Когда молчит совесть - Видади Бабанлы

— Неразумный джигит…

Вугар замялся, поняв, что Гамзаев намекает на него, и, подумав, шутливо ответил:

— Вы правы, неразумный джигит бросает друзей в беде…

— Ясно! — Гамзаев и на этот раз остался доволен ответом.

Откинувшись на спинку кресла, он медленно опустил веки, умолк, казалось, задремал.

Вугару стало не по себе. К чему Гамзаев затеял этот разговор, который увел их от главной цели? Зачем тогда он разыскивал его? Вугар решил сам заговорить о деле. Но не успел он и слова сказать, как заместитель директора, все еще не открывая глаз, спросил: — Давно приехал?

— Сегодня утром…

— Сохраба Мургузовича видел?

— Нет…

Гамзаев медленно открыл глаза и задумчиво посмотрел на Вугара:

— Значит, тебе ничего не известно о последних событиях?

Вугар молчал. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, от его ударов в грудной клетке образуются мозоли. Этот загадочный вопрос показался ему дурным вестником.

Но Муршуд Гамзаев не спешил успокоить Вугара. Он закинул ногу за ногу, и руки его повисли вдоль подлокотников кресла.

— А дела вот какие… В связи с твоим вопросом был еще раз созван ученый совет. Помнишь, в прошлый раз Гюнашли ушел с середины заседания, это повергло в растерянность членов совета, и никакого решения тогда не приняли…

— Какое же решение принято на повторном заседании?

— Решение хорошее… По настоянию Гюнашли состоялось всестороннее обсуждение вопроса, и решен он в твою пользу…

— То есть?..

— Создана комиссия, которая должна проверить научную ценность и промышленное значение твоего изобретения… Работать комиссия будет под моим председательством.

— Под вашим?!

— Да, — Гамзаев истолковал удивление Вугара как недовольство. — У тебя есть возражения?

Вугар почувствовал облегчение. Профессор Гамзаев крупный ученый, благожелательный и объективный человек. Он хорошо помнил, как на том злосчастном ученом совете Гамзаев выступил в его защиту, стараясь изменить ход обсуждения, придав ему истинно научный характер. Какие же могут быть возражения против такого человека?

— Что вы, профессор! — воскликнул он. — Когда комиссия приступает к работе?

— А мы уже приступили! — Гамзаев выпрямился, и приветливая улыбка расплылась по его лицу. — Пока некоторые товарищи лечились в деревне птичьим молоком и развлекались, мы тут за них потрудились в поте лица.

— Простите, профессор, — серьезно заговорил Вугар, не принимая его шутливого тона. — Те некоторые, о которых вы говорите, не все время тратили на удовольствия, они еще кое-что успели сделать. А птичье молоко принимали исключительно для поднятия боевого духа, как вы сами заметили в начале нашего разговора.

— Верно заметил. Однако пока не увижу тебя в деле, нет у меня полной уверенности…

— Будьте спокойны, профессор!

Гамзаев заерзал в кресле и вопросительно посмотрел на Вугара. Что произошло? Аспирант Шамсизаде всегда был сдержан и немного робок, от него слова лишнего не добьешься, откуда же эта уверенность, эта гордость? Уж не зазнался ли, не зачванился? И Гамзаев сказал с явным подтекстом:

— Я-то спокоен, а вот твое спокойствие мне не очень нравится. Главное поле сражения впереди. Когда работа будет полностью закончена и результаты экспериментов опубликованы в печати, это несомненно вызовет большой резонанс, вот тогда-то число твоих оппонентов значительно возрастет. Вполне возможно, что тебе придется сразиться с учеными, которые будут куда авторитетнее нынешних твоих противников…

— Я не боюсь, профессор! Помните поговорку? Сорока знает: умный в нее стрелять не станет, а глупый промахнется.

Густые, с проседью брови Гамзаева сдвинулись, и он с откровенным неудовольствием посмотрел на Вугара: «Очень уж самонадеян! Как быстро меняются люди».

Глухо прозвенел звонок, возвещавший перерыв на обед. Гамзаев поднялся, в больном желудке начало покалывать. Если он хоть немного нарушит режим и вовремя не поест, боль усилится. Он поспешил закончить разговор:

— Проект готов, мы послали его для ознакомления на наш опытный завод: производственники лучше знают технологию. Сегодня, когда ты вошел в кабинет, мы говорили с директором завода товарищем Мохсумовым…

— По вашему разговору мне показалось, что директор чем-то недоволен.

— Обычное дело! Каждый раз с этим сталкиваемся. Результаты, полученные на бумаге, в оптимальных лабораторных условиях, не дают желаемого эффекта на больших установках, во время заводских испытаний. Приходится вносить изменения, добавления. Словом, бери машину — и на завод! Мохсумов ждет тебя.

