Прочь из моей головы (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна

– Стальная Камелия выступает в поддержку Хорхе Альосо-и-Йедра и называет преступником Эло Крокосмию, – произнёс мужчина, не удосужившись даже встать из кресла. Он сидел вальяжно, нога на ногу, и только тонкие пальцы левой руки, выбивающие дробь по подлокотнику, выдавали нервозность. – Лойероз не из тех людей, которые станут лгать, преследуя собственную выгоду – лично я, Бастиан из Камелий, ручаюсь за это своим именем. А если то, что он рассказал – правда, то иное решение честный человек принять не может.

Я длинно выдохнула, чувствуя, что ноги подкашиваются от облегчения. А Йен с интересом прищурился, разглядывая мужчину с камелией в петлице:

– Мы раньше встречались? Лицо знакомое, но вот имя…

– А имя я и не успел назвать – кое-кто связал меня чарами и спрятал в свою дорожную сумку, – сварливо откликнулся тот. – То, что это спасло мне жизнь, я оценил значительно позже.

Йен просветлел:

– А! Лерой-Мартин, убийство в доме перчаточника!

Судя по выражению лица бедняги Бастиана, он уже десять раз пожалел о том, что поддался ностальгии и заговорил. Но, на его счастье, снова вспыхнул свет – уже над другой ложей, и фокус внимания автоматически сместился туда.

И там было на что посмотреть!

Во-первых, огромная ложа казалась крохотной, потому что туда, по ощущениям, запихнули сборную по футболу, по баскетболу, по боксу и по гребле заодно, а руководила этими мускулистыми мальчиками и девочками самая настоящая старая ведьма – высокая, жилистая, с пышной гривой седых волос, увязанных в хвост на затылке, вдобавок облачённая в красный спортивный костюм с белой надписью «Непентес» через всю грудь.

– Я, Бальдехильда Непентес, выступаю в поддержку Йена Лойероза. Хорхе Альосо-и-Йедра невиновен. Непентес просят наказания для Эло Крокосмии и разрывают с ним все контракты, – дрожащим козьим голоском объявила она и ухмыльнулась по-пиратски.

Не сразу до меня дошло, что это та же чародейка, которая ехидно ответила «три века» на риторический вопрос Сета. Выходит, ей триста лет? С ума сойти.

– Бабуля! – просияла Тильда.

– Балбеска! – нежно проблеяла Бальдехильда в ответ. – Смотрю, ты стала наконец нормальной девочкой. Обзавелась куклой, подружкой, красивым мальчиком. Что следующее? Начнёшь на свидания бегать?

– Если догоню, – хмыкнула Тильда.

Арто заинтересованно свесился с перил, но, к счастью, ничего не сказал.

А вот на лицо Крокосмии было любо-дорого посмотреть.

– Вы заплатите за нарушение договора, – прохрипел он, глядя исподлобья.

Бальдехильда Непентес только плечиками передёрнула:

– Заплатим, у нас бабла куры не клюют. Я лично тебе на могилу пару мешков золота отволоку, милок, и сверху поставлю, чтоб уж точно не выбрался.

Он впился в кафедру, кроша пальцами крышку:

– Ты!

– Я – что? – живо отозвалась глава Непентес. – Хочешь что-то сказать – так подойди и скажи, вот она я, на месте стою, не бегу никуда.

Когда Крокосмия никуда не кинулся и медленно выдохнул, я, если честно, его почти зауважала.

– Стерва, – бросил он только в сторону.

– Стерва – значит, баба! – обрадовалась Бальдехильда и приосанилась. – Баба – значит, красавишна. Парни, я же красавишна?

Смешанная футбольно-баскетбольная команда по гребле в проблемное будущее, состоящая, кстати, не только из парней, рявкнула слаженным хором:

– Бальдехильда Непентес – вечно прекрасная и вечно молодая! Ура, ура, ура!

Наёмники из этого клана, вероятно, и впрямь служили телохранителями в разных семьях, поскольку раскатистое «ура» доносилось не только из ложи Непентес, но и с других сторон. Тильда стояла навытяжку и орала вместе со всеми; Салли на всякий случай тихонько хлопала в ладоши и шевелила губами; Йен, кажется, беззвучно смеялся. И я бы тоже с удовольствием присоединилась к общему безумию, но отчего-то меня до сих пор колотило; хотелось оказаться где угодно, только не здесь, желательно – на другом конце света.

