Ричард Длинные Руки — Вильдграф - Гай Орловский

— Стая, стадо, — пробормотал я. — Как-то не вяжутся эти термины с понятиями прогресса.

Он поморщился.

— Дорогой сэр Ричард, вы еще не убедились, что люди могут жить либо стадом, либо стаей? Третьего им не дано.

— Не дано, — сказал я, — так сами возьмут. Человек, как вы могли заметить, имеет тенденцию развиваться. В отличие от всех остальных, что живут стаями, стадами и даже одиночками.

Он посмотрел хитро.

— А кто его развивает?

По соседней аллее прошли трое гуляющих, я придержал ответ на тот случай, если Сатана зрим только для меня, дождался, когда они скрылись за деревьями, и ответил, приглушая голос:

— Надеюсь, меня не услышит святейшая инквизиция, но, по моему глубокому убеждению, человек так быстро и успешно развивается только благодаря вашим совместным усилиям с Творцом.

Он засмеялся весело и беспечно.

— Совместным? Как бы не так! Это я тащу человека вперед, проламываясь сквозь всю религиозную дурь, развиваю человека во всех направлениях…

Я поморщился, он уловил движение моих губ еще до того, как они скривились, остановился и уставился вопрошающими глазищами: что не так он сказал?

— Во всех, — обронил я. — Направлениях. Он сказал быстро:

— Человек должен быть разносторонним!

— Нет, — сказал я.

— Почему?

Я пожал плечами.

— Понятно и без объяснений.

— Мне непонятно, — сказал он живо. — Разносторонность — хорошо! Даже прекрасно. Кроме того, неизвестно, что больше востребуется в будущем.

— В человеке от Змея, — сказал я, — слишком… много. И если развивать все стороны, что достались от него, то сперва станем свиньями, а потом и уже не знаю кем. Если честно, я сам совсем недавно заглянул в Библию. Все на нее постоянно ссылаются, я тоже ссылался, глядя на других, потом велел принести для себя экземпляр повнушительнее…

Он кивнул, глаза смеялись.

— Я видел, эта штука у вас на столе на самом видном месте. Чтоб все видели вашу религиозность. Толстый фолиант, обложка из латуни с золотом, каждая глава с картинки, каждая заглавная буква киноварью… Но вы так и не заглядывали в священные книги ни в северных королевствах, ни в Армландии… а эта, что в Сен-Мари, пролежала на столе несколько недель, прежде чем вы ее открыли разок из любопытства.

Я развел руками.

— У меня хорошая память, раньше мне хватало и услышанного, чтобы слыть христианином. Тут главное вовремя опустить глазки и перекреститься. Двигать ладонью от плеча к плечу и ото лба к животу научился быстро, а если еще запомнить «Во имя Господа» и «Господи, благослови», этого хватит на все случаи жизни. Но как-то на досуге я все-таки раскрыл эту книгу…

Он сказал с живейшим интересом:

— Ну и как? Признайтесь, ужаснулись нагромождению мифов и легенд, в котором глупо искать смысл?

— Как сказать, — ответил я дипломатично. — Читать трудновато, но там немало и любопытного.

Он спросил с недоверием:

— И много вы прочли? Неужели весь толстый фолиантище? От корки и до корки?

Я покачал головой.

— Ну, еще не совсем весь…

— А сколько?

— Скоро подойду к концу, — сообщил я, — первой главы. Не люблю рукописное. По возвращении велю эту роскошь сдать в музей, а мне пусть принесут из типографии. Так вот там же, где описывается грехопадение Евы, сказано, змей не был нынешней гадюкой. Этим гадом его сделал Творец в наказание за совращение невинной и доверчивой дурочки. Был он таким же красавцем, как и Адам, тоже млекопитающим, а не земноводным. Разница с Адамом лишь в том, что у змея души не было. Он был таким же, как и остальные животные, только ходил вертикально, был человекообразен, разумен и умел говорить лучше косноязычного Адама.

Он смотрел с интересом, кивал одобрительно, а когда я закончил, сказал с уважением:

— Правильное прочтение! А то все пробегают быстро по тексту, не задумываясь, а слово «змей» просто ассоциируют с нынешними ползающими в пыли пресмыкающимися. Ума не хватает даже подумать, что человек не может ни согрешить с гадюкой, ни, тем более, зачать от нее. Все верно! Но вы считаете, что наследие того бунтаря-змея развивать не стоит? Почему? Он был умен, отважен, имел свободолюбивый дух, в то время как Адам был несколько… робок и покорен.

Я снова дожидался, пока мимо неспешно продефилирует роскошная пара, смешки и хиханьки, Сатана все понимает и молча ждет, наконец они прошли, я сказал твердо:

— У змея не было души!

Он вздохнул.

— Ну что это за туманности такие: душа, душа… Нет ни какой души! Во всяком случае, в человеке нет. Есть только неясная тоска, томление и прочие, как вы говорите, мерехлюндии. Они заставили человека создать Церковь, вот уж чудовищное образование, надо же до такой глупости додуматься… Да и вообще, Церковь — это насилие над свободным и взрослым человеком. Змей бы ни за что не принял Церковь. И цивилизация с ним не ползла бы, как теперь, а мчалась, летела, как вольная птица!

Я сказал трезво:

— И погибла бы сразу. Войны Магов прокатывались здесь только потому, что в человеке от змея слишком много. И потому задача Церкви — вытравить из нас змея как можно больше.

Мне показалось, что в его глазах проступила неясная тоска.

— Вы так думаете? Интересная интерпретация. И как планируете применить свои взгляды здесь, в Гандерсгейме? Впрочем, можете не отвечать, уже вижу в ваших глазах и на вашем исполненном решимости лице.

— Исполненном решимости? — переспросил я. — Хорошо бы… А то я, как прынц датский, все мерехлюндствую. С головы до ног в раздумьях, как не знаю кто. Скажи такое рыцарям — уважать перестанут.

— Полагаете, — поинтересовался он, — варвары ведут корень по большей части от змея?

— Все от Адама, — уточнил я. — Точнее, от его сына Си-фа, в котором уже не было ничего от змея…

— …и если бы не дочери Каина, — уточнил он с улыбкой. — Правда, была блестящая операция?

— Катиться вниз всегда легче, — согласился я. — Этим ли стоит хвалиться? Конечно, дочери Каина были распутнее, доступнее, потому и слаще… На бабах как раз и попадаемся. А вот как вести человека в будущее, не срываясь в войны, что всякий раз опустошительнее…

Мне показалось, что в его голосе прозвучала оправдывающаяся нотка:

— Я пробую разные варианты!

— И много их было?… — спросил я с сарказмом. — Не отвечайте, боюсь даже вообразить.

Он сказал раздраженно:

— Это всегда метод проб и ошибок.

— И выбора пути. Он поморщился.

— А не простой перебор?

— У кого нет цели, — ответил я с ехидцей, — тому разве что перебором…