Утопия у власти - Михаил Геллер

Безумная волна террора как бы еще больше подгоняется кровавыми зрелищами — показательными московскими процессами. Это как бы поплавки-отметки в разбушевавшейся стихии. В августе 1936 года судят Зиновьева, Каменева и 14 «соучастников». Полтора года назад их осудили за признанную ими «моральную ответственность» в убийстве Кирова. Теперь их судят за убийство Кирова, а кроме того за подготовку убийства Сталина, за шпионаж в пользу иностранных разведок и т. п. В январе 1937 году судят Л. Пятакова, К. Радека и 15 сообщников, ассортимент обвинений остается в основном тем же. 13 июня 1937 г. «Правда» опубликовала приказ наркома обороны Ворошилова, в котором говорилось об аресте группы высших советских военачальников, о том, что они признались в «предательстве, вредительстве и шпионаже». В органе ЦК сообщалось, что все арестованные расстреляны по приговору военного суда. В числе расстрелянных были заместитель наркома обороны Тухачевский, командующий Киевским военным округом Якир, Белорусским — Уборевич, заместитель командующего Ленинградским военным округом Примаков, военный атташе СССР в Лондоне — Путна, комкоры Эйдеман и Фельдман, командарм Корк. В числе предателей назвали и заместителя наркома обороны, начальника ПУРа Гамарника, о котором было сказано, что он застрелился.

«Чулок» потянулся и в армии. Красная армия была обезглавлена. Были уничтожены лучшие высшие командиры. В 1932 году Суварин спросил Бабеля: Есть ли возможности каких-либо изменений в Советском Союзе? Бабель ответил одним словом: Война. — А в случае войны, кто возглавил бы армию? И Бабель, отлично знавший высший командный состав, ответил без колебания: Путна. Витовт Путна, служивший до революции вместе с Тухачевским в гвардейском Семеновском полку, был уничтожен в первую очередь. «С мая 1937 по сентябрь 1938 г. подверглись репрессиям около половины командиров полков, почти все командиры бригад, все командиры корпусов и командующие военными округами, члены военных советов и начальники политических управлений округов, большинство политработников корпусов, дивизий и бригад, около трети комиссаров полков, многие преподаватели военных учебных заведений». Потери армии были, в действительности, значительно больше; в войну она вступила неподготовленной, без обученного командного состава.

Побочным эффектом террора была новая волна «невозвращенцев». Один из них, Вальтер Кривицкий, успел до того, как его убили советские агенты, рассказать о некоторых сталинских секретах. В том числе он сообщил, как по заданию Сталина НКВД в сотрудничестве с гестапо подделал документы, ставшие «основанием» для ареста и казни Тухачевского с товарищами. После войны сотрудник гестапо Альфред Науекс, непосредственно руководивший подделкой документов, подтвердил точность сведений Кривицкого. С тем лишь, что Науекс полагал, будто идея подделки документов родилась в голове у шефа гестаповской службы безопасности (СД) Гейдриха, верившего, что «если дело удастся, это будет для России величайшая катастрофа после революции». Ни Гейдрих, ни Гитлер, разрешивший операцию, не знали, что задумал ее Сталин. Сталин, лично руководивший всеми деталями «чистки». На Двадцать втором съезде КПСС было раскрыто, что никакого суда над руководителями Красной армии не было. Решение об их казни было принято Политбюро. А потом газеты напечатали состав военного суда и приговор.

Руководство Сталина состояло в подписывании списков на арест и казни десятков тысяч ответственных партийных, советских, хозяйственных работников. Он непосредственно руководил допросами, вписывая или вычеркивая показания, какие обвиняемый должен был давать, вписывая или вычеркивая имена, какие он должен был упоминать. «Невозвращенец» Александр Орлов, руководивший деятельностью НКВД в Испании, а во время подготовки первого московского процесса занимавший ответственный пост в наркомате, свидетельствует, что Сталин собственноручно вычеркнул имя Молотова из списка «любимых вождей нашей партии», против которых обвиняемые «подняли оружие». В число «любимых вождей» входили: Сталин, Орджоникидзе, Ворошилов, Каганович, Косиор, Постышев и Жданов. И не было Молотова. «Шесть недель Сталин держал Молотова между жизнью и смертью и, наконец, помиловал». То есть, в показания арестованных, подготавливаемых к очередному процессу велел включить «любимого вождя» Молотова. Сталин лично настаивал на применении пыток. Александр Орлов вспоминает о своем разговоре с чекистом Мироновым, ближайшим помощником Ягоды, руководившим подготовкой первого московского процесса. Когда Миронов, явившись к Сталину, доложил, что Каменев не хочет признаваться в несодеянных преступлениях, Вождь спросил чекиста: сколько весит наше государство, вместе с заводами, фабриками, станками, армией и флотом? Недоумевающий Миронов ответил, что не знает. Сталин настаивал. Миронов ответил, что вес государства выражается, наверное, в астрономических цифрах. «Так вот, — подытожил Вождь, — может ли Каменев или кто-либо другой выдержать такую астрономическую тяжесть? Не являйтесь ко мне без признания Каменева в портфеле».