Но Вугар не тронулся с места. Не спеша расстегнул пиджак и, достав из внутреннего кармана смятую, с загнутыми углами тетрадочку, протянул Гамзаеву.

— Что это?

— Раскройте, прочитайте, и вам станет ясно.

Гамзаев неохотно полистал тетрадку и пожал плечами:

— Может, сам объяснишь?

— Это результаты дней, проведенных в деревне, профессор.

— Ты что же, вел дневник? — насмешливо спросил Гамзаев.

— Нет, — непонятная гордость звучала в словах Вугара. — Это поправки к моей работе!

— Поправки? — вскинул брови Гамзаев.

— Именно! Я все продумал и нашел новое решение. По этой-то причине и задержался.

— А-а… — протянул Гамзаев и о чем-то задумался. Он пододвинул кресло вплотную к столу и, нагнувшись над тетрадкой, погрузился в химические расчеты. Постепенно мягкость исчезала с лица, оно становилось суровым и твердым. — Значит, ты добавил новые компоненты к катализатору… Зачем?

— Там все объясняется, чуть ниже…

Гамзаев снова сосредоточился, пальцы, поглаживающие серебристую щетину на давно не бритых щеках, вдруг замерли и, медленно скользнув, остановились на остром подбородке.

— Любопытно!.. — не отрывая от рукописи задумчивых глаз, прошептал он. — Итак, ты берешь окиси меди, хрома и алюминия в синтезе?..

— Да, профессор.

— Ас какой целью?

— Мне кажется, этот способ полностью обезвреживает ядовитые выхлопные газы автомобилей, работающих в настоящее время на бензине и дизельном топливе.

— Научные доказательства? Доводы?

— Вот, — Вугар указательным пальцем перевернул несколько страниц в тетрадке. — Взгляните. Этот катализатор активно вступает в реакцию с углеводами, органическими кислотами и альдегидами, полностью их окисляя.

— И таким образом очищает выхлопные газы?

— Да, — решительно ответил Вугар. — Здесь имеется еще одно практическое преимущество, профессор. В производственном процессе катализатор может сохранять свою активность примерно до двух тысяч часов…

Гамзаев снова задумался.

— Что ж, возможно! — соглашаясь, проговорил он. — Давай-ка проверим еще раз.

Торопливо достав лист бумаги и ручку, он долго писал и считал, что-то бормоча себе под нос. Заканчивал одну формулу и переходил к другой. Напряженная деловая тишина глотала минуту за минутой. И обеденный перерыв, и покалывания в желудке — все было начисто забыто.

…Бекташева, войдя в кабинет по срочному административному делу, в изумлении застыла на пороге. В комнате, где обычно царила такая тишина, что слышно, как муха пролетит, сейчас раздавались громкие голоса. Гамзаев и Вугар что-то с жаром говорили друг другу, беспрерывно передавая из рук в руки маленькую, величиной с ладонь, тетрадочку, тыкали в нее пальцами.

Бекташева издали прислушивалась к их разговору, старалась понять, спорят они или ссорятся. Было еще одно обстоятельство, которое повергло в изумление и даже немного покоробило эту строгую блюстительницу порядка и правил человеческого поведения. Они разговаривали как равные, посмотришь и подумаешь: товарищи, друзья.

Не сказав ни слова, она удивленно скривила губы, пожала плечами и, осторожно прикрыв за собой дверь, бесшумно удалилась.

Глава пятая

Директор завода поначалу не понравился Вугару. В лоснящемся поношенном пиджаке и вылинявшей байковой рубашке, худой, чернявый, лет сорока — сорока пяти, он больше был похож на заведующего маленькой частной мастерской, чем на руководителя крупного завода.

У Вугара сразу испортилось настроение. О чем говорить с таким человеком? Какие соображения может он, рядовой производственник, высказать по серьезной научной проблеме?

Мохсумов встретил его приветливо. Отложив папку с деловыми бумагами, он встал и пошел к нему навстречу. Уважительно поздоровавшись, с почтением взял Вугара под руку и подвел к столу. Нажав кнопку звонка, распорядился принести чаю.

Но даже эта уважительная вежливость не вызвала у Вугара доверия. Он отнес ее за счет того, что Мохсумов хочет выслужиться перед профессором Гамзаевым, безукоризненно исполнив его поручение. Скучающим взглядом Вугар обвел кабинет. Выбеленные известкой голые стены, старые стулья, на окнах выгоревшие шторы из скучной одноцветной ткани. Над столом портрет Карла Маркса. И Вугар, взглянув на портрет, подумал: как, верно, скучно ему среди этой невзрачной обстановки.