Семиозис - Сью Бёрк

не видно и почти ничего не слышно: тихое царапанье стекловарских когтей по тротуару, потрескивание собираемого хвороста, далекие стоны. Запахи летят в воздухе дальше, чем пыльца. Кот извивается. Бартоломью принюхивается и прислушивается.

– Ох, нет! – шепчет он.

Он понял, что происходит! По-моему, понял. Он отпускает кота, осторожно выскальзывает из дома и пробирается по палисаднику, а потом медленно проходит по другому палисаднику и попадает на улицу – почти так же тихо, как кот, хоть он и не такой ловкий и, наверное, мерзнет в одной только ночной рубахе. Надеюсь, он кого-нибудь разбудит… Сосну! Вот кто нам сейчас нужен.

Стекловары рыщут между домами, прислушиваются у дверей и входят в те дома, где нет жильцов. Обыскав какой-то сарай, они вооружаются косами, ножами, лопатами, веревками и вилами. Из еще одного сарая они берут молотки, пилы и топоры. Оружие люди держат у себя в домах: луки, стрелы, дротики и мачете, – так что оно в руки стекловаров не попадет, но коса или топор тоже опасны. Сироты продолжают обыск, грабят вискозную мастерскую, вынося ножи и сечки для измельчения целлюлозной коры. Другие сироты развлекаются тем, что устрашают Мари и Люсиль, удерживая их своими когтями. Глаза у меня очень близко от них – и я вижу кровь. Мне противно.

Сероглазка и ее семейство начинают шевелиться, а потом и Видеть-Ты. Возможно, попавшие в воздух запахи сообщают им о неприятностях. Видеть-Ты открывает дверь, принюхивается – и будит человека-охранника, который заснул у ее двери, – юного Петра. Он пытается что-то сказать, но она его затыкает и жестами приглашает войти.

– Мы говорить, – бормочет она.

Он озирается, сонный и растерянный. Она хватает его за руку и затаскивает в дом. Дверь закрывается.

Кажется, Бартоломью и правда направился к дому Сосны. Он бежит по улице, оглядываясь, с трудом удерживается от вскрика, когда ушибает обо что-то ноги в одних носках. Бартоломью заворачивает за угол, оказывается у дома Сосны, тихо стучит и тут же входит, шепча:

– Сосна. Это Бартоломью. Тихо. Не шуми.

Он закрывает дверь. Я слышу какой-то разговор, даже восклицания. Сосна будет знать, что делать.

Найденной веревкой сироты связывают Люсиль и Мари в роще, куда притащили хворост, продолжают обыскивать дома. Хворост пугает. Люсиль пытается заговорить, но ей продолжают зажимать рот. Она смотрит на Мари и вопросительно хмыкает. Мари не реагирует, и глаза у нее закрыты, но она дышит. Травмы от когтей светятся теплом. Я пытаюсь перекачать в стволы и листья воду. Надеюсь, что Сосна отреагирует без колебаний. Она ждала этого момента.

Теперь сироты ищут источник огня. Трое выбивают дверь дома, где живет одна из старых охотниц. Беатрис, единственная бабушка на весь город.

Дверь у Сосны распахивается. Она выскакивает на улицу, застегивая на запястье защиту для стрельбы из лука.

– Посмотрим, – шепчет она через плечо Бартоломью.

Он бежит за ней, но отстает.

– Но они внутри, – шепчет он. – Сироты в городе.

– Да, и так называемые «дружественные» царицы здесь. Вы их впустили. Может, это они.

В дальней части города открывается дверь дома Видеть-Ты. Петр выходит и начинает кричать мальчишеским тенорком:

– К оружию! К оружию! Сироты в городе!

Он держит лук наготове, и его сопровождают основные Видеть-Ты. У одного – нож Петра, двое других держат поленья, как дубинки. Петр обожает Люсиль. Он сделает все возможное, чтобы ее спасти.

В доме прабабушки Беатрис раздаются крики, потом наступает тишина. Оттуда выбегают двое сирот. У одного – миска с углями из ее очага. Беатрис появляется в дверях, привалившись к косяку. Кажется, она ранена.

– Сироты в городе! Речные ворота!

Голос у нее слабый, хриплый.

Сосна бежит быстрее. У нее за спиной Бартоломью начинает кричать:

– Сироты в городе! К оружию! Речные ворота!

Его услышат, отреагируют. Женщинам придут на помощь.

Беллона выкрикивает приказы, уже не думая о скрытности.

Основные перестают зажимать рот Люсиль, порезанный и окровавленный из-за их когтей, и она орет снова и снова:

– Ккак! Прекратите!

Она окликает Мари:

– Как ты? Помощь идет!

Мари рядом с ней не шевелится.

Какой-то сирота-работник высыпает угли на сухие листья на хворосте, дует на них – и появляется пламя. Сироты торжествующе кричат и выделяют бензальдегид, пиридин и другие сильно пахнущие вещества.

Пламя разрастается. Я выталкиваю воду из пор, словно росу – ее столько, чтобы она прошла дождем, выиграла минуту… но сироты прикрывают огонь руками и продолжают подкладывать в него растопку. Огонь усиливается, жар растет – и прямо над ним сок в листе закипает, веточка выпускает пар, кора опаляется. Из-за давления пара вода вверх по стволам не идет. Давление нарастает, пока ксилеммы не лопаются и пар наполняет мои ткани, обваривает меня изнутри – и это мучительно. Однако я не разрываю контакт, чтобы наблюдать за событиями и делать то немногое, что мне доступно. Двадцать, тридцать листьев увядают, усыхают и начинают гореть. Однако пока пламя далеко от Мари и Люсиль, которая продолжает дергаться и кричать.

– Прекратите! Мы можем поговорить! Пер-зи кик кик тцее!

Сироты презрительно передразнивают ее.

Мари еще дышит, хотя ее одежда, как и у Люсиль, запятнана влажной кровью. Люсиль дергается в путах – и они тоже влажные.

Сосна добегает до речных ворот, осматривается и, незамеченная, скрывается в тени одной из моих рощ. Она ничего не предпринимает – но она одна. У сирот преимущество. Однако я вижу, как по всему городу из домов выходят бойцы. Спасательная операция начнется скоро, очень скоро.

Бартоломью прибегает с копьем в руке. Темно-синяя ночная рубаха работает как камуфляж. Он крадется по теням к Сосне. Они перешептываются, их слова тонут в криках сирот. Потом их голоса становятся громче.

– Они жгут Стивленда! – говорит он.

– Стивленда много.

– Огонь доберется до Люсиль!

Она молчит, а потом спрашивает:

– Что мы можем сделать?

– Хоть что-то! Отвлекающий маневр?

Мне хотелось бы сказать им, что я замедляю распространение огня, я увлажнил хворост и моя собственная древесина насыщена влагой. Она вскипает и в конце концов горит, но медленно, очень медленно.

Другие бойцы мирян еще в ста метрах, но они спешат изо всех сил. Беатрис уже натянула лук. Петр ломится через сад и уже почти на месте, и основные Видеть-Ты бегут с ним.

Люсиль продолжает молить.

– Слишком поздно, – говорит Сосна, но я-то вижу, что еще не поздно. Сейчас – самое время. Она смотрит на огонь. – Нас убьют.

– Подмога близко, – говорит ей Бартоломью. – Мы можем сражаться.

– Нас убьют.

– Ты ничего не станешь делать?

– А что мы можем сделать?

– Нет! – С этим криком Бартоломью