Столица для поводыря - Андрей Дай

Тут я начал хихикать. Сначала еще пытался как-то сдерживаться. Прятал расползающиеся в улыбку губы за кружкой. Потом не удержался. Засмеялся во весь голос, вызывая оторопь у обиженно хлопающего глазами незадачливого шпиона.

Нюансы. Все дело в нюансах! Один купец первой гильдии или одно товарищество могли подать заявку на участие в аукционе только на одну концессию. Это чтобы хитрованы не лезли во все сразу, а потом не «сдавались» за небольшую мзду. Я-то хорошо помнил то, как проходили приватизационные аукционы в моем прошлом мире. Как скупались за сникерс ваучеры-чубайсовки у разочаровавшихся во власти обывателей. Как бывшие партийные деятели, враз перекрасившись в предпринимателей, организовывали скупку государственного имущества за бесценок. За ничего не стоящие приватизационные чеки.

У нас же первичная, так сказать, ознакомительная информация предоставлялась промышленной комиссией гражданского губернского правления всем и каждому. А более подробная, с цифрами, графиками и справочной информацией об имеющихся технологиях – только после подачи заявления и уплаты залогового взноса.

Решение о выборе того или иного лота нужно было принять за шесть дней. Естественно, многие дорого готовы были дать, лишь бы хоть одним глазком взглянуть на материалы и условия. В уютных гостиных и кабачках, в лавках и питейных подвальчиках кипели мадридские страсти. Создавались и рушились союзы, плелись достойные Медичи или Борджиа интриги… А тут Лещев со своим наивным предложением.

Нюанс, едва не стоивший незадачливому шпиону жизни. Ибо к концу отпущенных на подготовку к самому аукциону дней народ несколько подустал, озлобился и шутки вовсе перестал понимать. И попытки коллежского секретаря, к тому времени уже получившего несколько плюх, объяснить свое любопытство, раскрыв инкогнито, восприняты были честными купцами не более чем военной хитростью подлого врага.

Александру Никитичу повезло, что убивать его никто особенно-то и не стремился. Поучили уму-разуму и напугали. Да так, что, выскочив из подвальчика, шпион, ног под собой не чуя и не разбирая дороги, помчался к моим дверям. Говорит, ему будто бы даже ножом угрожали, но в это верится с трудом. Кого попало к индустриализации края не допускали. Только добропорядочных туземных живоглотов и крохоборов. Коммерсантов, одним словом.

На том карьера разведчика Лещева и закончилась. Пришлось ему в обмен на мое обещание позаботиться о его личной безопасности до возвращения в Омск рассказывать и о том, какое задание от Дюгамеля получил и как именно намерен был его выполнить. Ничего нового для себя не услышал. Все вполне предсказуемо – чиновник должен был в первую очередь убедиться, что молодых нигилистов действительно нет в Томске. И уже во-вторых – вызнать, какие настроения у городских жителей, как относятся к строптивому губернатору виднейшие люди и нельзя ли организовать их коллективную жалобу генерал-губернатору. Также приветствовались и любые компрометирующие молодого начальника губернии сведения. Ведь не могло же быть, по мнению матерых чинуш Главного управления, чтобы тридцатилетний выскочка вовсе не воровал. А ежели таки ворует, значит, точно следы оставляет. Ибо неопытный.

Как я и думал, мое увлечение картами и «хождения» к Карине Бутковской за серьезные провинности не считались. Хуже было бы, если бы я вдруг лошадей начал коллекционировать.

Лещева спровадили на запад под охраной десятка казаков, и что он там, в Омске, докладывал практически сидящему на чемоданах генерал-лейтенанту, мне неведомо. Факт, что «настоятельные рекомендации» Дюгамеля в отношении моих областников вдруг прекратились. Я этому был рад безмерно и никаких грозных для себя предзнаменований не видел.

«Устройство и порядок управления». Прошлой осенью, подготавливая материалы к этому разделу отчета, Фризель не рискнул описывать деятельность нашего фонда. И правильно сделал. Год назад неясно еще было, к каким результатам это приведет. И, самое главное, как к этой инициативе отнесется государь.

Теперь стало можно. Небольшой эффект от резко возросшего энтузиазма чиновников был заметен и по итогам шестьдесят четвертого года. Но в следующем, шестьдесят пятом, успех метода стал совершенно очевидным.

Взятки продолжали брать – к прянику не хватало кнута. Но размеры мздоимства сократились до вполне управляемых величин. Я вот Хныкина, например, надзирателем питейного округа поставил, так он мне руки целовать кинулся. Благодетелем обзывал. А когда ему свои требования озвучил, так и вообще едва в обморок от счастья не грохнулся. Шутка ли! Начальник губернии требует повышения негласного тарифа за выгодный виноварам подсчет на треть! Это же такие деньжищи! И пусть половину этих «трудовых» денег велено было в казну фонда отдавать, так и оставшихся на рысаков вполне хватит.

Не вняли доводам столоначальники и всевозможные председатели. Особенно уже выслужившие «беспорочно» четверть века. Понимали, гады, что я им и сделать-то ничего особенного не могу, пока за руку не поймаю. А как ловить, если губернская контрольная палата у меня только в октябре появилась? Жандармам же, которые и должны были по идее ловить особо зарвавшихся коррупционеров, не хватало знаний в экономике.

Часть старой гвардии, пользуясь еще николаевским законом, отправил на повышение. А так как вакансий в губернии для новых высоких чинов не нашлось, пришлось им отправляться в чужие края. Кое-кого после медицинского осмотра без предупреждения выпроводили на пенсию. Стало чуточку легче. Но вдруг появился десятипроцентный перерасход чернил. Смешно, но после блиц-расследования выяснилось, что это вызвано резко удлинившимися именованиями новых руководителей подразделений администрации. «Председатель» в три раза короче, чем «исправляющий должность председателя». Такая вот бюрократическая экономика…

Тем не менее благосостояние среднего, а особенно нижнего звена чиновничества резко выросло. Гораздо больше, чем эффективность управления. Но я не жалел. У молодых, пока еще энергичных людей появились новые, неожиданные возможности. В том числе покупательские. Что немедленно всколыхнуло и весь деловой мир губернии. А опасение потерять место подстегнуло работоспособность и предупредительность государственных служащих, вкусивших недоступных прежде благ. Все связано, не так ли?

Я намеренно сохранял некоторый дефицит сотрудников присутствия. В бюро, в специально выделенной папочке лежало несколько десятков прошений о переводе из других губерний, но я не торопился их утверждать. На тот случай, если придется снова избавляться от особо упертых, должен быть кадровый резерв…