…что-то было неправильным в окружающем мире – совсем как тогда, в той самой каверне-подворотне, куда я свернула после первой встречи с Крокосмией, когда не знала о Запретном Саде ровным счётом ничего.

В следующий раз свет озарил ложу семьи Датура. Госпожа Франческа, по-прежнему сжимающая боевой посох и агрессивно-собранная, словно олицетворяла собой образ человека, не имеющего сомнений.

– Если Хорхе Альосо-и-Йедра защищают преступники, – и она указала на меня, – то и сам он также преступник. Семья Датура поддерживает садовника Эло Крокосмию.

Ненадолго воцарилась тишина, а затем свет начал вспыхивать над трибунами всё чаще.

– Вистерия принимают сторону Эло Крокосмии…

– Водяная Лилия считает, что преступник Хорхе Альосо-и-Йедра…

– Хэнбейн Блэк поддерживает Крокосмию согласно заключённому договору…

Я рефлекторно стиснула кулаки, выслушивая всё это. Нет, а на что мы рассчитывали… Датура до сих пор – правящая семья, и, несмотря на конфликт с Крокосмией, к нам у них претензий гораздо больше. И мы ведь действительно убили их наследницу – да, она напала первой, да, я не отдавала душам приказ уничтожить её, но я ведь этого хотела. А значит – убила.

– Протестую, – раздался вдруг красивый женский голос, пожалуй, сопрано. Как ни странно, принадлежал он изысканно одетому молодому человеку, который стоял по правую руку от госпожи Франчески. – Датура поддерживают Крокосмию. Но я, Лукреция Датура, лично и независимо отдаю свой голос за Хорхе Альосо-и-Йедра.

– Наглая девчонка… – зашипела Франческа, оборачиваясь.

– И что вы сделаете? Изгоните меня из семьи? – ответила Лукреция. Мне, кстати, до сих пор упорно казалось, что она – элегантный худощавый юноша со смазливым лицом. – Но других наследников нет. Передадим власть побочной линии, тётя? – Франческа Датура явно не нашлась, что ответить, и промолчала. Лукреция же вдруг улыбнулась и махнула нам рукой: – Привет, Йен. Давно не виделись.

– Привет, Лука, – откликнулся он, и в глазах у него промелькнуло странное выражение. – Что, совесть заела за то, что топил меня в ведре?

Забавно, что Йен, похоже, единственный обращался к Лукреции как к мужчине.

– Тебя стоило разок утопить, засранца, – в тон ему ответила она. И добавила: – Сходим потом выпить?

– Если будет что отпраздновать, – усмехнулся Йен.

А Тильда склонилась к моему уху и громко прошептала:

– Не ходи с ними! Лука странная… – Откровенно признаться, ожидала услышать что-то насчёт мужской одежды и прочего, но продолжение заставило меня прикусить язык: – Прикинь, она всех травит! Испытывает на собутыльниках яды и противоядия!

– Спасибо за предупреждение, – только и смогла выдавить я.

Ну, конечно, тогда Лукреция будет дорожить таким другом, как Йен. Его же травить можно сколько угодно, он не обидится – ещё и подскажет, как яд сделать более смертоносным. После её выступления воцарилось шаткое равновесие: чародеи больше не спешили заявлять о своих симпатиях к Эло Крокосмии, потому что одно дело – прикрываться семьёй Датура, а другое дело – конфликтовать с будущим лидером этой же семьи. Несколько чародеев-одиночек высказались в пользу Хорхе, примерно столько же – против, и потом дело заглохло. Видимо, смельчаки закончились; те же, кто остался, тянули время, лихорадочно взвешивая про себя все аргументы… И в этот самый момент свет вспыхнул над самой большой ложей, увитой алыми розами.

Сердце у меня замерло; я рефлекторно сощурилась, пытаясь понять, кто из утончённых, безупречно элегантных женщин, расположившихся в первом ряду, та самая Флёр, но безуспешно. Образ из снов был размытым, да и сколько времени прошло с тех пор… Маленькая принцесса в голубом платье стала угловатым подростком, затем – гордой юной наследницей; их с Йеном пути разошлись, и если он нисколько не изменился, то для неё прошло полвека. Она стала старше, многое пережила… хотя что такое сто лет для чародейки, в перспективе способной прожить триста лет? Всего треть жизни позади?