Жена самурая - Виктория Богачева

Я обещаю тебе, что когда мы закончим войну, когда я вырежу клан Тайра до последнего человека, все изменится. Верь мне.

Я усилю охрану поместья. Я знаю, что ты навещала наши деревни и не давала крестьянам забыть, что в поместье по-прежнему есть Минамото. Но теперь я прошу тебя воздержаться от подобных поездок. Ты должна беречь себя и ребенка. Мы готовимся к наступлению, а Тайра сейчас слишком уязвлены и злы — они нанесут удар по единственному, что может меня затронуть

Тебя я видел,

Не зря прошло мгновенье,

Что выпало мне.».

Свиток выскользнул из рук Наоми, но она не обратила внимания. Ее лицо было залито слезами, что текли и текли по щекам, стоило ей только моргнуть. Всхлипнув, она прикусила кожу на запястье, чтобы приглушить рвущиеся изнутри стоны. Такеши был жив, Боги, был жив!.. А Кенджи-сама — мертв…

В голове стояла оглушительная, звенящая пустота. Некоторое время Наоми неподвижно смотрела на стену напротив, не моргая. Если бы она не выучила почерк мужа, то могла бы подумать, что письмо написал не Такеши. Так оно было на него не похоже… Наоми еще сильнее впилась зубами в запястье, краем сознания представив, как выглядит со стороны: заплаканная, жалкая, неподобающим образом сидящая на татами, будто служанка!.. Она подавила очередной всхлип.

Такеши был жив!.. Месяцы прошли с того дня, когда Тайра его забрали. И она ни на минуту не переставала верить. Она не упоминала о нем в прошедшем времени, говорила «когда», а не «если» он вернется. Она не переставала ждать своего мужа, которого успела не слишком хорошо узнать, и вот сейчас она получила от него письмо, и Такеши просит — просит ее! — беречь себя и ребенка.

Он даже не спрашивает, кто у него родился!.. Он говорит, что видел ее, находясь в бреду… Наоми глухо завыла, прокусив кожу на запястье. Какой же бессовестной, неблагодарной дрянью она была, когда посмела разочароваться в своей дочери.

Глава 35. Муж и жена

Утерев с лица чужую кровь, Такеши оглянулся. Его люди бродили вокруг, добивая раненых солдат Тайра. На свежевыпавшем снеге, который им не удалось затоптать во время битвы, алели кровяные потеки. Свет яркого, но по-зимнему холодного солнца нещадно резал глаза и искрился, отражаясь от белой глади земли.

Опустившись на колени и придерживая рукоять катаны культей, Такеши принялся очищать снегом лезвие от крови, пока та не засохла. Если медлить с этим, металл со временем начнет портиться.

— Господин?!

Он посмотрел на взволнованного Яшамару, который стремительно шагал к нему, вот-вот готовясь сорваться на бег. Встретившись с ним взглядом, мужчина осекся, замедлился и склонил голову.

— Прошу прощения, Такеши-сама.

Минамото хмыкнул и вернулся к прерванному занятию. Яшамару, очевидно, решил, что он ранен, вот и мчался к нему едва ли не через все поле, на котором развернулась короткая, ожесточенная битва.

В эту вылазку Такеши впервые взял Мамору, и Яшамару буквально разрывался между своим господином и сыном. Но первым кинулся к Такеши, потому что долг перед ним был намного выше долга отца.

А мальчишка оказался хорош. Минамото велел ему держаться себя, и во время битвы тот постоянно был у него на глазах. И, подобно отцу, все норовил стать на пути солдат, что стремились к Такеши.

— Мы закончили, Такеши-сама, — со спины к нему подошел один из воинов. — Живых не осталось.

— Хорошо. Отрубите головы и выкиньте вблизи какой-нибудь деревни Тайра, — он насухо протер лезвие краем своих хакама и выпрямился.

Война затягивалась. То, о чем говорил отец год назад, и то, чего они так не хотели допустить, случилось. Они сражались уже почти одиннадцать месяцев, и наступление зимы не предполагало быстрой развязки. Их противостояние превратилось в позиционную войну, когда они пассивно оборонялись, время от времени совершая быстрые вылазки, и ни у одной из сторон не было достаточно ресурсов, чтобы прорвать оборону другой.

Такеши ненавидел такой расклад сил, и потому гораздо чаще, чем требовалось, собирал своих людей, чтобы уколоть Тайра, разбить какой-нибудь малочисленный, оторвавшийся от основных сил отряд.

Нарамаро говорил, что так он мстит за свой плен. Но Такеши не был с ним согласен. Он ненавидел ждать и никогда не умел. И неделями стоять на одном месте ненавидел также.

Они увязли, самое меньшее, до весны. А, может, и дольше, если сохранится текущий расклад сил. Им отчаянно были нужны союзники, но во всей стране не осталось значимых кланов, которые еще не были бы втянуты в эту войну. Кроме клана Асакура, но их нейтралитет никому не удавалось сломить уже сотню лет.

Такеши шагал по снежному полю их битвы, и зимний ветер трепал полы его куртки. Он не чувствовал холода, пока бился — кровь кипела в нем с прежней ожесточенной яростью, которую он не потерял во время плена. И хотя открытый, бескрайний простор все еще вызвал у него беспокойство, он научился подавлять его прежде, чем кто-то заметит. И уже несколько недель не позволял себе вздрагивать, если кто-то внезапно его касался. Но уродливые шрамы на груди и обрубок отзывались на изменения погоды тупой, ноющей болью, и в такие минуты Такеши напоминал себе дряхлого старика.

В нескольких сяку от него Яшамару ощупывал сына на предмет ранений. Со своего места Такеши разглядел и бледность мальчишки, и дрожащие руки. Ничего. После первого сражения так бывало почти у всех. Сколько бы тебя ни тренировали, сколько бы ни учили убивать — в настоящей битве многое оказывалось совсем не так. Но Мамору не испугался, не застыл в неподвижности, не наделал глупостей, чем заслужил короткий одобрительный кивок Такеши.

Минамото засвистел, подзывая Молниеносного, но не стал его седлать, взял под уздцы и повел за собой по снегу. Солдаты потянулись ему вслед: десяток прекрасно обученных и натренированных воинов, которых отбирал он сам.

— Надвигается буря, — Яшамару, догнав его, держался на полшага позади.

Такеши посмотрел на безоблачное небо и сощурился. Вдалеке по линии горизонта угадывалась легкая дымка. К ночи она настигнет их и разразится сильнейшим снегопадом.

— Мы уже будем в лагере.

— Может быть, остановимся ненадолго, прежде чем…

— Нет, — он резко перебил Яшамару и быстрее зашагал вперед, потому что не собирался это обсуждать.

Такеши знал, что неправильно заставлять солдат, проведших в седлах всю долгую ночь и встретивших рассвет в сражении, отправляться в обратный путь даже без краткой передышки. Но то, что открытое пространство больше не вызывало у него беспокойства, не означало, что