Столица для поводыря - Андрей Дай

Оказалось, зря зубами скрипел и матом с Герасиком ругался. Если бы не уже чуть тепленькая компания, сидел бы в своем кабинете и самое интересное неминуемо бы пропустил.

Осенью темнеет быстро. Летом ночи короткие. Тьма, можно сказать, только под утро и прокрадывается. Зимой даже слабого света луны хватает, чтобы снег заблестел, как-то по-особенному засветился словно бы изнутри, подсвечивая все вокруг. А осенью все быстро. Солнце падает за горизонт, и все погружается в непроглядную мглу. Добавить сюда мелкий, нудный, без пузырей на лужах, дождь – и вообще жуть. В такую погоду добрый хозяин собаку-то на улицу не выгонит, не то чтобы еще и самому по лужам бродить, природой любоваться.

В общем, когда Апанас сообщил, что какой-то человек лупит кулаками в парадные двери усадьбы, ругается и требует немедля его впустить, я сильно удивился. И велел принести револьвер. На меня глядя, и Безсонов из кармана шинели свой пистоль выудил. А потом и Фелициан Игнатьевич – карманную пушку от мистера Кольта. Цинджабан непонимающе лупал глазами и улыбался, но невооруженным глазом было видно, как хмель вытекает из молодого китайского офицера.

– Ты, Цыня, не боись, – пророкотал Астафий Степаныч. – Мы сей же час глянем, кого это там черт принес…

К слову сказать, конвой я в тот вечер отпустил. Нечего казачкам видеть, как их командир на пару с начальником полиции города тщедушного иностранца зеленым змием пытают. У русских людей сердце доброе, почти материнское. Не удержались бы, как пить дать! Бросились бы на помощь.

Безсонов, впрочем, легко заменял собой целый десяток. А в рукопашной наверняка и побольше. Кроме того, в доме был весьма богатый арсенал и полный штат слуг, которые бы не побоялись припасенным оружием воспользоваться, случись что.

Черт принес Александра Никитича Лещева. За несколько дней до описываемых событий он заходил сделать памятное фото в ателье мадам Пестяновой. Больше-то в Сибири такие услуги пока никто не предлагал, а сохранить свое изображение для потомков каждому хочется. Для потомков и для нашей, уже обширной, картотеки. Только благодаря этому фото я коллежского секретаря и смог опознать. Хотя и было это, честно и без лишней скромности говоря, вовсе не просто.

Он был жалок. С одежды на пол прихожей мигом натекла лужа воды. Обувь рассказывала о нелегком пути ее хозяина по грязевым топям. У самого же коллежского секретаря кроме общего вида а-ля пожеванный китом Иона еще имелся обширный кровоподтек под левым глазом и виднелось несколько ссадин на скуле.

– Ты кто? – не слишком любезно поприветствовал затравленно озирающегося дюгамелевского шпиона Безсонов. – Какого дьявола…

– Я полагаю, мы видим перед собой господина Лещева, – хмыкнул я и жестом велел Апанасу забрать извазюканное нечистотами пальто нежданного гостя.

– Да-да, ваше превосходительство, – часто закивал чиновник по особым поручениям Главного управления, убедившись, что тяжелая, обитая коваными железными полосами дверь надежно закрыта на засов. – Именно так. Однако откуда же вам…

– Ну-ну, Александр Никитич, – укоризненно покачал я головой. – Не станете же вы обвинять в том, будто бы мне неведомо, что происходит в доверенной государем императором губернии?

– Так вы… Ваше превосходительство, отчего же вы ранее не…

– Вы не стойте так, господин коллежский советник, – перебил я что-то там себе бормочущего под нос разведчика. Во-первых, не хотел давать ему время собраться с мыслями. А во-вторых, мне он больше нравился таким – растерянным и побитым. – Снимайте обувь. Сейчас вам принесут что-нибудь надеть… И проходите же наконец. Что же вы, так исповедоваться прямо у дверей и станете? Что там еще с вами приключилось?

Белорус всунул под колени гостю стульчик, и тот обессиленно рухнул. Словно бы ноги отказывались его держать.

– Видно, это Павел Иванович Менделеев мое инкогнито раскрыл. Он уже поведал вам, ваше превосходительство, что его старший брат, Дмитрий Иванович, женат на моей родной сестре Феозве Никитичне?

– Чудны дела твои, Господи, – выдохнул я. – Деревня. Все время об этом забываю… Но вы зря грешите на своего родственника. Это не он раскрыл ваш маленький секрет. Так что с вами приключилось, господин Лещев?

– Ваше превосходительство! – вскричал он, скидывая первый сапог. И тут же убавил тон, натолкнувшись глазами на оружие в моей руке. – Эм… Это обязательно, ваше превосходительство?

– Револьвер? – делано удивился я. – А как еще, сударь? Места тут лихие, дикие. Добрые люди по ночам в чужие дома не ломятся…

– Простите меня, ваше превосходительство, – признал мою правоту шпион. – И вы совершенно правы, ваше превосходительство. Дикие! Совершеннейшие дичайшие места в вашем Томске! Вы только представьте!

Апанас принес большое банное полотенце, халат и половую тряпку. Вид чумазой, расползающейся по паркету лужи возмущал его белорусскую душу, так что первые две вещи он попросту всунул в руки гостю, а сам взялся за битву с водой.

– Проходите же, – снова позвал я беглеца в гостиную. – Там, видно, и чай уже приготовлен.

– Водки ему, – посоветовал Стоцкий.

– Здоровья для, – поспешил согласиться Безсонов и потер руки.

Наш незадачливый субалтерн, не дождавшись продолжения банкета, уже успел свернуться калачиком на обширном диване и уснуть. А хлебного вина оставалось еще много…

– Водки, пожалуй, – согласился гость, усаживаясь за стол следом за мной.

– Вы только представьте, ваше превосходительство, – продолжил рассказ шпион, закусив прежде горячительный напиток кусочком копченой свинины. – Эти-то ваши, кандидаты в концессионеры! Ну совершенно же дикий и невоспитанный народец! Я, знаете ли, по заданию Александра Осиповича в Томск прибыл, дабы…

– Это мне ведомо, сударь, – утирая с губ пивную пену, заявил я. Понял уже, что в этот вечер делами заняться не судьба и можно позволить себе немного любимого напитка. – Давайте уже сразу к купцам перейдем.

– Ну да, ну да, – покладисто согласился Лещев, взглянув на Стоцкого, прокурорским взглядом разглядывающего побитого чиновника. – Конечно, ваше превосходительство. Так вот! Пребывая в подвальчике, что на Обрубе, вынужден был наблюдать, как малограмотные… эм… купцы читают ваше положение об аукционе. И, знаете ли, сердце у меня доброе да участливое. Вот и предложил я торговым людям помощь свою малую. Сказал, мол, что и прочесть печатное могу, и, ежели подвох какой в бумаге сокрыт, без утайки поведаю.

Тут я начал хихикать. Сначала еще пытался как-то сдерживаться. Прятал расползающиеся в улыбку губы за кружкой. Потом не удержался. Засмеялся во весь голос, вызывая оторопь у обиженно хлопающего глазами незадачливого шпиона.