Из новейшей истории Финляндии. Время управления Н.И. Бобрикова - Михаил Михайлович Бородкин

классов, т. е. капиталистов и крупных землевладельцев. Рабочие, по объяснению одного из их друзей, рассуждают так: когда верхние слои ощущают давление с какой-либо стороны, тогда обращаются с воззванием ко всему народу. Отсюда они делают тот вывод, что судьба Финляндии в гораздо большей степени, чем вообще думают, зависит в настоящее время от того, как будут себя держать рабочие. Несомненно, что во взаимных отношениях предпринимателей и рабочих за последние 10 лет произошли резкие изменения. Еще в начале 90-х годов на Финляндию указывали, как на страну, в которой, не смотря на развитие капитализма, удерживаются дружеские отношения между хозяевами и рабочими и сохраняются прежние мирные, патриархальные нравы.

Финляндские рабочие, державшиеся в стороне от социалистского и террористского движения в России, в последнее время вошли в сношение с русскими революционерами, с целью совместной борьбы против Самодержавия.

Почва для сближения подготовлялась преимущественно нелегальной печатью. «Fria Ord» «(12 сентября 1902 г.) указала на то, что финляндские сепаратисты ищут общения с русской революционной партией. «Так как поляки, малороссы, остзейцы, евреи и кавказцы не обладают способностью собирать вокруг себя остальные племена, то наше финляндское содействие может стать, и без сомнения станет, большой ценностью для русской оппозиции». Сближение между революционными элементами состоялось, и они не оставили уже без своего воздействия финских рабочих.

5 июня (23 мая) 1904 г. устроена была в Финляндии заметная манифестация среди рабочих. С трибуны в Дьюргордене (около Гельсингфорса) читалась прокламация, в которой говорилось: «Мы требуем отмены всех незаконных распоряжений... Мы требуем уничтожения диктаторских прав, предоставленных генерал-губернатору, возвращения наших изгнанных сограждан и созыва финляндского сейма... Мы требуем полной свободы собраний, речи и печати... Долой произвол и тиранию!»

«Долой Плеве и Бобрикова и помогающий им наш раболепный сенат». После сего свертки с прокламациями стали пролетать над головами собравшейся толпы.

Дальнейшею ступенью в развитии программы агитаторов явилось противодействие призыву. В этой области «тайный патриотический союз» достиг весьма значительных успехов. Призыв 1901 года производился еще на основании старого устава (1878 г.), но тем не менее его не желали допустить, чтобы «не подготовить почву для введения Самодержавия в Финляндии», как гласил протокол Боргоской сельской общины. Общины отказались от избрания членов в призывные по воинской повинности присутствия; финские военные врачи не пожелали свидетельствовать призывных; агенты смуты шныряли среди населения, отговаривая очередных от явки в присутствия, а там, где население тем не менее желало исполнить свою обязанность, руководителями противодействия устраивались уличные демонстрации, с целью силой воспрепятствовать явке в присутствие. На толпу воздействовали летучими листками, подговорами, ложными слухами и были даже случаи раздачи (например, в Выборге, Вильманстранде и др. местах) денег и дарового вина. Чтобы опорочить военную реформу, агитаторы говорили: но новому закону «всех вас увезут в Россию; там вас будут жестоко бить; там вас обратят в греко-католическую веру; там вас научат воровать и пьянствовать; оттуда вы вернетесь калеками». В народе, для ободрения, говорили еще «о каком-то русском министре, обещавшем будто бы свое благословение! Датский наследный принц и почти все великие мира сего на нашей стороне».

Число неявившихся к призыву в 1901 г. достигло 51%. в 1902 г. — 54%, в 1903 г. — 32%, и в 1904 г. — призыв прошел нормально. В последние два призыва, если принять во внимание неявившихся по законным причинам (около 4%) и выехавших в Америку ранее призывного возраста, вместе с родителями (около 17%), то число умышленно уклонившихся приблизилось к той норме, которая вообще установилась в Финляндии.

Изыскивая дальнейшие способы противодействия, подпольные листки «Fria Ord» и «Maanlaina» остановились на том, что «пасторы и уездные бухгалтеры — вот лица, которые могут запутать все дело призыва» отказом составить призывные листки; они могут создать столь значительные препятствия, что манифест нельзя будет привести в исполнение. «Произойдут такие беспорядки, смуты и затруднения, что, быть может, в конце концов, русские сами откажутся от всей этой затеи. Наше сопротивление придется по сердцу тем влиятельным лицам Империи», которые не разделяли мнение проводивших устава. Корреспондент стокгольмской «Dagens Nyheter», восторгаясь изобретательностью членов кагала и происшедшими беспорядками, писал: «Действительное сопротивление началось только теперь, и оно несомненно причинит генерал-губернатору и его сподвижникам еще много и много затруднений».

С приближением каждого нового призыва, усиливалась пропаганда, учащались тайные сходки и увеличивалась раздача подпольных изданий. От призывных отбирали подписку в обязательстве не ходить к призыву. Типографии отказывались печатать, а газеты рассылать при своих номерах списки призывных. — Магистраты не соглашались отводить, а обыватели сдавать в наем помещения для призывных присутствий, почему им приходилось заседать в манежах, даже на казенном пароходе. Бывали случаи, когда коронный ленсман лично уговаривал военнообязанных не идти к призыву, а вице-ландссекретарь отказывался скреплять и вести переписку по уставу о воинской повинности.

Весной 1903 года агитаторы послали каждому военнообязанному по пакету, заключавшему до пяти брошюр и прокламаций против призыва. Народу говорили, что «всех новобранцев пошлют в Сибирь, а население и молодежь обратят в православие. Все учреждения края будут уничтожены и все жители говорить по-русски».

Призыв 1902 г. ознаменовался значительными уличными беспорядками в Гельсингфорсе, Выборге и Таммерфорсе. Наибольшего размера они достигли в очаге смуты — Гельсингфорсе. 4-го апреля — в первый день призыва — толпа, собравшаяся около гарнизонного манежа, стала осыпать бранью некоторых чинов полиции, бросать в них камнями и льдинками, причем один из констеблей был ранен в голову. На следующий день толпа от 2 до 3-х тысяч заполнила площадь перед казармами л.-гв. 3-го Стрелкового финского батальона, где производился медицинский осмотр призываемых. Здесь лица, подстрекаемые интеллигентами, напали на жандарма и ранили помощника полицеймейстера кап. Максимова. Порядок восстановили конные полицейские. Толпа перешла на сенатскую площадь, где, руководимая вожаками, начала грозить полиции и сенату. Когда бунтовавшие сделали попытку ворваться в полицейское помещение, губернатор оказался вынужденным прибегнуть к помощи военной силы. На площадь прибыла сотня Оренбургского казачьего дивизиона и очистила ее от народа, который удалился в соседние улицы или разместился на огромных лестницах собора и сената. Прибытие на площадь губернатора, ген.-м. M. Н. Кайгородова, было встречено неистовыми криками и свистками. В улицах на казацкие разъезды посыпались градом каменья, куски льда, поленья и пузырьки с какою-то жидкостью, причем несколько казаков были ушиблены и один тяжело ранен в голову. Казаки прибегли тогда к нагайкам. «Последнее обстоятельство вызвало неуместное вмешательство» в распоряжения Гельсингфорсской власти, находившегося на площади абоского губернатора, ген.-м. фон-Кремера, за что ему впоследствии был объявлен Высочайший выговор. Так как толпа не расходилась, то вытребованы были сперва две роты