Жозеф Бальзамо. Том 1 - Александр Дюма

Иногда у берега беззвучно выныривала голова большой рыбы, которая, словно зная, что ей не грозит попасться ни на крючок, ни в сеть, заглатывала листик свисающего над водой клевера и таращила выпученные и как бы невидящие глаза на крохотных серых ящерок и резвящихся в камышах зеленых лягушек.

Король, умевший с толком убивать время, налюбовался пейзажем, пересчитал дома как в ближайшей деревушке, так и в тех, что виднелись вдали, затем взял со стоявшего подле него блюда хлеб и принялся кромсать его на кусочки.

Карпы, услышав, как хрустит под ножом корка, и зная, что звук этот свидетельствует о наступлении обеденного часа, подплывали поближе, дабы показаться его величеству, которому весьма нравилось жаловать их ежедневным пропитанием. Точно так же они собирались и тогда, когда их кормил лакей, однако король вполне естественно полагал, что они лезут вон из кожи специально для него.

Один за другим он бросал в воду куски хлеба; каждый из них сперва тонул, но тут же, всплыв на поверхность, становился на некоторое время объектом оживленной борьбы, после чего вдруг как бы растворялся и в один миг исчезал. Зрелище и впрямь было забавное: подталкиваемые невидимыми рыбьими ртами, куски кружили по воде, покуда карпы, раскрошив их, не проглатывали.

Через полчаса его величество, которому хватило терпения отрезать чуть ли не сотню кусочков хлеба, ощутил удовлетворение: больше ни одна рыба не подплывала к поверхности. Король тут же поскучнел, но припомнил, что господин Буше тоже может несколько его развлечь — не так, конечно, как карпы, но что делать: в деревне приходится довольствоваться тем, что есть.

Людовик XV встал и направился к флигелю. Буше был уже предупрежден. Весь в работе или, вернее, делая вид, что весь погружен в работу, он издалека следил за королем и увидел, что тот идет к флигелю; обрадованный художник поправил жабо, выпустил манжеты и взобрался на лестницу, поскольку ему настоятельно посоветовали притвориться, будто он не знает о приезде короля в Люсьенну. Услышав, как скрипит паркет под шагами его величества, Буше принялся пририсовывать розу толстощекому амуру вместо юной пастушки в голубом атласном корсаже и соломенной шляпке. Рука у него дрожала, сердце колотилось.

Людовик XV остановился на пороге.

— Ах, господин Буше, как от вас несет скипидаром! — промолвил он и удалился.

Бедняга Буше, который не был столь тонкой художественной натурой, как король, отнюдь не ждал такого комплимента и едва не свалился с лестницы.

Спустившись, он со слезами на глазах пошел прочь, забыв даже отскрести палитру и вымыть кисти, что обычно делал каждый вечер.

Его величество достал часы. Было около семи.

Людовик XV вернулся в замок, подразнил обезьянку, послушал, как болтает попугай, и стал перебирать стоявшие на этажерке китайские безделушки.

Смеркалось.

Его величество не любил темноты, и посему зажгли свет.

Но еще сильнее он не любил одиночества.

— Через четверть часа подать лошадей, — распорядился король и пробормотал: — Дам ей еще четверть часа и, ей-богу, ни минуты больше.

С этими словами Людовик XV улегся на стоящую напротив камина софу, задавшись целью проследить, как будут уходить пятнадцать минут или, иными словами, девятьсот секунд.

Когда маятник часов, изображающих голубого слона, на котором сидит розовая султанша, качнулся в четырехсотый раз, его величество уснул.

Как и следовало ожидать, лакей, который явился объявить, что карета подана, увидев, что король спит, будить его не посмел. В итоге подобного почтения к августейшему сну король пробудившись, узрел перед собою ничуть с виду не заспанную г-жу Дюбарри, которая смотрела на него широко раскрытыми глазами. У дверей в ожидании распоряжений стоял Самор.

— А, вы здесь, графиня, — садясь на софе, процедил король.

— Разумеется, здесь, и уже давно, — отвечала графиня.

— Как это давно?

— Да уж самое меньшее час. Ну и горазды вы спать, ваше величество!

— Но послушайте, графиня, вас не было, и я очень скучал. К тому же я плохо спал ночью. Вам известно, что я собрался уезжать?

— Да, я вижу, что лошади вашего величества готовы.

Король взглянул на часы.

— Ого, оказывается, уже половина десятого! Я проспал почти три часа! — воскликнул он.

— Совершенно верно, государь. Попробуйте теперь сказать, что в Люсьенне плохо спится.

— Спится здесь прекрасно. Но что я вижу? Какого дьявола? — вскричал вдруг король, взглянув на Самора.

— Вы видите губернатора Люсьенны, государь.

— Пока еще нет, пока еще нет, — смеясь, возразил король. — Этот чудак надел мундир, еще не получив назначения. Он, стало быть, рассчитывает на мое слово?

— Государь, ваше слово свято, и мы в полном праве рассчитывать на него. Но у Самора есть нечто большее или, вернее, меньшее, нежели ваше слово, — у него есть патент.

— Какой патент?

— Вот он, мне прислал его вице-канцлер. Теперь Самору осталось лишь принять присягу. Велите ему присягнуть, и пускай он нас охраняет.

— Приблизьтесь, господин губернатор, — приказал король.

Самор приблизился; он был в форменном мундире: расшитый воротник, капитанские эполеты, короткие панталоны, шелковые чулки и шпага на перевязи. Шел он твердым размеренным шагом, а под мышкой у него была зажата огромная треуголка.

— Но знает ли он присягу? — усомнился король.

— Еще как! Проверьте.

— Подойдите, как полагается, — велел король, с любопытством разглядывая эту черную куклу.

— На колени, — подсказала графиня.

— Клянитесь, — приказал король.

Мальчик прижал одну руку к сердцу, другую вложил меж ладоней короля и произнес:

— Верой и честью клянусь моим повелителю и повелительнице защищать до последней капли крови замок, который мне доверили охранять, и в случае нападения, прежде чем сдаться, съесть все имеющееся в нем варенье до последнего горшочка.

Король расхохотался: его развеселила и форма присяги, и серьезность, с какой Самор ее произнес.

— Взамен за эту присягу, — напустив на себя приличествующую случаю серьезность, ответил он, — жалую вам, господин губернатор, право верховной власти, право высокого и низкого суда над всеми, кто населяет воздух, землю, огонь и воду в этом дворце.

— Благодарю, повелитель, — вставая с колен, отвечал Самор.

— А теперь иди и похвастайся своим красивым нарядом на кухне, — заключил король. — Ступай, оставь нас в покое.

Самор вышел. Но едва за ним затворилась дверь, другая дверь открылась, и вошла Шон.

— А, вот и вы, крошка Шон. Добрый вечер!