Огненный столб - Джудит Тарр

Это было большим позором и настоящим поражением, о чем за пределами собственных покоев царицы не говорилось ни слова. Писцы сделали записи о победе. Народ приветствовал войска радостными криками, бросал им под ноги цветы и воспевал их триумф на улицах каждого города.

Это была ложь, но красивая. Казалось, сам царь поверил в нее. Он въехал в Мемфис на золотой колеснице, сияя золотыми доспехами, словно залитый солнечным светом. Тутанхамон еще немного вырос, раздался в плечах и был теперь уже совсем мужчиной.

Его царица ожидала его там же, где стояла при расставании, — во дворе у ворот, под золотым балдахином, окруженная придворными дамами. Она нарядилась с огромным усердием, чего Нофрет за ней прежде не знала. Ее платье было безупречной чистоты и тщательно уложено в складочки. Украшения она выбрала самые лучшие, словно доспехи из золота и лазурита. Краски на лице были наложены совершеннее некуда. Парик, увенчанный короной в форме змеи, спускался до плеч, все косички на нем были такими же ровными, как складки на платье.

Анхесенамон была прекрасна, как изображение богини, и так же неподвижна. Она сидела на позолоченном троне; маленькая нубийка обмахивала ее опахалом из перьев страуса, потому что даже в тени воздух был тяжел от жары.

По приветственным крикам толпы, становившимся все громче, все слышали, как приближается царь.

Наконец стали различимы стук колес и топот ног шагающего войска. Двор с лесом колонн сохранял мертвое спокойствие за высокими стенами, люди в нем были так же неподвижны, как и царица.

Царь ворвался, словно лев в стадо газелей. Служанки с визгом разбежались. Он остановил своих коней, заставив их подняться перед царицей на дыбы, соскочил с колесницы и бросился к ней, раскинув руки для объятия. Она рванулась к нему навстречу, забыв трон, скипетр и царственное достоинство, и когда он подхватил ее на руки, ее безупречное платье было безнадежно измято. Оба смеялись, она сквозь слезы, все было прощено и забыто — осталась только радость снова видеть друг друга.

У царя появилось несколько мелких ран: царапина от стрелы, след от скользнувшего меча. Царица уделила им массу внимания. Она собственными руками вымыла его, переодела в легкую одежду и повела в зал, где все было готово для пира. Супруги шли рука об руку, как ходили до ссоры, и очень медленно. Если бы не царские обязанности, они бы пренебрегли пиром и прямиком отправились в спальню. Но такой роскоши царю и царице не дано.

Это был великолепный пир, подавали блюдо за блюдом, даже целого быка, и по гусю каждому гостю. На столах громоздились горы пирогов и фруктов, к каждому блюду подавали разные вина. Придворные — и те, кто оставался дома, и те, кто ходил на войну, — пировали с большим аппетитом. Казалось, все, как и царь, убедили себя, что празднуют победу. Возвратившиеся воины рассказывали истории о побежденных врагах, богатых трофеях и захваченных городах. Все это было ложью. Огромной ложью, передаваемой из уст в уста, как будто повторение могло превратить ее в правду.

Несомненно, в Хатти тоже праздновали победу, рассказывая о разгроме Ашура и могучего Египта. Там истории были поправдивей, но сильно преувеличенные; количество захваченных пленных увеличивали на сотни, убитых — на тысячи, а добычу описывали такой, какой никогда не бывало ни у одного, даже самого богатого царя.

Ложь, как и кровь, — неотъемлемая часть войны. Правда о войне совсем непривлекательна — кровь, боль и внезапные смерти. Но с ложью она выглядела чудесно.

Когда Нофрет пришла в свою комнату, слегка пьяная и готовая отвечать на нетерпеливые ласки Сети поцелуями, его там не было. Она никогда не вышла бы за него замуж, но ей хотелось, чтобы он продолжал бывать в ее постели. Сети был нужен именно для этого. Его тепло, близость, удовольствие, которое он давал ей…

Но Сети не было и в помине, не пришел он и позже, спотыкаясь и благоухая вином. Нофрет спала одна, и в египетскую жаркую ночь ей было холодно, и даже во сне она злилась. Сон был не о Сети. Мужчина из ее снов носил иное имя, и лицо у него было другим: с орлиным носом, с черной бородой, обожженное солнцем и ветром. Он делал с ней то же, что и Сети. Но Сети не было ни наяву, ни во сне.

Нофрет проснулась полная решимости выбросить его из головы, если он так откровенно забыл ее. Конечно, он нашел себе другую женщину, готовую выйти за него замуж. Но она не унизится до того, чтобы идти разыскивать его. Покинутая женщина может стать только посмешищем, если будет повсюду ходить в поисках своего любовника.

Нофрет выдерживала характер ровно полдня. К этому времени стало ясно, что госпоже она совсем не требуется — та заперлась с царем и появится, как сказал, подмигнув, стражник у дверей, не раньше, чем его величество соизволит разрешить ей идти, все дела были переделаны, и служанки отпущены отдыхать.

Сначала Нофрет решила отдохнуть в своей комнате, но потом передумала и собралась пойти в сад, так часто служивший ее уединению. Но теперь там все было окрашено воспоминаниями о Иоханане. После его ухода она побывала там однажды и не могла думать ни о чем, кроме прикосновения его руки и звука голоса.

Она повернула в сторону караульного помещения. Войти и подвергнуться ухаживаниям досужих вояк было ниже ее достоинства. Но можно было подойти к человеку, который сидел у дверей, чистил свой шлем и зевал во весь рот, хотя уже миновал полдень. Она небрежно толкнет его ногой, если он недостаточно быстро посмотрит вверх, а когда он поднимет покрасневшие от вина глаза, спросит:

— Могу ли я поговорить со стражником Сети?

Мужчина смотрел хмуро, как будто ее голос был слишком громким или резким для его ушей, а свет — чересчур ярок для его глаз, видевших так много света ламп и так часто глядевших на дно винной чаши. Но казалось, он знает ее, и поэтому вздрогнул, что неудивительно; он в неподобающем виде, а она так близка к царице.

— Госпожа, — промолвил он. — Госпожа… я не…

— Ты что здесь, посторонний? Ты не знаешь Сети?

— Птамос, — раздался голос изнутри, — в чем дело?

Человек со шлемом с облегчением повернулся к прихрамывающему пожилому человеку в шрамах.

— Она ищет Сети.

Пришедший смерил Нофрет взглядом. В его взгляде не было никакой похотливости, но мелькнуло что-то странное, непонятное, какая-то напряженность, не относившаяся к ее красоте или отсутствию таковой.

— Ах, вот это кто, — он слегка кивнул, — служанка царицы. Мы знаем тебя, госпожа. Будь благополучна.

— Я ищу, — сказала она терпеливо и осторожно, — стражника, который ушел с войском. Его имя Сети.