Маньяк по субботам - Гостомыслов Александр Петрович

Оказалось, за бортом находилась небольшая лодочка.

Бессменный помощник и телохранитель инспектора сержант Григорьев как дрессированная обезьянка прыгал по берегу, срывая с себя одежду. Увидев, что с Шестиглазовым ничего не случилось, крикнул на бот:

— Завьялыч!

— Что тебе, сынок? — откликнулся капитан.

— Дыхни в мою сторону.

— Ху… — рассмеялся толстяк.

— Как появитесь на берегу, получите пятнадцать суток за появление в нетрезвом виде в общественном месте и мелкое хулиганство. — И показал наручники.

С Ладоги вдруг ударил шквал, бот сильно качнуло. Я не удержался на ногах, сел на обитую медью палубу и словно с горки покатил к борту. Лишь в последний момент удалось схватиться за леера. К счастью, палуба оказалась до блеска надраена, и мои английские брюки не были повреждены.

Водитель милицейского катера ефрейтор Миша быстро сориентировался:

— Инспектор, буек с лампой я оставлю под вашу ответственность, а сам тикаю, а то катеру кранты. Ему такая погода противопоказана, — спрыгнул с бота, дал полный газ и, пеня воду, ушел за мыс в Неву.

По горизонту ползли тучи, которые толстому капитану явно не нравились:

— Мы продержимся полчаса, не больше. Боцман, Снегирева под воду, живо!

Я показал водолазу, где нащупал кузов машины — от буйка два метра в сторону берега. Его быстро засунули в резиновый костюм, навинтили сверху медный шлем со стеклянным окошечком. По металлической лесенке он спустился вниз, скрылся под водой, пуская пузыри. Боцман, глядя на россыпи пузырьков, подсказывал по телефону:

— Возьми левее, иди прямо…

Ветер усилился, бот стал изрядно клевать носом и переваливаться с борта на борт. С Шестиглазовым что-то произошло. Он посмотрел на волны, на которых начинали завихляться пенистые барашки, на небо, по которому быстро ползли зловещие тучи, вслушался в завывание ветра в снастях и как бы ненароком спросил капитана:

— Сколько баллов, как ты думаешь?

— Для тебя уже достаточно! — отрезал толстяк. — Ишь, позеленел весь.

— А не можем мы с тобой сэкономить время?

— Это еще как?

— Спуститься вниз прямо на боте и осмотреть место происшествия.

— Если ты спешишь, можно сделать еще проще.

— Это как?

— Привяжи к ногам колосники и прыгай. Через четыре секунды все увидишь своими глазами. Веревку дать?

Высокая волна резко ударила в скулу бота, окатила собеседников. Я успел юркнуть за рубку, и мой костюм не пострадал.

Инспектор решил резко переложить руль:

— Может, нам у берега непогоду переждать? Черт с ним, с маньяком, еще утопим тна самом деле.

— Здесь глубина большая и течение быстрое. Шторм машину раскачает, и она может уйти. Намучаешься искать, а то и вовсе не отыщешь, — объяснил капитан, — Если нащупаем — надо тащить.

— Но ведь ты все равно не подымешь ее, зачем мучиться?

— Коньяк ставишь?

Снова волна окатала борт, казалось — еще немного, и мы черпнем воду бортом.

— Ставлю, ставлю, — пролепетал инспекгор.

Мне тоже было страшно. Бот плясал на волнах, а они шли одна за другой, разогнавшись на бескрайнем просторе Ладоги, короткие, злые волны… Не успевал бот вскарабкаться на очередную, как следующая с силой била, и они уже начинали захлестывать на палубу. А черная вода совсем рядом, у самых ног…

Завьялыч взял радиотелефон:

— Кварц, ответьте Глубокому… Михайлов Серега, это ты? — и начался негромкий разговор, в конце которого Завьялыч отчетливо сказал: — Качает, но терпимо. От тебя это совсем недалеко, коньяк он обещал, не обманет.

— С кем ты говорил? — спросил Шестиглазов. Он теперь уже побледнел от морской болезни, стал выглядеть не лучше покойника.

— На Судостроительном заводе помощи просил. Они там вышки собирают морские для нефтяников, у них много разной техники. Буксир притащит плавучий кран, и подымем твоего покойника.

Вместо ответа Шестиглазов сунул голову за борт. Потом застонал:

— К… матери и маньяка, и машину эту, вези меня на берег, толстяк…

У меня тоже начинал подсасывать желудок, но я еще держался, видно, на пользу пошла тренировка с рыбаками.

— На воде я командую! — отрезал капитан. — Наденьте спасательные жилеты и не мешайте.

