Нечеловеческие хроники - Наталья Лустина

Дарий молча отошел, сел возле меня и, обняв как ребенка, начал укачивать.

— Я в порядке… — прошептала я, не в силах оторвать глаз от Нинон.

Сокрушительные приступы кашля повторялись все реже, но ее бледность становилась просто пугающей!

— Что с ней? — опять почему-то шепотом спросила я.

— Она борется… — так же тихо ответил мне Дарий.

Маркус поймал взгляд Дария и долго сверлил его своими зелеными глазами, в них сквозил невысказанный вопрос, после чего Дарий коротко кивнул и, отвернувшись, спрятал свое лицо в моих спутанных волосах.

Тогда Маркус снова взялся плести своими удивительными пальцам невидимы узор, что-то еле слышно читая.

Нинон становилась синюшней, приступы кашля больше не повторялись, она лежала абсолютно недвижимо, словно медленно угасая.

Мишель навис над ней, жадно ловя любые признаки изменений. Он был на грани отчаянья.

Ревекка, словно сканируя пространство, переводила рубиновый взгляд с одного на другого участника этой пантомимы.

Я вообще ничего не понимала. Мне было страшно. События неслись снежным комом, сменяя друг друга, и становилось только хуже и хуже. Казалось, что я была окружена не друзьями, которых хорошо знала, а какими-то чужаками, готовыми вцепиться в глотку друг другу при любом удобном случае. Эта готовность, словно витала в воздухе. Я только сейчас поняла, что сама напряжена до предела так, словно пришло время защищать свою жизнь.

Маркус закончил свое плетение и шагнул к Нинон.

— Даже не думай! — заорал Мишель, закрывая ее своим телом.

— Не будь дураком, дай ей шанс! — возразил Маркус, глядя ему в глаза с ощутимым нажимом.

В лице Мишеля что-то дрогнуло, словно оборвалось.

— Хорошо… — обреченно пробормотал он, открывая Маркусу доступ к Нинон.

Азарий что-то «погрузил» в грудь Нинон, взял ее голову в свои ладони и застыл, словно изваяние.

— Что он делает? — опять шепотом спросила я.

— Помогает… — голос Дария больше походил на шелест. — Она не справляется…

Мишель резко вскинул голову и посмотрел на Дария. В его взгляде бушевала неприкрытая ненависть. Эта дуэль длилась довольно долго. Наконец Дарий кивнул:

— Если тебе так легче…

Я не поняла о чем речь, и только растерянно смотрела на этих бессмертных. Казалось, что все нити дружбы, благожелательности, понимания, связывавшие их, едва возникнув, лопались с треском, словно перетянутые струны скрипки. Они раздавали обещания ненависти друг другу холодными взглядами. Лица выражали решимость, но к чему?!

На что они были готовы пойти и ради чего?!

— Ее состояние меняется. — голос Ревекки, привлек всеобщее внимание к Нинон.

Мертвенная бледность покидала ее лицо, губы перестали быть синюшными, их белесый оттенок был близок к розовому и, насколько я могла судить, она дышала, почти незаметно, но все же.

Маркус впервые пошевелился, нашел глазами Дария и спросил:

— Яд, при тебе? — Дарий кивнул. — Нужно еще…

— Это ее убьет! — возразил он.

— Уже нет, скорее придаст сил. — лицо Маркуса разгладилось, казалось еще немного и он улыбнется.

Дарий с сомнением протянул Маркусу маленький пузырек, но он не успел его взять, т. к. Мишель опередил азария.

— Яд?! — Мишель был близок к безумию.

— Сейчас это единственное лекарство… — осторожно сказал Маркус, пытаясь забрать пузырек из судорожно сжатого кулака хранителя. — ей придется пить его еще какое-то время, но это поможет.

— Вы ее убиваете! — закричал Мишель и бросил пузырек в пол, намереваясь разбить его.

Все пришли в движение, но Ревекка опередила. Она подхватила злополучный пузырек у самого пола и быстро отпрянула от хранителя.

— Совсем с катушек послетали! — процедила она сквозь зубы и протянула «яд» Маркусу.

— Мишель, прошу тебя… — простонала я, — дай им помочь… я сама не все понимаю… но они борются за нее, а не против.

Мишель отступил от кушетки, безжизненно опустив руки и замер, словно смирившись.

— Сколько капель ты ей дал? — требовательно спросил Маркус, стоя со стаканом воды в руках.

— Пять. — откликнулся Дарий.

— Значит четыре в самый раз. — пробормотал Маркус себе под нос, отмеряя сомнительное лекарство в стакан с водой, а затем он медленно влил его сквозь полуоткрытые губы Нинон.

— Ждем… — заявил Маркус и отошел, предусмотрительно спрятав пузырек во внутренний нагрудный карман своего пиджака.

— Чего именно? — нерешительно спросила я.

— Этого… — Маркус кивком указал мне на Нинон.

Она слабо пошевелилась, открыла глаза, мутные, как при сильном жаре и беззвучно зашевелила губами.

— Что, любовь моя?! — Мишель снова был рядом.

Кушетка, в которую он вцепился, жалобно скрипела под его пальцами, но он этого даже не осознавал. Все его внимание было сосредоточено сейчас на той, без кого он не представлял себе своего существования.

Губы Нинон продолжали шевелиться.

Глаза Мишеля внезапно стали огромными, а рот открылся, его челюсть уже явно ему не принадлежала.

Маркус закрыл себе рот ладонями и его глаза засветились почти детским восторгом, абсолютно мне непонятным.

Меня начало мелко, противно трусить.

Лицо Ревекки разгладилось и, абсолютно неожиданно для меня, на нем появилась улыбка, быстро перешедшая в тихий смех.

Я недоуменно обернулась к Дарию и поняла, что трусит не меня, а его от беззвучного хохота.

— Что происходит?! — я испугалась массового безумия.

— Она грязно ругается… — теперь Дарий смеялся уже в голос.

— Грязно?! — давилась смехом Ревекка, — Да я такого устного творчества уже лет триста не слышала!

— Слишком витиевато для умирающей. — поддержал Ревкку Маркус.

Это веселье начинало походить на истерику.

— Я ничего не слышу! — воскликнула я.

— Ее речь посвящена нашим умственным способностям… — Дарий просто захлебывался от восторга, — и тому, что она с нами сделает позже…

Мишель застыл в нерешительности с округлившимися глазами, пунцовый, хватая ртом воздух, словно он не мог поверить, что перед ним именно его дама сердца.

— С ней все нормально? — недоверчиво поинтересовалась я.

— Более чем мы могли рассчитывать, — с усмешкой констатировал Маркус, — умирающие ТАК не могут…

22 глава Неприятности продолжаются

Нам всем хотелось уйти из этого подземелья, мрачно хранящего свои тайны, поэтому решение его покинуть немедленно даже не обсуждалось.

Горечь и отрава неоправданных ожиданий буквально пропитала кабинет, который выглядел ранее довольно гостеприимно.