Поправки - Джонатан Франзен

– Да, пожалуйста.

– Ладно. – Бросив щетку, Робин направилась к дому. – Дениз, принести тебе что-нибудь выпить?

– Стакан воды, если можно.

– Слушай, Эрин, – позвала сестру Шинед, – я буду черной дырой, а ты – красным карликом.

– Я тоже хочу черной дырой, – заупрямилась младшая.

– Нет, я черная дыра. Красный карлик кружит вокруг нее, кружит, и мощные силы гравитации постепенно притягивают его. А черная дыра сидит себе и читает.

– Столкновение будет?

– Да, – вмешался Брайан, – но внешний мир никогда об этом не узнает. Столкновение произойдет в абсолютной тишине.

Робин вернулась в цельном черном купальнике. Протянула Дениз стакан воды – жест вышел едва ли не грубым.

– Спасибо, – поблагодарила Дениз.

– Пожалуйста! – фыркнула Робин. Сняла очки и нырнула в глубокую часть бассейна. Она плыла под водой, а Эрин носилась вокруг бассейна, издавая звуки, приличествующие умирающей звезде класса М. Робин вынырнула у мелкого края бассейна, беззащитно-обнаженная в своей близорукости. Теперь она больше походила на жену Брайана, какой представляла ее себе Дениз: волосы ручьем струились по плечам, скулы и темные брови блестели. Робин вылезла из воды, капли повисли на кромке купальника, на несбритых волосках вдоль линии бикини.

Давний неразрешенный конфликт душил, точно приступ астмы. Дениз хотелось поскорее уйти и заняться стряпней.

– Я заехала на рынок, – сказала она Брайану.

– Как-то несправедливо заставлять гостью готовить, – усомнился он.

– Я сама вызвалась, к тому же ты мне платишь.

– Это верно.

– Эрин, теперь ты – болезнетворный микроб, – сказала Шинед, соскальзывая в воду, – а я – лейкоцит.

Дениз приготовила простенький салат из мелких красных и желтых помидоров. Киноа[78] с маслом и шафраном, филе палтуса с разноцветным гарниром из мидий и жареных перцев. Закончив работу, Дениз сообразила заглянуть в накрытые фольгой контейнеры, рядком стоявшие в холодильнике, и обнаружила овощной и фруктовый салаты, блюдо с очищенными кукурузными початками и целую кастрюлю (мыслимо ли?!) голубцов.

Брайан в одиночестве пил пиво на веранде.

– В холодильнике готовый обед, – сообщила ему Дениз. – В смысле – там уже был обед.

– Ох! Должно быть, Робин… пока мы с девочками рыбачили…

– Словом, там есть полный обед. А я только что приготовила второй. – Дениз сердито рассмеялась. – Вы что, ребята, не разговариваете друг с другом?

– Да уж, день выдался не из удачных. Робин возилась в своем «Огороде», и ей хотелось довести дело до конца. Мне пришлось силой тащить ее сюда.

– Черт побери!

– Знаешь, – сказал Брайан, – сегодня мы съедим твой обед, а ее – завтра. Это я во всем виноват.

– Да уж!

Дениз застала Робин на другой веранде, она подстригала Эрин ногти на ногах.

– Я только что приготовила обед и обнаружила, что ты уже приготовила свой, – сказала она. – Брайан не предупредил меня.

– Делов-то! – пожала плечами Робин.

– Прошу прощения. Жаль, что так вышло.

– Делов-то! – Она снова пожала плечами. – Девочкам интересно, что ты готовишь.

– Извини.

– Делов-то!

За обедом Брайан поощрял свое застенчивое потомство задавать Дениз вопросы. Она ловила на себе их взгляды, но девочки тут же отводили глаза и краснели. Шинед по-детски «втрескалась» в гостью, и это почему-то было правильно. Робин ела торопливо, не поднимая головы, буркнула только: «Ничего, вкусно!» Кем она так недовольна, Брайаном или Дениз? Спать Робин улеглась сразу вслед за дочками, а утром, когда Дениз поднялась, хозяйка уже укатила в церковь.

– Один вопрос, – сказал Брайан, наливая Дениз кофе. – Не согласишься ли ты вечером отвезти нас с девочками обратно в Филли? Робин торопится вернуться в «Огород».

Дениз колебалась. Можно подумать, Робин изо всех сил толкает ее в объятия Брайана.

– Не хочешь, не надо, – продолжал Брайан. – Она может поехать на автобусе, а нам оставит машину.

На автобусе? На автобусе?

– Только не это, – рассмеялась Дениз. – Конечно, я вас отвезу. – И добавила, подражая Робин: – Делов-то!

Солнце разогнало железные утренние тучи над пляжем. Они с Брайаном смотрели, как Эрин носилась по берегу, а Шинед тем временем выкопала себе неглубокую могилку.

– Я – Джимми Хоффа,[79] – сказала она, – а вы все – мафия!

