Время кобольда - Павел Сергеевич Иевлев

— Кэп-сама, — сказала Сэкиль, — вам казется, сто всё здесь нереарьно? Поэтому дорзно происходить само?

— Что-то вроде того. Никогда не думал, что котлы в аду — это вот так буквально.

— Нет-нет, Кэп-сама, всё не так. Мы едим и какаем, знасит, дорзна быть еда и трубы для какасек. Это называется «консенсус набрюдатерей». Мир устроен так, как устроен, потому сто все знают, как он устроен. Мы не мозем придумать нисего, кроме того, сто узе видери. Мы не мозем увидеть нисего нового, дазе есри это сунуть нам под нос.

— Не понимаю, Секиль. Дурак я.

— Кап-сама, есри кто-то сказет вам, сто он понимает квантовую физику, прюньте ему в граз. Её можно изусять, но понимать нерьзя. Посему фотон ведет себя как ворна или как сястица в зависимости от того, кто на него смотрит? Нипосему. Вот так.

— И всё равно… — упрямлюсь я. — Вот мы поломали какую-то трубу…

— Много труб, Кэп! — возмущается Натаха.

Я отмахиваюсь.

— Это я понимаю — трубу сломали, тут остыло, там нагрелось. Это понятная мне физика, физика говна и пара, я в школе такую учил. Но почему от этого память перестала пропадать?

— У меня есть гипотеза, Кэп-сама. Стобы обойти принцип квантовой неопредерённости Гейзенберга, в квантовых высисритерьных сетях испорьзуют сверхпроводясие кубиты. В резиме сверхпроводимости эректроны образуют бозе-эйнстейновский конденсат, и порусяется синхронность квантовых нейронов. Это позворяет порусять квантовые эффекты на макроуровне. Мозет быть, заморозенный этаз — это сверхпроводяссяя сясть квантового макрокомпьютера. Нарусирась сверхпроводимость — нарусирась синхронность.

— Заодно холодильник со жратвой разморозился, — хмыкнула Натаха. — Его, небось, к этому… Сверхчего-то там пристроили, раз там всё равно холодно. А тепло сбрасывали в систему подогрева воды и всякого такого.

— И к чему это нас приведёт?

— Не знаю, Кэп-сама. Это как с тем котом.

— А что опять с ним не так? Я только-только начал понимать этот парадокс…

— Нет, Кэп! — засмеялась Сэкиль. — Его невозмозно понять, торько описать. Вот, например, сто будет, есри нескорько независимых набрюдатерей открывают коробку с котом, не зная друг о друге? Врияет ри резурьтат первого набрюдетеря на резурьтат остарьных? Действитерьно ри, если один уже увидер кота мёртвым, то другой не мозет увидеть его зивым?

— И как, может?

— На микроуровне — есё как. На макроуровне… Мы ведь видери зивыми тех, кто умирар, да?

— Но Абуто умерла насовсем?

— Наверное да, Кэп-сама. Наверное, потому сто мы всё поромари.

— Да блин! Это ж она и просила!

— Не перезивай, Натаса. Мы не мозем предсказывать будусее, потому сто оно зависит от многих набрюдатерей сразу.

— Да ну вас, — расстроилась Натаха, — пойду лучше посмотрю, что тут есть. Всё ещё не помню, чем занималась до всего этого, но жопой чую — трубы мне как родные! Бывают бабы-теплотехники, Кэп?

— Бабы, Натах, бывают что угодно.

— А я кое-сто вспомнира, Кэп. Но сто-то меня это не радует.

— Не хочешь — не рассказывай.

Сэкиль задумчиво походила туда-сюда, потом присела на трубу, вздохнула и сказала:

— Одназды, Кэп-сама, я дорго-дорго искара работу. Я математик, специализируюссийся на квантовых высисрениях и обсей топорогии. Не самая востребованная спесиарьность. У меня росла дось, меня оставил муз, мне быри осень-осень нузны деньги.

— Тебя бросил муж? — удивился я. — Такую умную и красивую?

— Прохо быть срисском умной, Кэп-сама. Он быр простой серовек, и не осень меня понимар.

— Совсем как я.

— Немнозко похозе, да. Я сама виновата — дря меня быра вазна торько работа. Вазнее, сем муз и доська. Натаса права — я умная, но дура.

— Так часто бывает.

— Со мной связарась одна компания, которая дерара игры. Я совсем нисего не понимара в играх, и так и сказара. Но они всё равно меня взяри. Оказарось, сто они дерари не просто игру, они дерари церый мир. Им нузен быр спесиарист по топорогии неориентируемых пространств.

— Зачем?

— Стобы их мир быр настояссий, понимаес? Но при этом в него мозно быро играть.

— Так бывает?

— Иногда. Я иссредовара такие пространства раньсе.

— Это как?

— Представь себе город, в котором время ири пространство, ири и время, и пространство сразу явряются фигурами Пенроуза.

— Не могу представить. Они что там, ходят вверх ногами? Или носят трусы наизнанку?

— Нет зе, для зивуссих там всё выгрядит посьти нормарьно, к неборьсим странностям они привыкри. А для внеснего набрюдатеря они рибо конгруэнтны, рибо ненабрюдаемы, зависит от фазы.

— И никто об этом не знает?

— Посему не знает? Кому порозено, те знают. Есть церый институт. Называесся ИОП. Институт Обсефизисесских Пробрем.

— ИОП? Почему-то звучит знакомо.

— Просто на непририсьное срово похозе, Кэп-сама. О нём мало кто знает.

— И зачем это всё изучалось целым институтом?

— Если с насым миром сто-то срусисся, хоросо иметь запасной, да?

— Нет.

— Посему?

— Потому что, если будет запасной, то с нашим точно что-нибудь случится. Наличие резервных вариантов провоцирует на смелые эксперименты.

— Я просто математик, Кэп-сама. Я указываю возмозности, а как люди ими распорязаются, они ресают сами.

— В этом все учёные, — вздохнул я, — заботливо дают обезьяне гранату, объясняют, как выдернуть чеку, а потом удивляются результату. Что могло пойти не так? Ведь они же предупредили о последствиях!

— Ты дазе не знаесь, наскорько ты прав, Кэп-сама.

— Эй, вы чего застряли? — Натаха вылезла из переплетения труб, чумазая, но довольная. — А я чего нашла! Вы не поверите!

***

— Оу! — воскликнула Сэкиль, когда Натаха торжественно распахнула перед нами дверь. — Натаса, я тебя рюбрю!

— Да я сама на себе жениться готова! Чур я первая в душ!