Поэзия социалистических стран Европы - Андон Чаюпи

После стольких лет

Перевод А. Голембы

И, понимаешь, после стольких летмы у знакомых встретились случайно, —как поступают в случае таком?И был твоих очей так робок свет,как будто в нас заговорила тайна,что целый век спала на дне морском!

И я гляжу в твои глаза, растроган,а в них блеснула тайная слеза…Боль или нежность мы несем подругам?Мне хочется спросить тебя о многом,но мы молчим, а говорят глаза,мы счастливы наедине друг с другом.

Я никогда не уверял: люблю.Ты о любви мне тоже не шептала,вот так я и не стал твоей судьбой!Я поздних сожалений не терплю,и все же мне подумалось устало,что в жизни разминулись мы с тобой.

И никогда не обнимал тебя я,хотя об этом я с тоской подчасмечтал… Быть может, мы друг другаспросим,что делать? Белых паутинок стаявплетется в кудри… Не щадило насземное время. На пороге осень.Я славлю потаенную слезу,что светится в твоем пугливом взоре:так говорит безмолвная душа.Нас вихрь сгибал, как тонкую лозу,и сединой нас увенчало горе,но жизнь невыразимо хороша.

Позволь же выпить за твое здоровье,ну, и прощай, мой ангел золотой,в чьем сердце к жизни пробудиласьтайна!Любовь молчит. Не терпит суесловья.Прощай… Что, если с прежней теплотойеще хоть раз мы встретимся — случайно?!

Бабье лето

Перевод Юнны Мориц

Признался бы я в сокровенной любви,но к этому дню все признанья моипоседели,как черные пряди твои.

Когда на рассвете бродили мы, двое,слезинка блестела на хвое ресницили роса на лесном чистотеле?

Эта грусть красоты потрясала живое,и дрогнул мой голос от вечной тревоги:— Что же в итоге?Время нас грабит, как вор на дороге!

Видишь, изрезан пустующий лес,кровоточит за порезом порез.Дикие гуси толпой улетают,просят подмоги собрата, —вроде бы в май возвратиться мечтают,а сами предчувствуют в гуле небес,что нет и не будет возврата.

А лес, где кровавые раны зардели,бинтуют белейшим бинтом лазаретаозябшие пальцы бабьего лета.И в беглой улыбке бескровного солнцамерещится мне медсестра у постели,где образ моей последней любвибредит, раскинув руки.

А признанья, которые вдруг поседели,несчастные, как стрекоза под дождем,молчат и молчатнакануне разлуки.

Зрелище с вершины

Перевод Юнны Мориц

Осень, Альпы в подпалинах утром.Снизу смотрит на нас онемелоптеродактиль стоглавый, химераватно-снежная; в марлю закутанчереп раненого Аполлинера.

Всюду головы гордых вершин,бинтов белоснежных тюрбаны.Поэзия — не яркохвостый павлин,А мощь лесосплава и шлейфы лавин.Или нежная марля для раны.

Подснежники

Перевод Юнны Мориц

Когда на заре или в полденьцветочница молодая,озябшая,очень похожая на морского «впередсмотрящего»,который торчал из корзины на мачте, —когда такая цветочницавеселым, слегка простуженным голосомкричит:ПОДСНЕЖНИКИ, КУПИТЕ ПОДСНЕЖНИКИ,ДАМЫ И ГОСПОДА! —я, беспомощный, словно муха в сметане,на постели, заснеженной грустью сиротства,но по-прежнему полный сладчайшего жара,я мечтаю опять пережитьбеспечность веселой весны —до самых корней древесных,до самых луковок травных.

И вот — земля, желанная земля,холмистый спуск, дурмана острый вкус.Весна, и мне подарена онадля средоточья всех минувших вёсен,и всех цветов, и головокружений,и терпкого источника любви,утраченного навсегда,но все жесверкающего чистотой хрустальной, —не нужно ничего, лишь погрузитьот старости трясущиеся рукив источник, словно в рыхлыйгрунт весенний.

И вот — земля, желанная земля,и первым солнцем обогретый мох,и ласковость последнего объятья,и бархат-папоротник.

Лети, корабль, по взвихренной пучине,вперед, мой милый,покуда нас не бросила навекилюбовь сладчайшая, которой нет в помине,

Я больше ждать ее не в силах ныне,

Что есть поэт

Перевод В. Каменской

Так что такое есть поэт?Скорбит он где-то рядом с нами?Дрожит и плачет? Вовсе нетОн только сердце ранит снами

когда трагическая явьмешая грозно дни и ночигордиев узел завязавнад головой его грохочет

и беззащитный и больнойготовый рухнуть на коленион спотыкается поройо рифм незримые каменьяи шелестит в напрасном рвеньепустых метафор мишурой.

Штефан Жары

{109}

«Вы, люди будущего века…»

Перевод Л. Мартынова

Вы, люди будущего века,чьи образы, как гребни гор высоких,я мысленно ищу на ощупь,не будьте горды и надменны!

Не будьте гордымудростью своею,надменны красотой своей не будьте,покуда хоть один из миллиардане сможет имя написать своеи будет хоть один из миллиардав грязи влачиться.

Вы из команды той ракеты первой,что лобызнет пустынный кратер Марса,с приветствием неситесь голубиным,с оливкового веткой,а не смертнымлучом губительным,что мечет гелий.

Сын будущегос новым представленьемо красоте — с яснейшей головою,за счет пищеварения и сексасверхмерно развитой, —владычить будет миром.

Но горе,если будет он без сердца,кусочка мышц вот этого, которыйгорит, как пламень,этот пламень страсти,которым человек к земле припаян.

Мыслитель

Перевод Л. Мартынова

Дрожал от нетерпеньяохваченжаждой знанья.Не знал,что ошибетсяи примет заушенье.Когда ошибся —слюною прянойподслащивал страданья,врачуя раны.И за успех нежданныйхвалы не принял плату,а телескоп уставил,как Галилей когда-то,он в звездный мрак,чтоб в нем,да и в себе самомвсе «почему» и «либо»сменить на слово «ибо».Он выразил миров движенье,недвижных звезд соотношенье,и старцы на него поднялисьу огненного рубежа.Но все-таки он рвался ввысь;хотя пылал,он не кричал.Молчали путь свой продолжал.На его правде,а не на тебе, рыба-кит,стоит наш глобус.Нет,Но стоит —летит!

Микромир

Перевод В. Семенова

В росинках травы утренних вершин.Какой творецработу завершил?

Восходит солнце.В капельке одной —светило целое,весь мир земной.

На травы,окропленные росой,наступит человекногой босой.Не ведая об этомдо поры,он разрушаетцелые миры.

Шагает,радуясь рожденью дня…

Но чья над нимзанесена ступня?

Милан Лайчак