то на одежду, сложенную на стуле. Старушка, приходившая вчера, говорила, что видела Анну Александровну во вторник вечером у Павловского монастыря. В памяти Максима всплыли разговоры о подземном ходе под монастырем, и, к удивлению своему, он припомнил, что впервые об этом услышал от Моршанского. Только промелькнул образ этого неприятного для него человека, как представилось кровавое зрелище на берегу Мыгры. Убийство Моршанского Максим не отделял от пропажи пакета, оставленного отцом, и который, как он все более убеждался, на погибель свою украл Моршанский. Где этот пакет? Максим — не следователь, но для него было ясно: будет найден пакет, будет определено и кто убил Моршанского, а это, возможно, наведет на след матери…

Совершенно непроизвольно вспомнились ему слова Моршанского, сказанные когда-то о земле, которая надежнее всяких сейфов может хранить тайну. «Не спрятал ли Моршанский пакет на Мыгре?» И тут у Максима появилась мысль съездить туда. Через минуту эта идея стала казаться ему жизненно необходимой, неимоверно важной.