Прочь из моей головы (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна

…прямо как у меня.

Разглядеть Флёр так и не удалось. Говорить от лица Роз взялся убелённый сединами мужчина по имени Венсан, который назвался пресс-атташе. Он не стал делать долгих вступлений, объясняться или оправдываться, в отличие от представителей других семей, и объявил коротко:

– Розы считают, что Хорхе Альосо-и-Йедра был обвинён ложно, и предлагают ему свою защиту и покровительство.

Взорвать грязевую бомбу посреди Арены и то было бы менее эффектно.

Теперь всем уже стало ясно, чем закончится дело. Даже если кто-то колебался до сих пор и планировал отомстить Хорхе, прикрывшись кланом Датура, то сейчас желающих рисковать не осталось. И, хотя чародеи пока выдерживали паузу, я уже понимала, что победа на нашей стороне.

Понимал это и Эло Крокосмия – только вот разочарованным, потрясённым или даже просто огорчённым он не выглядел.

– Значит, вот что вы решили, – тихо произнёс он, и у меня мурашки по спине пробежали. – Что же, правильно – весы правосудия склоняются к тому, за кем сила. Но я действительно хотел обойтись без крайних мер, подождать ещё несколько лет… Видимо, не получится. Йен Лойероз, – повысил он голос, привлекая к себе внимание. – Ты обвинял меня в намерении создать оружие, способное уничтожить бессмертного. К счастью, обвинения запоздали: я уже его создал.

Что-то ярко, почти невыносимо вспыхнуло сбоку от нас, на трибунах. Я инстинктивно пригнулась, Йен воздел руки, окутывая нас чарами…

Тщетно.

Потому что целью были не мы.

Ложа Стальных Камелий – та самая, лишь на два яруса ниже Роз и немного меньше – исчезла. На её месте зияла дыра – сквозная, через всю толщу скалы, на многие сотни метров. Края не были оплавлены и не дымились; не пахло кровью или горелым, нигде не лежали обломки… Просто часть окружающего мира исчезла бесследно.

– Кто-нибудь ещё хочет выступить в пользу ублюдка Альосо-и-Йедра? – сдержанно спросил Крокосмия, и его нелепое вытянутое лицо на секунду показалось мне величественным и жутким, словно у какого-то древнего подземного божества.

Йен побледнел как смерть, и с леденящим душу ужасом я осознала, что он успел проследить направление удара, но защитить от него людей не смог.

– Я хочу! – послышался вдруг звонкий голос Юон. – Хорхе – мой друг. А значит, те, кто его защищает – мои друзья тоже.

Очень-очень медленно я обернулась к ней – и едва не потеряла сознание от облегчения.

Глава клана Камелий, импозантный немолодой мужчина в сером жакете, с ошалелым видом покоился на руках у довольной Юон. У неё под ногами, вповалку, словно брёвна, валялись его родичи – с не менее одурелыми выражениями лиц, но определённо живые. Близняшки в ярких футболках сидели на коленях у Сета, вцепившись в его плащ, и с любопытством таращили глаза.

– Телепортация, – выдохнул Йен, и уголок губ у него слабо дёрнулся. – И непревзойдённая скорость. Ну, конечно, даже если удар нельзя отразить, от него можно уйти.

– Я быстрая, – радостно кивнула Юон. И ткнула пальцем в Сета: – А он может в мгновение ока перенестись на четыре сотни шагов. Удобно догонять еду, да?

«Еда» у неё на руках затихла и притворилась глазастой ветошью.

Одна из «статуй» в масках, кажется, самая первая, обернулась к Крокосмии:

– Вы отдаёте себе отчёт в том, что повлекут за собой ваши действия? – спросила она. Похоже, что хладнокровием там уже и не пахло, и потому даже маскирующие чары не могли полностью вытравить кипящие эмоции, сделать голос нейтральным и бесполым: было кристально ясно, что это женщина – и женщина разгневанная. – Суд предоставляет вам шанс остановиться.

– Это мой последний шанс выжить и сохранить своё положение, – ответил Крокосмия спокойно. – Для того чтобы кровопролитие стало легитимным, мне надо всего лишь бросить вызов всем, кто присутствует на Арене, верно? Как пытался это сделать Лойероз в самом начале.

