Разрешенное волшебство - Ник Перумов

Воздух перед Костровым Деревом внезапно заискрился, словно взорвавшись роем синих огоньков. Огоньки сыпались на землю, точно снег; Твердиславичи обмерли, глазея на невиданное чудо.

…Скалы уходили в самое поднебесье — туда, где бесились, плюясь друг в друга снежно-белыми молниями, косматые темные тучи. Отвесные кручи окружали со всех сторон крошечную площадку, на которой застыла человеческая фигурка — Чарус. А наверху, на скалах, между рычащим небом и гордо взнесенными каменными клыками вершин, стояли облачённые в Свет невиданные существа с сияющими нимбами вокруг головы у каждого. Лицо же Чаруса было повернуто к самой высокой из скал, сложенной из прозрачных, точно роса, блистающих глыб. На вершине её замер — о нет, конечно же, не человек, люди не бывают такими, — могучий Дух, правая рука Всеотца — Исса, Великий Учитель.

Никто не произнёс ни единого слова — всё было понятно и так.

Чарус попятился, схватившись обеими руками за горло, точно задыхаясь. Малыши перед Костровым Деревом дружно заревели — страшно. Хоть и красиво — а всё равно страшно.

— Ты!!! — прогремел неожиданно голос, что, казалось, прокатился над всем миром. — Ты, рекомый Чарус!

Непонятно было, кто говорит. То ли кто-то из сияющих фигур на скалах, то ли сам Великий Учитель.

— Отвечай, внемлешь ли ты?! — продолжал тол ос, поскольку Чарус даже не пошевелился.

— В-внемлю, — раздалось нечто среднее между писком комара и кваканьем лягушки — нечто, достойное лишь осмеяния. И это заносчивый Чарус! Небось перед Учителями-то в штаны наделал.

Чарус ничего больше не сказал — даже не шелохнулся. Да и что тут можно сказать, если сам вопрошающий все отлично знает? Парень просто стоял и молчал.

Очевидно, от него и не ждали никакого ответа. Тот же могучий голос заговорил вновь, подробно перечисляя преступления бывшего вожака.

— Власти взалкав, другим, более способным завидуя… тщась поразить пустой отвагой… повёл на смерть… если бы не Фатима, погиб бы весь клан…

Чарус словно ничего не слышал. Стоял неподвижно, так что невольно закрадывалась мысль — полноте, а живой ли он сам? Или уже отправился к Великому Духу, не выдержав судилища? Нет, нет, вот как будто шевельнулся, жив.

Закончив обличать и укорять ослушника, голос внезапно воззвал:

— Говорите, верные! Говорите, облечённые властью и мудростью!

Одна из сияющих фигур подалась вперёд, так что казалось — она вот-вот сейчас рухнет вниз, в распахнутую пасть пропасти.

— Страшно преступление, — новый голос, конечно, был не столь впечатляющ и грозен, но тоже исполнен силы. — Страшно преступление: содеять смуту! По всем законам людским и заветам Великого Духа — учинившего такое должно казнить.

По толпе Твердиславичей прокатился вздох. Да неужели?

Заговорила ещё одна фигура — ясно было, что это Учители, только в подлинном своём духовном облике. Голос знаком. Стоп, да это же наш Учитель!

— Не спорю, тяжка вина Чаруса, но нельзя и судить его по всей строгости, ибо не ведал он, что творил!

— Как это не ведал? — сквозь зубы проворчал Дим. — Очень даже ведал! Если б не ведал, так ничего и не было!

— Молчи, дурак! — прошипела сквозь зубы Фатима. — Это ж Учители! Все видят, все слышат! Сам туда захотел? Или весь клан подставить хочешь?

Дим скрипнул зубами, однако смолчал. Сила сейчас у Фатимы. И действительно, кто ж мог подумать, что в одночасье так изменится тихая и добрая подружка Джейаны Неистовой?

А тем временем на суде Наставник Твердиславичей продолжал защищать незадачливого Чаруса.

— Тяжко привыкнуть, что старый порядок ломается, что отныне один в клане вождь — она же и главная Ворожея. Вот и учудил Чарус, тщась прослыть героем. Однако же, ввергнув свой клан в беду, он храбро сражался, врагу спины не показал. И потому считаю я, что стоит ограничиться изгнанием — до того момента, когда Великий Дух сочтет нужным прислать за Чарусом Летучий Корабль.

— Мы услышали тебя, Наставник! — громыхнуло над скалами. — Что скажут другие — в оправдание или в защиту твоего воспитанника?

Далеко не все согласились с Учителем. Кто-то предложил отдать Чаруса Ведунам: “Пусть на своей шкуре почувствует, каково это, тогда, может, и не станет других на смерть посылать! А через какое-то время мы его обратно заберем”.

— Вот как?! Значит, Учители над Ведунами властны? — не удержался языкастый Джиг.

— Тихо! — оборвала его Гилви да так властно, что неугомонный парень стушевался и сник перед этой малявкой. Сила Гилви росла и расцветала — великая сила. Будет скоро она правой рукой Фатимы. Тоже — как изменилась девчонка, стоило исчезнуть Джейане!

Спорили Учители не так чтобы очень долго — как раз в меру, чтобы не утомились, глядючи на это, даже самые непоседливые. Решали они, как ни странно, точно так же, как клан — за что выскажется большинство, так и будет. Наверное, оттого, что за ними наблюдали, нужно, чтобы все поняли.

Твердиславичи замерли. Как-то не верилось, что Учители — защитники, хранители, без которых немыслима сама жизнь — обрекут одного из своих подопечных на смерть.

Приговор изрекал тот же грозный голос, что и вначале.

— Слушай же, Чарус из клана Твердиславичей! За твои преступления мы, Совет Учителей, назначили тебе кару. Да будешь ты изгнан!

Клан дружно выдохнул. Конечно, иначе и быть не могло!

— Никто не даст тебе приюта. Ни один клан. Ни один человек. Отныне ты — в руках Великого Духа и если преодолеешь все трудности и дождёшься своего Летучего Корабля, — значит, Всеотец и погибшие по твоей вине тебя простили. Ты понял, Чарус?

Парень впервые за весь суд поднял голову. Взгляд у него был совершенно мертвым.

— Понял, — прошептал он в ответ, но слова его услыхали все до единого Твердиславича. Послышались сдерживаемые всхлипы.

Чарус поднял глаза, точно стараясь дотянуться взглядом до родного клана. И такая тоска была сейчас в них, что всхлипывания тотчас же превратились в слезы. Фатима зыркнула было, но потом тоже опустила голову.

— Прощайте… — чуть слышно проговорил Чарус. Повернулся спиной и побрёл ко внезапно открывшемуся меж скал проходу. За ним двинулась знакомая фигурка в сером плаще — Учитель Твердиславичей.

Видение исчезло во вновь взвихрившемся хороводе синих звездочек.

Фатима поднялась. Уж больно нехороша казалась нависшая тишина. Точно — Чаруса теперь будут жалеть, мол, пострадал, претерпел, а про погибших из-за этого дурака никто и не вспомнит!

— Ну, видели? Поняли, что милостивы наши

хранители, но при том ещё и строги? Мне, поверьте, Чаруса тоже жаль. Мы с ним раньше врагами не были. (Это правда. Раньше весь клан к Фатиме выплакаться ходил.) Но что же теперь поделаешь? Будем молить Великого Духа, чтобы послал бы он Чарусу очистительное испытание и скорее бы призвал на Летучий Корабль! Ну, а теперь — расходимся. Завтра на Пэковом Холме работы много будет.