Тайна гибели Лермонтова. Все версии - Вадим Хачиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все они должны быть известны тем, кто стремится проникнуть в тайну гибели поэта. Должны быть известны и те роли, которые они играли в событиях лета 1841 года, пусть даже для большинства эти роли были ничтожно малы. Об этих людях и поговорим.
Миф о «лермонтовской банде»
«Лермонтовская банда», или «ватага». Так в лермонтоведческой литературе называют группу молодых людей, которые окружали поэта в Пятигорске летом 1841 года. Впервые появившись книге Висковатова, «банда», которой якобы предводительствовал Лермонтов, в том или ином виде кочуя по многим биографическим трудам, благополучно дожила до наших дней. Е. Хаецкая (2011): «„Лермонтовская банда“ (опять сколотил „шайку“, „банду“, „компанию“ – не мог без этого) вызывала определенное раздражение, особенно у петербуржцев, которые приезжали на Кавказ впервые».
Во многих рассказах о последних днях жизни поэта рисуется коллективный портрет этой самой «банды», представляющей собой некую монолитную массу. Действительно, на первый взгляд, между представителями лермонтовского окружения наблюдается очень большое сходство. Это, как правило, люди молодые – от 22 до 27, но в основном 24–26 лет. Большинство их составляли гвардейские офицеры, друзья, приятели, хорошие знакомые Лермонтова по Петербургу. Почти все они – представители известных аристократических фамилий – Столыпиных, Мартыновых, есть среди них титулованные особы (князья Трубецкой, Васильчиков, Гагарин, Барятинский, братья Долгорукие, граф Ламберт), а также сыновья видных сановников и военных – Дорохов, Бенкендорф, Арнольди. Или же такие видные фигуры, как Лев Пушкин, брат великого поэта, и Дмитриевский, ныне забытый, но тогда считавшийся известным стихотворцем.
Сходством социального статуса общность этих лиц не ограничивается. Сходны были и их судьбы – все, за малым исключением, прибыли на Кавказ из Петербурга («кому вреден Север, кому нужен крестик», – отметил университетский однокашник Лермонтова Н. Туровский). Почти все они храбро воевали, некоторые получили ранения (Трубецкой, Глебов, Дорохов), то есть образовали спаянное кровью «фронтовое братство». Некоторое исключение составляли штатские – Васильчиков, присоединившийся к компании еще в Петербурге, и Дмитриевский, в прошлом сам боевой офицер, подружившийся со многими из компании еще в Тифлисе, где он служил чиновником.
Примыкали к молодежи и люди постарше. Скажем, декабристы (Лорер, Голицын, Вегелин, Назимов, Черкасов) хоть и числились «государственными преступниками», но тоже были представителями видных аристократических семейств, некогда столичными жителями и гвардейскими офицерами. И тоже храбро воевали на Кавказе – то есть оставались людьми того же круга и, как теперь говорят, «менталитета». Были тут и ветераны-кавказцы, имевшие более высокие чины, но опять-таки с очень похожими судьбами и одинаковым прошлым – Петербург, гвардия, вращение в светском обществе, а позже – боевые действия на Кавказе. Полковники Безобразов, Голицын, Манзей тоже входили в лермонтовское окружение. Почти все составлявшие его, независимо от возраста и чинов, были примерно равны по уровню образованности, связаны давним общением, а многие и родством – если не прямым, то через двоюродных сестер и братьев, тетушек, дядюшек (как тогда говорили – свойством).
Вот такая сразу бросающаяся в глаза общность делала незаметными некоторые отличия и приводила к тому, что лермонтовское окружение в глазах и некоторых мемуаристов, писавших свои воспоминания тридцать – сорок лет спустя, и первых биографов, и, особенно, позднейших исследователей выглядело единым, монолитным. Согласно свидетельствам современников и высказываниям позднейших авторов, компания эта окружала поэта с первых дней его появления в Пятигорске, вместе с ним плясала на балах, ездила на пикники, играла в карты, ухаживала за хорошенькими женщинами, а некрасивых дам осмеивала якобы придуманными Лермонтовым кличками «кукушечка», «канареечка», «цапля». Ну чем не «банда», «шайка», «ватага»?
И все же: насколько сплоченной и монолитной была эта компания? Насколько единообразным было ее поведение? Давайте поговорим об этом после того, как познакомимся с конкретными представителями лермонтовского окружения.
Последний свидетель А. И. Арнольди (1817–1898)Однополчанин Лермонтова по Гродненскому гусарскому полку, он оказался рядом с поэтом в последние недели его жизни. Мало этого – волею судьбы стал последним из лермонтовского окружения, который не только видел Михаила Юрьевича в роковой день 15 июля, но и зафиксировал обстоятельства встречи с ним в своих записях.
Александр Иванович Арнольди родился 21 апреля 1817 года. Он был старшим сыном известного боевого генерала Ивана Карловича Арнольди. Дядей мемуариста по матери был декабрист Н. И. Лорер. После смерти первой супруги, матери Александра, генерал женился на вдове, Софье Карловне Россет, – ее дочерью от первого брака, и, стало быть, сводной сестрой Александра оказалась фрейлина А. О. Россет-Смирнова, приятельница Пушкина, Жуковского, Гоголя.
Воспитание Александр получил в самом аристократическом военно-учебном заведении той поры – Пажеском корпусе. В 1837 году был выпущен корнетом в лейб-гвардии Гродненский гусарский полк, где некоторое время пришлось служить и Лермонтову. В отличие от других гвардейских полков этот полк размещался в Новгородской губернии. Вероятно, отдаленность от столицы сделала полк «местом ссылки или какого-то чистилища» для штрафных офицеров гвардии, в том числе и для Лермонтова.
Как и другие однополчане, Арнольди, по его собственному признанию, видел в Лермонтове не столько великого поэта, сколько товарища-офицера. Близких отношений между ними в полку не возникло. Да и встреча в Пятигорске, куда летом 1841 года молодой офицер приехал на лечение вместе с семьей, не была особенно горяча. Позже Арнольди вошел в круг лиц, с которыми Лермонтов в те дни был достаточно близок.
Живя по соседству, они постоянно посещали друг друга. Так, Арнольди отмечает, что не раз сиживал на балкончике лермонтовского домика, а Михаил Юрьевич частенько заходил в соседний дом Уманова, где жил Арнольди. Другой сферой общения был кружок гвардейской молодежи, совместно развлекавшейся на бульваре, в Ресторации и т. д. Одним из общих дел этого сообщества был бал у Грота Дианы – в его подготовке Арнольди принимал весьма деятельное участие. Наконец, оба они проводили немало времени в обществе ссыльных декабристов, с которыми Лермонтов общался и ранее, а Арнольди познакомился тем летом через своего дядю Лорера.
Поправив здоровье на Водах, Арнольди в следующем году принял участие в боевых действиях на Кавказе, получил свою первую боевую награду – чин штаб-ромистра, после чего возвратился в свой полк и оставался там более двадцати лет. Во время Русско-турецкой войны 1877–1878 годов Арнольди командовал 4-й кавалерийской дивизией и был первым русским губернатором освобожденной Софии. Его имя, как одного из выдающихся боевых генералов этой поры, отмечено было в 1881 году на страницах «Русской старины». В середине 80-х годов Арнольди вышел в отставку. Объявление о смерти генерала от кавалерии А. И. Арнольди 25 января 1898 года появилось в газете «Новое время», где был напечатан и краткий его некролог.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});