Запрещенная реальность. Том 1 - Василий Головачёв

Завьялов долго не отвечал, о чем-то думал. Наконец произнес негромко, будто обращаясь к самому себе:

— Я иногда задаюсь вопросом: что порождает героизм одиночек? Жажда приключений, смертельная опасность, любовь, обостренное чувство справедливости? Зачем они очертя голову бросаются на борьбу с бедствиями, помогают ликвидировать аварии, последствия дикого, смертельно опасного для миллионов непрофессионализма? Не знаю. Я не таков, хотя и не живу по принципам кёся и ракуся[65]. Но время идет, а ничего не меняется. Как и вчера, расчет на счастливую случайность, надежда на одного-единственного, того, кто явится и спасет, выручит, отведет беду. Есть ли этому предел?

Горшин молчал. Он знал, что ответить, но Завьялов не нуждался в ответе, просто рассуждал вслух.

— Может быть, мы не с теми боролись? — продолжал Дмитрий Васильевич. — Ведь по-прежнему, несмотря на все наши усилия, миром правит продажная чиновничья рать, которая плодится с быстротой тараканов. Купленные судьи и прокуроры, рэкетиры, мафиози и бандиты — это уже следствие произвола системы. Зачем же нам уподобляться Дон Кихоту, воюющему с мельницами?

Горшин вздохнул.

— Вы становитесь сентиментальным, Дмитрий Васильевич. Впрочем, вы, может быть, и правы.

Полдня Матвей вел наблюдение за Хасаном Ибрагимовым, майором контрразведки, правой рукой Ельшина, но так и не решился на перехват: не потому, что Ибрагимова сопровождали пять-шесть человек охраны, а из-за собственной внутренней неуверенности. Что-то мешало ему взять инициативу в свои руки, чувствовать себя в форме и действовать с максимальной отдачей. Вероятно, это подавало сигналы подсознание, зафиксировавшее опасность в глубинах событийных полей, и все чаще вспоминались темные взгляды «монарха тьмы», если, конечно, это был он. Вполне возможно, что «монарх» продолжал следить за ним из иных планов бытия, на уровнях мистических предвосхищений.

Подумав так, Матвей снова пожалел, что до сих пор не воспользовался предложением Горшина провести био— или пси-коррекцию, которая помогла бы выявить скрытые резервы и перейти на другой уровень мышления и чувствования. Пока что паранормальные способности Матвей проявлял лишь громадным усилием воли, мобилизовав все силы, что, конечно, отрицательно сказывалось на нервной системе. После боя с киллхантерами, например, он приходил в себя сутки.

Дождавшись появления Ибрагимова из дверей центрального входа в Генпрокуратуру на Пушкинской, Матвей поехал за его машиной, еще не уверенный в своих дальнейших действиях. Ему вдруг показалось, что назревают какие-то события, и это невольно взбодрило и заставило собраться.

Он не ошибся. В сопровождении девяти здоровых ребят на двух машинах Ибрагимов добрался до Курского вокзала, свернул с Чкалова в переулок напротив гастронома и остановился возле старой пятиэтажки кирпично-красного цвета. Захлопали дверцы автомобилей — уже знакомых Матвею бежевых «Жигулей», все сопровождавшие майора вышли из машин и, разбившись на три группы, просочились во двор дома. Машины отъехали, и наступила тишина.

Поскольку в течение последующих пятнадцати минут ничего не происходило, шум не поднимался, Матвей понял, что отряд Ибрагимова сел в засаду и кого-то ждет. Не успел он обдумать эту возможность, как вдруг заметил быстро идущего по тротуару молодого человека, кого-то ему напоминавшего. Через секунду он узнал его, а еще через два удара сердца понял, что команда Ибрагимова ждет именно этого парня.

Дождавшись, когда прохожий поравняется с машиной, идя по другой стороне улицы, Матвей негромко окликнул его:

— Вася!

Молодой человек, одетый в безрукавку и легкие летние брюки, не стесняющие движений, — это был тот самый ганфайтер, который отказался исполнять приказ по ликвидации его, Соболева, — косо глянул на заговорившего с ним усатого водителя, приостановился.

— Садись в машину, быстро! Тебя там ждут.

Василий раздумывал мгновение, затем свернул на дорогу и нырнул в кабину «шестерки». Тотчас же из-за угла дома выскочили трое боевиков Ибрагимова, на ходу доставая оружие, и Матвей с визгом шин рванул машину с места, не заботясь о двигателе. Однако далеко уехать не удалось: боевики открыли огонь из автоматов и пули мгновенно порвали шины задних колес.

Все же им удалось проскочить до поворота на Сыромятную, где оба выскочили из машины и, не пытаясь демонстрировать ухарство и ложную смелость, помчались прочь. Василий лучше знал эти места, поэтому Матвей инициативу отступления предоставил ему, но им повезло. Рядом притормозил хлебный фургон, и водитель, высунувшись из кабины, крикнул:

— Эй, спортсмены, куда спешите?

Матвей не сразу узнал шофера Лешу, которого приютил у себя и выслушал исповедь бывшего зэка.

— Садимся, — хлопнул Матвей Василия по плечу.

Они впрыгнули в кабину фургона, и Алексей дал по газам. Через пять минут машина выехала из зоны контроля засады, а еще через четверть часа Леша высадил их на Таганке у метро.

— Спасибо. — Матвей с чувством пожал ему руку, кивнул на фургон: — Устроился?

— Помогли добрые люди. Наверное, с твоей подачи. Я имею в виду, ты помог мне прорвать мешок равнодушия вокруг моей персоны, когда согласился выслушать просто от доброты душевной. Так что я у тебя в долгу.

— Ну, не такой уж я и добряк. Где тебя можно найти?

— В Чертанове, бабка одна приютила. Вот телефон, звони, если понадоблюсь. — Алексей продиктовал номер, который Матвей запомнил не записывая. Они пожали друг другу руки и расстались.

Василий ждал его у журнального киоска, делая вид, что рассматривал товар.

— Как ты оказался возле моего дома?

— Следил за одним типом. Фамилия Ибрагимов тебе о чем-нибудь говорит?

— Волкодав Ельшина. — Василий мрачно усмехнулся: — Вон откуда ветер дует. Что ж, благодарю за помощь, я теперь тоже твой должник. Хотя вряд ли им удалось бы меня взять.

— Они пришли не брать, а убивать.

Василий задумался, покачал головой:

— Не вижу для этого причин. Единственное, в чем я виноват, так это в отказе «погасить облик» одного местного ганфайтера. Или я чего-то не знаю?

— Ельшин — крестный отец Купола. Меня вызвали начальники моего ведомства по поводу утечки партии новейшего секретного оружия. Так вот, похищено оружие по приказу Ельшина, для продажи за рубеж, наверное. Сумма сделки, очевидно, так велика, что генерал решил рискнуть всем: положением, службой, властью и даже жизнью. Что ему твоя жизнь или моя? Ты контактировал со мной, я в розыске — делай выводы.

Василий отвернулся, не отвечал минуту.