Точное число жертв периода «большого террора» вряд ли будет когда-либо известно. Роберт Конквест, проанализировав все доступные на 1971 год (год второго издания книги) данные, приходит к «в высшей степени осторожной оценке». Английский историк полагает, что на январь 1937 года в тюрьмах и лагерях находилось около 5 миллионов человек. Между январем 1937 года и декабрем 1938 было арестовано около 7 миллионов. В это число Конквест не включает «обычных уголовников», считая, что их «нельзя рассматривать как жертв сталинского террора». Я думаю, что это неверно: среди уголовников было большое число детей «жертв сталинского террора». Историк подсчитал, что в период «ежовщины» (январь 1937 — декабрь 1938) было расстреляно около 1 миллиона, умерло в заключении около 2 миллионов человек. Александр Солженицын приводит и другую цифру: 170 000 расстрелянных к 1 января 1939 года. Роберт Конквест в «Большом терроре» пишет о том, что только на Колыме до 1950 года погибло не менее 2 миллионов заключенных. В своей новой книге «Колыма» он использует бесстрастный и объективный источник — «Регистр» Ллойда, в котором застрахованы были все корабли, возившие заключенных на Колыму, и приходит к выводу, что на Колыме погибло не менее 3 миллионов заключенных. Английский историк добавляет, что с 1938 года на Колыме всегда было, по крайней мере, вдвое больше заключенных, чем во всех тюрьмах в царской России в 1912 году (самая высокая цифра в истории России — 183 949 человек), а в одном только лагере на Серпантинке было в 1938 году расстреляно больше заключенных, чем за последние сто лет царского строя. А. Солженицын писал о чудовищной невообразимости размеров социалистической лагерной империи: зэки преувеличивали число заключенных, называя цифры в 20-30 миллионов, «когда на самом деле сидело всего лишь 12-15 миллионов человек».

Первое социалистическое тоталитарное государство построено. В этом государстве создана лагерная империя, какой не знала история человечества. Гитлер обижался, что его упрекают за концентрационные лагеря: «Если бы у меня была необъятная Сибирь, я не нуждался бы в концлагерях...» Сталин использует для своих лагерей всю территорию Советского Союза и по числу заключенных оставляет Гитлера позади. Лагерная империя, «архипелаг ГУЛаг», как назовет ее Солженицын, выполняет важную экономическую и психологическую воспитательную роль. Население страны, в которой число заключенных исчисляется миллионами, не может не ощущать ежедневного, ежеминутного давления, ломящего психику людей.

Чудовищный террор «ежовщины» был очередным шоком, который потряс страну, завершил ликвидацию всех тех, кто мог проявить инициативу, кто сохранял еще веру в моральные ценности, кто еще верил в революцию, кто верил во что либо, кроме Сталина. Террор нанес неисчислимый урон стране. Но Сталин построил социализм и построил партию, о которой он мечтал: партию — «орден меченосцев». Партия эта была осуществлением мечты Ленина о партии-армии, партии нового типа. 3 марта 1937 года Сталин говорит о «руководящих кадрах нашей партии»: 3-4 тысячи — высший командный состав, 30-40 тысяч — офицерский состав, 100-150 тысяч — унтерофицерский состав. Все остальные — рядовой состав, серая скотина.

Верховный главнокомандующий и Верховный жрец — Сталин. Власть его безгранична. Когда в 1937 году польский поэт Антони Слонимский, любитель пошутить, опубликовал в варшавской литературной газете «корреспонденцию из Москвы» о короновании Сталина, нашлось немало читателей, поверивших в это сообщение. И можно не сомневаться, что если бы Сталин захотел короноваться, он мог бы это без труда сделать, став первым социалистическим монархом. Партия была готова принять от него все. Хрущев, входивший в 1937 году в число партийных генералов, рассказывает, что, когда Сталин показал ему (и другим руководителям) показания Тухачевского, Якира и других, он не усомнился даже в показаниях своего близкого друга, который «признавался», что убил во время гражданской войны своего командира — Николая Щорса, чтобы занять его место. За несколько часов до самоубийства А. Фадеев, не перестававший верить в Сталина, горевал: сколько писателей «было уничтожено вражескими руками Ежова и Берии...». О людях, которых Сталин подбирал в руководство коммунистической партии, а тем самым страны, можно бы сказать словами А. Кестлера: «они верили во все, что могли доказать и могли доказать все, во что они верили». Кестлер не добавил лишь, что для «доказательства» им достаточно и фальшивки.