В это время усатый боцман спрашивал в телефон водолаза:

— Снегирев, ты что кряхтишь? Что с тобой случилось? Под машину затащило?.. Сам выберешься?.. Выкарабкался?.. Линь завяжи за задний бампер машины и возвращайся на бэт.

Водолаз выбрался из воды по лесенке. Отвинтили шлем, Снегирев тяжело дышал:

— Течение жуткое, сносит. По дну пришлось ползти на четвереньках.

Из-за поворота, зарываясь в волны носом, вышел небольшой портовый буксирчик. Упираясь из всех сил так, что сзади вздымался белый бурун, он тащил плавучий подъемный кран. Понтон тоже изрядно швыряло, решетчатую вышку-стрелу так раскачивало, что крюк на тросе касался воды.

Тут взбунтовался и мой желудок, тоже пришлось стать к борту рядом с инспектором. Глаза залило слезами и брызгами. Смутно помню, как подошел кран, водолаз снова ушел под воду. На берегу появилась новая машина, трижды мигнула левой фарой, это приехал Грай.

— Подцепил? — кричал в телефон усатый боцман. — Отходи, мы тебя за линь вытащим. — И показал рукой крановщику, раскачивающемуся в кабинке на понтоне: «Вира помалу!»

Вот, словно спина огромной рыбины, показалась из волн крыша автомобиля, блеснула в свете прожектора, снова исчезла. Снова вышла и закачалась в воздухе. Вода из нее лилась ручьями.

Буксир подтолкнул понтон к берегу, стрела развернулась, и кран плюхнул машину на пристань. Там засуетились милиционеры, отцепили троса.

Буксир потащил понтон с краном обратно. Наш капитан подхватил буек, выбрал якорь, и мы спрятались в Ладожский канал, прижались к берегу. Дыхание злых волн доносилось и сюда, но здесь мы были в безопасности.

— Все, слава Богу, в канал заскочил! — крикнул Завьялыч по радио капитану буксира. — На мне аухой нитки нет.

— У меня крановщик в штаны наложил, — в ответ рассмеялся тот нервным смехом. — Да и я, если честно, изрядно перетрухал. Кстати, где обещанный коньяк?

Как ни странно, при слове «коньяк» Шестиглазов пришел в себя, сиганул за борт и по обрывистому берегу начал резво карабкаться наверх. Я еще плохо соображал, но, боясь потерять из вида инспектора, последовал за ним. Шестиглазов провел меня через рощицу, по мостику через старый канал и по каким-то закоулкам мы вышли к пристани. По дороге я пришел в себя, да и Шестиглазов, похоже, оправился — выпрямился, шаг его стал тверже и шире. В конце пути мы были уже б полном порядке.

Темно-коричневая мокрая «вольво» блестела, освещенная фарами милицейской машины. Сержант Григорьев осторожно открыл правую дверцу мапчшы. На руле, упершись в него грудью, лежал мужчина лет тридцати. Коротенькая, мастерски подстриженная бородка, на волевом лице застыла маска боли и удивления. Явно импортный темный костюм сохранил приличный вид даже после сурового испытания. Коричневый галстук, как змея, охватывал жилистую шею. Часы, похоже швейцарские, на руке мертвеца продолжали спокойно отсчитывать время. Было уже двадцать минут второго.

— Может, отпечатки найдем? — спросил сержант.

— Все смыло к черту, — мрачно ответил Шестиглазов и полез в машину на хлюпающее от воды сиденье. Как смог, ощупал голову и тело пострадавшего, оглядел машину. Выбрался с мокрыми пятнами на одежде и решительно выдал версию:

— Маньяк убил его на улице одним сильным страшным ударом. Набросил тело на руль, включил скорость, и машина съехала с пристани в воду.

— Можно, я загляну? — попросил Грай и, подсвечивая себе сильным немецким фонариком, осмотрел машину и тело сначала с переднего сиденья, потом забрался на заднее.

Когда Грай вылез из «вольво», Шестиглазов поинтересовался:

— Вы со мной согласны?

— Маньяку сильно везет, — с досадой заметил Грай, — никаких следов. Похоже, тот, кто его ударил, ехал с ним в машине, тут дорога неровная, они двигались медленно. Когда приблизились к пристани, убийца стукнул его чем-то, похожим на трубу, и выпрыгнул на ходу — задняя дверца оказалась прикрыта неплотно. Человек потерял сознание, но машина продолжала идти и скатилась вниз. Когда она упала в воду, человек очнулся, попытался спастись, даже сломал ноготь на среднем пальце о дверцу машины. Но он был слаб и, очутившись под водой, захлебнулся.