Они дружно закапывали девочку в песок, сглаживали бугры на могильной насыпи, прихлопывали, выравнивали впадины, оставленные скрытым под песком живым телом. Холмик проявлял явную тектоническую активность, содрогался от легких землетрясений, а там, где вздымался и опадал живот девочки, паутиной разбегались трещины.

– Я только сейчас сообразил, что ты была замужем за Эмилем Берже, – сказал Брайан.

– Ты с ним знаком?

– Лично – нет. Но я помню кафе «Луш». Много раз там обедал.

– Мы там работали.

– Два раздутых «я» на одной маленькой кухне.

– Угу.

– Тебе его не хватает?

– Развод стал величайшим несчастьем моей жизни.

– Тоже ответ, – признал Брайан. – Но не на мой вопрос.

Шинед медленно разрушала свой саркофаг изнутри, пальцы ног уже пробились к солнечному свету, проступило колено, розовые пальчики перебирали сырой песок. Эрин с размаху грохнулась в жидкое месиво из песка и морской воды, вскочила, рухнула снова.

«Я могла бы полюбить этих девочек», – подумала Дениз.

Вечером из дома она позвонила в Сент-Джуд и (как всегда по воскресеньям) выслушала жалобы Инид на Альфреда, грешившего против здорового отношения к жизни, против здорового образа жизни, против предписаний врача, против правильного режима дня, против обязательного принципа проводить день на ногах, против здравого смысла, регулирующего подъем и спуск по лестнице, против присущего Инид оптимизма и желания взять от жизни все. Пятнадцать тягостных минут. Наконец Инид спросила:

– Ну а ты как?

После развода Дениз дала обет пореже врать матери, так что пришлось честно поведать ей о предстоящем путешествии, опустив лишь одно обстоятельство: во Франции она должна встретиться с чужим мужем. Это обстоятельство уже стало для нее источником тревоги.

– Как было бы здорово поехать с тобой! – простонала Инид. – Я так люблю Австрию!

– Ты могла бы выбраться на месяцок вместе со мной, – мужественно предложила Дениз.

– Дениз, я не могу оставить отца одного!

– Возьми его с собой.

– Ты же знаешь, он все время твердит: сухопутные путешествия уже не для него. Слишком болят ноги. Так что поезжай, повеселись за меня! Передай привет моему любимому городу. Не забудь навестить Синди Мейснер. У них с Клаусом шале в Санкт-Морице и огромная, элегантная квартира в Вене.

Для Инид Австрия означала «Голубой Дунай» и «Эдельвейс».[80] Все музыкальные шкатулки с цветочными узорами и видами Альп, украшавшие гостиную в ее доме, прибыли из Вены. Инид говаривала, что ее бабушка по матери была «из Вены» – Вена была для нее синонимом Австрии, точнее, Австро-Венгерской империи, которая во времена младенчества ее бабушки включала земли и к северу от Праги, и к югу от Сараево. Ребенком Дениз обожала Барбру Стрейзанд в «Йентл», в отрочестве открыла для себя А. Б. Зингера и Шолом-Алейхема и однажды вырвала-таки у Инид признание: возможно – но только возможно, – бабушка была еврейкой. А раз так, торжествовала Дениз, то и они с Инид еврейки по прямой женской линии. Но Инид тут же дала обратный ход: нет, нет, бабушка была католичкой!

Дениз питала профессиональный интерес к кое-каким блюдам бабушкиной кухни: ребрышкам по-деревенски, квашеной капусте, крыжовнику и чернике, клецкам, форели и сосискам. Для повара проблема заключалась в том, чтобы сочетать центральноевропейское изобилие с потребностями худышек. Обладатели титановых кредитных карточек не польстятся на говяжье жаркое а-ля Вагнер, на мягкие шарики клецок, на альпийские вершины взбитых сливок. А вот кислая капуста, пожалуй, придется ко двору. Что может быть лучше для девиц с ножками-зубочистками: низкокалорийный, насыщенного вкуса гарнир сочетается и со свининой, и с гусятиной, и с курятиной, и с каштанами, можно поэкспериментировать и с сасими из макрели или с копченым луфарем.

Разорвав последнюю связь с «Маре скуро», Дениз вылетела во Франкфурт уже в качестве служащей Брайана Каллахана с карточкой «Американ экспресс» в кармане (расходы не лимитированы). По Германии она ехала на скорости сто миль в час, и ее норовили стукнуть в зад автомобили, сверкавшие фарами дальнего света. В Вене она тщетно искала Вену, какой давно уже нет. Любое блюдо она сумела бы приготовить лучше. Отведала венский шницель и сказала про себя: «А, так это и есть венский шницель, ну-ну». Идея Австрии оказалась гораздо ярче самой Австрии. Дениз посетила Музей истории искусств и филармонию, попрекая себя: разве так ведут себя настоящие туристы?! Одиночество и скука вынудили ее позвонить Синди фон Киппель (урожденной Мейснер) и принять приглашение на ужин в квартиру о семнадцати комнатах на Рингштрассе.