Древний Рим - Борис Александрович Гиленсон

на себе высочайший гнев и подвергся ссылке то ли в Египет, то ли в Британию. В это время ему было около 80 лет. После 127 г. его следы теряются: видимо, вскоре он умер.

Всего Ювенал написал 16 сатир (satirae) объемом от 150 до 300–500 стихов каждая. Они составляют пять книг. При этом с очевидной отчетливостью сатиры распадаются на две главные группы, соответствующие двум этапам его творчества. К первому относится 10 сатир, обличительных, направленных против общественных пороков. На втором этапе, совпадающем с правлением Адриана, обличительный пафос ослабевает: в этих сатирах, с 11-й по 16-ю, преобладает не осуждающее, а философско-морализаторское начало.

ЮВЕНАЛ И РИМСКАЯ САТИРА. В римской литературе, как уже подчеркивалось, было отчетливо выражено сатирическое критическое начало. Оратор и ритор Квинтилиан утверждал: «Сатира – целиком наша». Конечно, неправомерно отрицать влияние греческой литературы, давшей миру Аристофана и Лукиана. Но уже в римском фольклоре решительно сказалось смеховое начало, например, в фесценнинах, шуточных песнях во время земледельческих праздников; в триумфальных песнях, распеваемых воинами, в порядке вещей были насмешки и колкости по адресу победоносного полководца. Римская стихотворная сатира (в ней использовался гекзаметр) была специфически национальным явлением, не имевшим аналога у греков. Само слово «сатира» (satura) означало «смесь», что предполагало тематическую, стилевую многослойность подобного жанра: это могла быть и путевая зарисовка, и нравственное поучение, и дружеское послание или обращение, и философское размышление, и критическая инвектива. В жанре ранней сатиры такого рода выступали Луцилий и Энний, от которых сохранились лишь незначительные фрагменты. Жанр стихотворной сатиры на более высоком эстетическом уровне разрабатывал, как уже писалось, Гораций: его критика была «мягкой», «спокойной», сочеталась с морализаторством в духе его философии «золотой середины». Сатирическое начало с элементами юмора присутствовало и в драматургии Плавта, и в романе Петрония «Сатирикон». Образец стихотворной сатиры – «Отыквление» Сенеки, едкая насмешка над умершим императором Клавдием…

«МУЗА, ИДУЩАЯ ПО ЗЕМЛЕ». Своеобразие сатиры Ювенала – в ее резком обличительном пафосе. Ему чужда рассудительная сдержанность Горация. В первой сатире Ювенал декларирует свое эстетическое кредо. Он не одобряет велеречивых поэтов, воспевающих мифологических героев, вместо того чтобы отзываться на животрепещущие темы, вырастающие из современности. А она «аккумулирует» столько несправедливостей и пороков, поистине, кричащих, что поэту трудно оставаться равнодушным.

… Кто настолько терпим к извращениям

Рима, настолько стальной, чтоб ему удержаться от гнева.

В подобных обстоятельствах «трудно сатиру не писать», а потому «рождается стих возмущенный». Тема его сатир – вся многообразная жизненная реальность.

Все, что ни делают люди, – желания, страх, наслажденья,

Радости, гнев и раздор, – все это начинка для книжки.

Но одновременно поэт сатирик обречен на осмотрительность. Если он и называет какие-то имена, то исключительно усопших.

Как отмечалось, за греческими музами «закреплялись» разные виды поэзии: за Каллиопой – эпическая, за Эвтерпой – лирическая, за Эрато – любовная. Видимо, у греков не было надобности изобрести музу, «отвечающую за сатирическую поэзию». Но она в большей мере была надобна римлянам. Гораций называл ее «музой, идущей по земле», т. е. ориентированной на поэзию, обращенную к жизненным, бытовым реалиям.

2. Первый период: обличительные сатиры

ПРОТИВ СОЦИАЛЬНОЙ НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ. В сатирах Ювенала за риторическими эскападами и историческими экскурсами вырисовываются конкретные реальные картины, типы и характеры. Он сопереживает бедняку, заброшенному в огромном, пропитанном кричащими пороками городе, где он – жертва несправедливостей и унижений. В 3-ей сатире, например, Ювенал повествует о своем старинном приятеле Умбриции, покидающем Рим, потому что там нет возможности честно трудиться из-за интриг новоприбывших из Греции и стран Востока, из-за наглости богачей, засилья жриц любви, бандитов и воров. У бедняка же одна «свобода»: «битый, он просит сам, в синяках весь, он умоляет». Умбриций спешит в деревню, чтобы обрести там желанный покой. Ему остается лишь мысленно уноситься в старые времена:

Счастливы были, скажу, далекие пращуры наши.

В 5-й сатире Ювенал, продолжая тему, присутствующую во многих эпиграммах Марциала, размышляет об унизительной доле клиента, пробавляющегося подачками высокомерного патрона. Лучше пребывать в нищете, чем сносить издевательства, когда «сам» приглашает клиента на званный обед. При этом даже за столом сохраняется оскорбительная грань между богатыми и неимущими: последние не только потчуются отвратительным вином, худшей пищей. Даже блюда подаются так, чтобы бедняк понял, что он – из людей второсортных. Возмущение сатирика обращено не только против обнаглевшего богача, но и клиента, позволяющего так собой помыкать.

…Выносить можешь все ты

И выноси! Под щелчки ты подставишь и голову с бритой

Маковкой, не побоишься принять и удары жестокой

Плети; достоин вполне ты и пира, и друга такого.

Не щадит Ювенал и самих императоров, но, конечно, уже умерших. Квинтэссенцией безумств и преступности остается для него Нерон. Подстать ему и «лысоголовый Нерон», т. е.

Домициан, перед которым Рим «пресмыкался». В 4-й сатире изложена история, обнажающая нравы императора и его присных. Любимец Домициана Криспин, «развратник», «нечестивец», «злодей», «гнусная личность», «угодничая перед хозяином», потчевал того диковинными рыбами внушительных габаритов, за которые выкладывал из казны немалые суммы. Однажды императору была преподнесена камбала таких размеров, что не умещалась ни на одном блюде. Для решения обозначившейся «проблемы» был созван совет вельмож, на котором вполне серьезно обсуждалось, резать ли рыбу на куски или подавать ее целиком. В итоге постановили изготовить невиданное доселе блюдо, могущее вместить данный экземпляр. Описывая подобное высокое заседание, иронизируя над его участниками, Ювенал давал понять, до какого пресмыкательства перед императором, замаранным преступлениями, дошла римская знать.

На фоне роскоши верхов особо бедствен удел людей искусства и науки (7-я сатира). Богачи, не жалеющие средств на собственные извращенные прихоти, отказывают в материальной поддержке поэтам, историкам, адвокатам, риторам и знатокам грамматики. Ювенал упоминает Стацила, автора поэмы «Фиваида», имевшей успех, вынужденного перебиваться сочинением низкопробных либретто для мимов; риторов Лесимаха и Секунда Карринатского, из которых первый повесился от голода, а второй отравился. Единственно, на кого остается уповать Ювеналу, так это на императора Адриана.

Только в Цезаре – смысл и надежда словесной науки.

Объект обличения Ювенала – преступность, которая приобрела угрожающий размах, выражаясь в поджогах, клятвопреступлениях, святотатстве (13-я сатира); кровожадность, доходящая до людоедства, при полном отсутствии сострадания, того, что отличает человека от зверя (15-я сатира); привилегии, которые даруются военным (неоконченная 16-я сатира).

Бичуя укоренившиеся в обществе пороки, Ювенал видит причины в особенностях столичной жизни; она порождает