Время кобольда - Павел Сергеевич Иевлев

— Конечно, — ответил я обеим. — Рад, что ты наконец вышла из своей комнаты.

— Ништо, — отмахнулась девушка, — пора нам с тобой, Аспид, делом заняться. Время-то уходит.

— А чего это оно уходит?

— Завтра — Большая Луна. Не ждать же следующей. Кто знает, сколько мёртвым по земле ходить позволено? И не надо так на меня смотреть. Лечил ты меня как мог, старался, ценю. Но ты не Балий, не тебе мёртвое живым делать.

— А Балий может?

— Надеюсь на то. Или боюсь. Не решила ещё. Не знаю цены. Но спрошу.

— А если дорого запросит?

— Поторгуемся. Может, на двоих нам скидку дадут?

— А мне-то зачем торговаться?

— Ты всё думаешь, что живой? Ну, думай дальше. А детишек выкупить не хочешь? Или с глаз долой — да из сердца вон?

— Что ты о них знаешь, Фигля?

— Мало, Аспид. Это же ты их новому Хозяину скормил. С тебя и спрос будет.

— Не знал я, Фигля.

— Не впервой я эти слова от тебя слышу. И как, стало легче?

— Ничуть.

***

— Гражданка начальник?

— У тебя есть для меня новости? — Лайса хмурится, моя проекция её от чего-то отвлекает.

— Я нашёл проводника к Сумерле. Это не Клюся, но тебе, как я понимаю, без разницы. Завтра в ночь выходим.

— На Большую Луну? Логично. Но я бы всё же поинтересовалась личностью проводника, если ты не против.

— Фигля.

— Но она же…

— Ей, скажем так, лучше.

— Знаешь, проводник с суицидальным комплексом, или что там у неё…

— Скорее антисуицидальным. Она уверена, что уже умерла. Впрочем, это не важно.

— Ладно, её психическое здоровье — не моя забота. У меня своих проблем хватает. Да чёрт! Уверен? Тебе точно это надо? Хрен с тобой…

Я не сразу понял, что она говорит не со мной, но потом Кобальт расшарил трансляцию, и я увидел Ивана.

— Антон, я пойду с вами.

Лайса закатила глаза и сделала сложное лицо.

— Какого хрена?

Когда-то я всерьёз подумывал его убить. И было за что. Но с тех пор много воды утекло, да и сам он уже не тот.

— Что, паршиво выгляжу?

— Ну…

Когда-то Иван брал у меня на ринге три раунда из пяти. Он моложе, крупнее, у него длиннее руки и были лучше физданные. Сейчас носит спортивные штаны только для того, чтобы ремень брюк не давил на пузо.

— Знаю. Плевать. Я должен пойти с вами. Это не жизнь. Я как мёртвый с тех пор. Ничего не хочу и ничего не могу.

Лайса за его спиной изобразила мимикой: «Да объясни ты ему…»

— Это не оздоровительная прогулка, Иван.

— Я знаю. Мне нужно к Балию.

— Да мне как бы насрать, что там тебе нужно. Мы не в Изумрудный город к Гудвину идём по дороге жёлтого кирпича. Никто не даст мне мозгов, тебе храбрости, а Лайсе мужика хорошего. Кроме того, я тебе просто не доверяю. Лайса, решай свои семейные проблемы без меня. До завтрашнего вечера.

Трансляция отключилась.

***

— Антон, я боюсь.

— Нетта…

— Я знаю. Я не отговорю тебя. Тебя никто никогда не мог ни от чего отговорить, если ты решил. Твоё «Я должен» сильнее даже тебя самого. Но я не могу не сказать — я боюсь.

Мы сидим на её берегу, море тихо шепчет что-то под мостками. Я занял капсулу без веского повода — по расписанию у нас терапевтический сеанс с Фиглей, но она только отмахнулась: «Мёртвые не болеют». Так что это использование дорогостоящего казённого оборудования в личных целях и провоцирование вирт-зависимости. Но мне насрать.

— Я понимаю, что это опасно. Но в моей жизни было полно всякого опасного. Одним больше, одним меньше…

— Однажды твоё везение не сработает. И что тогда делать тем, кто тебя любит?

— Однажды все умирают, Нетта. Я не могу лежать, завёрнутый в вату. Я не ёлочная игрушка.

— Ты прав. И всё же… Знаешь, твоя дочь уже взрослая — но ей будет очень больно потерять тебя. Твой сын уже лишился матери. Он растёт в детдоме, но стать сиротой — это другое. Клюся, у которой всё сложно, но без тебя станет ещё сложнее. Дети интерната, возложившие на тебя все свои надежды. Это правда того стоит?

— Ты не упомянула себя.

— Я не имею значения. Меня просто не станет.

— Ты имеешь значение, — я обнял её за плечи, с наслаждением вдыхая запах волос. — Иногда мне кажется, что только ты и имеешь. Но посмотри на это иначе — любой человек может умереть в любой день. Просто так, от внутреннего несовершенства или несовершенства мира. Оторвался внутри тромб, отвалился от балкона кирпич — и опаньки, «безвременно-безвременно». Говно случается. Нельзя жить, считая шансы, это глупо и не работает. Вероятность смерти я всегда воспринимал как блондинка из анекдота про динозавров: или встречу, или нет. Пятьдесят на пятьдесят.

— У тебя всегда было плохо с математикой, — тихо засмеялась Нетта.

Она прижималась к моей груди, и от её смеха внутри меня что-то сладко вибрировало. Для чего так точна реальность капсулы? Лишний раз напомнить, как никчёмна моя?

— На самом деле, опасность довольно умозрительная. Если бы Сумерла хотела меня убить, у неё было на это полно времени. А Великий Балий вообще, на мой взгляд, страшилка.

— Я боюсь не того, что Сумерла или Балий захотят тебя убить.

— А чего?

— Что ты захочешь умереть сам.

— Вот тут не понял, — я отстранил от себя Нетту, поднял её лицо за подбородок и посмотрел в невозможно прекрасные янтарные глаза.

Она отвела взгляд, отодвинулась и уставилась в море.

— Ты чувствуешь