– Прецедент Чёрной Розы, – произнёс Хорхе, аккуратно избавляясь от остатков кандалов на своих запястьях. – Но это значит утопить Арену в крови. Я был тогда в числе выживших, и от запаха мертвечины мутило даже меня.

– У Чёрной Розы было полторы сотни противников, а не пятнадцать тысяч, – добавил Йен. Лицо у него, несмотря на легкомысленный тон, оставалось напряжённым. – И среди них не было ни бессмертного чародея, ни древних вампиров.

Удивительно, что никто не пытался ни закричать, ни даже пошевелиться – все, кто сидел на трибунах, в буквальном смысле застыли, хотя наверняка втайне они готовили чары. Но тишина стояла такая, что после каждой реплики можно было расслышать дыхание тех, кто находился рядом…

И я понимала почему.

Сейчас Йен, Хорхе и та женщина-судья в маске пытались тянуть время; сомневаюсь, что кто-то из них надеялся всерьёз уговорить Крокосмию, но каждый из них сознавал: в ту же секунду, когда закончатся переговоры, начнётся бойня.

И сколько из пятнадцати тысяч присутствующих сумеют выжить?

Йен бессмертен, но он не в состоянии заслонить каждого.

Кровавые Безумцы могут вытащить из-под удара одну семью, но не сотни и сотни…

– Ты не станешь соперничать за власть, – так же сдержанно ответил Крокосмия. Глаза у него медленно разгорались потусторонним красно-оранжевым пламенем, и меня от этого зрелища прошибал озноб. – Ты будешь доволен, если сумеешь вытащить своих людей, а если уничтожить кого-то из них – ты отступишь, чтобы спасти остальных. К тому же бессмертие не означает неуязвимости: медиум может разделить душу и тело, а по отдельности это не более чем мусор.

Кровавых Безумцев он даже не упомянул, но ему и не требовалось: вряд ли многие из чародеев действительно видели в них союзников, пусть и временных.

– Нельзя победить весь Запретный Сад в одиночку, – наконец произнесла судья в маске.

Крокосмия навалился на кафедру; дурацкая рыжая роба уже не казалась смешной, как не выглядит забавной раскраска ядовитой змеи.

– А кто сказал, – медленно протянул он, – что здесь я один?

Йен очень длинно выдохнул и закрыл половину лица рукой – точь-в-точь как в том сне, где он только расстался с Флёр, за тем исключением, что сейчас взгляд у него был откровенно злым.

– Да-да, двадцать семь человек. Я правильно подсчитал? Или забыл кого-то?

Крокосмия ухмыльнулся.

«Нам конец», – успела подумать я, а потом начался ад.

На разных ярусах трибун вдруг словно бомбы разорвались – с жутковатым электрическим треском образовалось вдруг почти три десятка огромных пылающих сфер. Удивительным образом никого это не задело: вокруг них оказалось пустое пространство, зато на Арене людей прибавилось, растерянных и озирающихся.

Йен не сдвинулся с места, но глаза у него пылали ядовито-розовым, а руки, стиснутые в кулаки, подрагивали.

– Твоих рук дело? – спросила я тихо.

Он кивнул, наблюдая за трескучими сферами.

– Да… Но имитировать Сета сложнее, чем мне представлялось.

В переводе на человеческий это, вероятно, означало: «Долго в таком темпе я не выдержу».

– Что насчёт «минутки тишины»? – поинтересовалась я без особой надежды.

– Поможет только с чарами, которые на порядок слабее моих, – криво улыбнулся Йен. – И то, что он использует – не чары.

– А что? – отрывисто спросила Тильда, вставая к нему – спиной к спине. – Мои росянки эту дрянь не берут. Точнее, их разрывает от энергии.

Он помедлил, прежде чем ответить:

– Я не знаю. Если бы было время…

Но времени нам Крокосмия, конечно, не дал.

Сферы рванули одновременно, точно бомбы с таймером. Радиус поражения был небольшой, но целые куски трибун выело подчистую, как в первый раз, без осколков и гари. Существа, которые очутились посреди образовавшихся ям, на живых людей походили меньше всего, скорее, на чудовищные марионетки, сродни той уродине, что охраняла замок у лабиринта.

За одним исключением: этих, похоже, слепили не из медиумов, а из чародеев.

– Ну да, – пробормотал Йен. – Он и не говорил, что его помощники – люди. Всё-таки он талантливый кукольник… Урсула?