Поэзия социалистических стран Европы - Андон Чаюпи

В сумерках

Перевод Юнны Мориц

Часы, недели, месяцы и стены:безбрежность океана,земли все нет и нет;мне тесно, господа, до одуренья тесноот стен глухонемых, загородивших свет.

Окно над головой под вечер лиловеет,да так, что слышен куст сирени мне,где двое вольных, каждый, как умеет,на верность присягают в тишине.

Я говорю: плевать на стены,все в порядке,и вечер тех двоих, он — мой до глубины;скажите, может, мне приснились в лихорадкечетыре каменных стены?

Я под окном немею — любимые, живите,мое окно — холстина, где написали вас.О пан сержант, скорее начальству доложите,что я себя отлично чувствую сейчас.

На память

Перевод Юнны Мориц

«… Знаете, стихотворение о том, что жизнь

только во сне райски красива…» своем раю, не так ли?

Пускай на тракте в пыль поваляти рот в болоте захлебнется.О господа, поэт едва лисвоей судьбе не улыбнется.

Не верит он в чертоги рая,Где волк с ягненком возлежали б,не верит в королевство мая,где нет измен, упреков, жалоб,

не верит сладким завываньями сновиденьям в райском свете,И всем своим существованьемопровергает бредни эти.

Но любит ваши гонки-спешки.И если в горестном спектаклепорой скривит уста в усмешке,  —так он в своем раю, не так ли?

Анализ

Перевод Ю. Левитанского

Всего мы боялись.Завыванья сирен, ночей затемненья,того, что, может быть, мы исчезнем,как город Дрезден, где столько непогребенныхв черных руинах и обагренных,всего мы боялись.

Того, что, может быть, нас не будет,и того, что мы были.

«Доброго утра» (два пальца приложены к шляпе),вскакиванья на подножку трамвая,дней рабочих и дней воскресных,пайков («… о господи, как разделить ихмежду этими вечно голодными ртами…»),из дому взятых пакетов с едою(«…дома о нас заботятся тоже…»),без них и господь сотворить не сумел бысегодняшний ужин;

вечеров, наполненных лунным светом,когда тень перекрещивается предметом,наполняя комнату беспокойством,спокойный вечер,слушай:«Говорит Лондон».«Говорит Москва. Говорит Москва»об ужасном, о разном,вслушивались напряженно,слова не пропустить старались,за нее боялись,за себя в ней боялись,за все боялись.

За все. И всего. Постоянно.

Звона оружия, сотрясавшего дали,звона зловещего(сталью по стали),но также той тишины молчаливойвшивой(этой-то мы боялись еще поболе),которая, говорят, является тем не менемудростью государственной наивысшей,

«…едва приложился к этой руке —имеешь все то, чего нет у других,и весел, и сыт, и нос в табаке…»

минут доброй воли,позволявшей нам и поплакать вволю,и кричать от боли;радости ежедневной, что мы еще живы,но и тех, умиравших в горестях ежедневных;солнца, что видит насвидящих Видиц,и видело муки Лидиц,взывающих к совести мира(я назвал бы их Видиц,в именительном — Видице);

воздушного воздуха, которым мы дышим,и дыханья тех, кто пал бездыханным;

даже воды в нашем старом колодце,с тайною мыслью,чтобы не расплескалась,здесь бы осталась,другим не досталась;

и плача детского, детского плача,того, последнего,но и первого тоже.И женщин усталых, не старых, но постаревших,в этой усталости и прекрасных,потому что были такие тоже,а раньше только такие и были;

«… Все от войны этой мерзкой,она нас увечит…»,

до седины морозит от омерзенья,от страха, от страха из-за всего,от страха за все,хотя б за мужей наших бедных,за всех наших бедных из всех наших Легот,за нашего там, на Кавказе, — только бы его не убили,только бы не убили,илисам кого не убил бы,«… Господи, сохрани его душу,грехом да не осквернится…»

И такое дыханье горячеешло искать избавленья,от грехов избавленья,и такое дыханье горячее,словно руки, сплетенные накрепко,стало мыслью, нацеленной в главное,стало сутью судьбы и пути,стало помыслом,замыслом,смыслом.

Да, друзья, это так началось.

Андрей Плавка

{106}

Возвращение в родные края

Перевод И. Инова

Насмешливые галкиклюют стерню разлук…Шиповником впустуюсозрели поцелуии лихорадка рук.

Чернеет мост, прочеркнутыйручьями колеи.Слети на рельс, пичуга,и жажду утоли!

Горит шиповник сиро,а луг раздался вширь…На весь вагон огромный —один лишь пассажир…

В такую ночь

Перевод О. Малевича

На берег глаз, на берег губя полночь вытащил, как труп.По черным перекатам слёзулиткой от греха уполз.

И не придут тебе помочь.К мольбам глуха такая ночь.

Побег

Перевод Г. Плисецкого

Поди сюда, суслик, приятель,заляжем на зиму в берлогу.Я все, чем богат был, растратил,сверчку подражая, ей-богу!

Берлога моя неплохая,в ней сложены стены из боли.В ней время стоит, отдыхая,застывшее в белой неволе.

Раскаянье смерзлось в сосулькуи свисло с холодного свода,а счастье ушло на танцульку —снежинкой порхает у входа.

Пусть щурятся звезды, похожиНа зыбкое счастье земное.Скажу: из-за этой вот дроживсе битвы проиграны мною.

Пусть лязгает совесть пустаязубами, подобно капкану.На все обещания раяворчать лишь, ворочаясь, стану.

Тоска по красоте

Фрагмент

Перевод Юнны Мориц

Вздыхает грузная земля над ней летаньеизжогой огненной сурепка мучит грунтрожь перевита васильками нежно втайнеколосья скрыл чертополох бахвал и вруншмель-дармоед у косаря танцует в челкео сведших отрубях мечтают перепелки

С тобою бедствовать ужасный и прекрасныйс тобою ливни звать под своды рощ и горна благо почве морщить гладь лазури яснойиз погребения извлечь столетий хорТри ветви Липтова судьбу мою прорежьтек тебе мой Липтов тяжким днем прижмусь как прежде

Но красотой твоей пронзенный словно больюотчизну сосен обниму туманом руки вдруг пойму какая грусть известна полюкакая грусть в отлете ласточек на югв отлете аиста с тоской антирожденьяв отлете нити в те беззвучные владенья

Лишь напоследок с гор свое услышав имяя богу поручу тебя с детьми твоими

Годы