Рассвет судьбы - Розанна Битнер

– Джеймс! Куда ты собрался? – требовательно спросил тесть.

– Я еду домой. Вы можете оставаться с Убийцей, если хотите, а я еду к Виллене, – он развернул коня, – чтобы сказать ей, что ее дети имеют в своих жилах индейскую кровь! – Он оскалился почти как сумасшедший.

Остальные в изумлении уставились на него, большинство из них подумали, что нападение на индейцев повредило ему рассудок. Возможно, его ударили по голове. Со временем это пройдет.

Трит смотрел Джеймсу вслед, пока тот на исчез из виду, затем посмотрел на Чивингтона, который горделиво сидел в седле. Трит не разделял его радости по поводу «победы», он не убивал и не калечил женщин. Он привык сражаться в честном, открытом бою, а сегодня произошла просто позорная бойня.

Он поскакал вслед за Джеймсом, обеспокоенный его душевным состоянием, надеясь, что к зятю вернется разум прежде, чем тот доедет до Денвера.

Кейл лежал до тех пор, пока не ушел последний солдат. Ему удалось встать на колени, и он пополз к оврагу, содрогаясь и плача от вида изуродованных трупов вокруг него. На сердце его была скорбь, рассудок едва не помутился от ужаса. Он с трудом встал на ноги и, пошатываясь, спустился на дно оврага.

Холодея от ужаса, он стал рассматривать тела женщин и детей.

– Пуночка, – всхлипнул он, – где ты?

Он вздрогнул от неожиданности, услышав голос своего младшего сына, Маленького Орла.

Мальчик подбежал к нему, и Кейл подхватил его на руки.

– Сын! Мой сын!

– Они убили маму, – заплакал мальчик, прижимаясь к Кейлу.

– Люди в синем кололи ее большими ножами. Они кололи Желтого Волка и Голубой Цветок.

Кейл спустил мальчика на землю.

– Покажи мне, – задыхаясь, проговорил он. Маленький Орел повел своего отца туда, где, раскинув руки и ноги, лежала раздетая и изрезанная саблей Пуночка, а рядом – их мертвые дети.

Кейл запрокинул голову и издал дикий протяжный крик. Так скорбно и пронзительно не мог кричать ни один зверь из тех, что обитали на просторах Колорадо.

ГЛАВА 31

Лучи восходящего солнца осветили спальню, где Том и Хуанита двигались в упоительном для обоих ритме. Они были вместе уже пятнадцать лет, и тридцатитрехлетняя Хуанита, подарившая Тому семерых детей, казалась ему еще более красивой, чем прежде. Этим утром они занимались любовью лишь для того, чтобы напомнить себе, что жизнь продолжается, потому что вся семья была охвачена глубокой печалью. Прошло уже три дня с тех пор, как сюда приехали Парнэллы и присоединились к Калебу, Тому и Хуаните в тревожном ожидании конца жизненного пути Сары Сакс. Сюда же был вызван и отец Хуарес, который сейчас находился с нею.

Том задумчиво смотрел перед собой. Иногда он с болью думал об уходящей молодости, но все же он был еще энергичным и сильным, полным желания продолжать свое дело, чтобы оставить детям значительное состояние. Золотая жила в конце концов иссякла, но он не очень печалился по этому поводу, поскольку с умом вкладывал деньги, полученные от продажи золота. Его состояние было так же прочно и велико, как и его любовь к Хуаните.

– Я люблю тебя, жена моя, – сказал он и поцеловал ее в щеку.

Она улыбнулась.

– Я тоже люблю тебя.

Том приподнялся на локте и поцеловал ее пышную грудь.

– Сегодня я слишком долго залежался в постели. Ведь мы с тобой обычно встаем на рассвете.

Она глубоко вздохнула.

– Тебе лучше быть сегодня поближе к дому, – печально проговорила она.

Он знал, что имеет в виду жена. Скорее всего, Сара Сакс не переживет сегодняшний день.

Он откинулся на подушку и уставился в потолок.

– Не знаю, что мне сделать для отца, Хуанита. Всю свою жизнь он помогал мне, направлял меня, учил быть сильным и сам всегда был сильным. Но на этот раз, боюсь, он не выдержит. Теперь моя очередь ему помочь. Но если он ее потеряет, никто не сможет утешить его.

Глаза Хуаниты наполнились слезами.

– Я люблю ее как мать, Том.

– Я знаю. – Он погладил ее руку. Кто-то стучал в дверь.

– Кто там? – спросил Том.

– Это я, Линда.

Том быстро оделся и пригладил рукой волосы, затем подошел к двери и открыл ее. За дверью стояла Линда, полностью одетая. В ее глазах стояли слезы.

– Ей хуже?

Линда кивнула и посмотрела мимо него на Хуаниту.

– Отец сказал, что она хочет всех видеть. Я пойду помогу одеть детей.

Она повернулась, чтобы идти, но Том схватил ее за руку.

– Что мы можем сделать, Линда? Я чувствую себя таким беспомощным.

Она дотронулась до его плеча.

– Я не знаю. Отец просто… ходит по комнате, как потерянная душа, разговаривает с детьми так, как будто ничего не происходит, пытается быть сильным. И говорит о матери так, как будто… как будто она будет еще жить и жить. Он постоянно повторяет, что построит их собственный маленький дом, где мама устроит все, как ей хочется.

Она покачала головой и расплакалась. Том обнял ее за плечи и прижал к себе.

– Я знаю, как тебе тяжело, Линда. Она так много значит для тебя. Но у тебя всегда будет Джесс, Хуанита и я. Надеюсь, ты понимаешь, что отец, скорее всего, уедет после того, как ее не станет. Он вернется назад, к шайенам. Не старайся удержать его, ему будет только тяжелее. Мы его потомки. Мы будем продолжать жить и прославлять его имя.

– Да, – прошептала она, всхлипывая. Линда ушла, а Том вернулся в спальню.

– Нам надо торопиться.

Хуанита вытерла слезы и посмотрела в окно.

– Хорошо, что светит солнце, – рассеянно проговорила она. – Она любит солнце.

Калеб стоял около окна, наблюдая, как работники ранчо загоняют лошадей в загон. Жизнь продолжалась, и это подтверждали внуки, стоящие вокруг постели Сары. На мальчиках были нарядные костюмчики, на девочках красивые платья. Младшие дети сопели и шмыгали носом.

Калеб стоял словно в оцепенении. Он не хотел верить в происходящее. Не мог. Он упорно смотрел в окно, не поворачиваясь к Саре, лежавшей среди подушек и по очереди разговаривавшей с каждым внуком.

– Не выбирай такую жизнь, которая постоянно связана с оружием, Джонни, – слабым голосом говорила она. – Не заставляй из-за этого тревожиться твою мать. Будь поближе к матери, Джессика. Мать и дочь должны всегда быть подругами, – обратилась она затем к своей старшей внучке.

Затем настал черед сыновей и дочерей Тома Сакса. Для каждого из них нашлось у Сары доброе слово: и для Тони, которому было пятнадцать, и для Рикки, которому уже исполнилось двенадцать, и для десятилетнего Андреса и девятилетней Розанны, для семилетней Луизы и для самых младших – шестилетнего Родригеса и четырехлетней Эдвины.

– Подойди сюда, Том, – услышал Калеб. – Ты был для меня лучшим сыном, чем мой собственный сын.