И сгинет все в огне - Андрей Шварц

– Нет, – моргаю я.

– Ну, вот теперь говорю. Мои родители были из низших Волшебников. Отец был начальником цеха, а мать медсестрой. Они оба ходили в Хайморроу – третьесортную школу для Волшебников на западе. В таких школах учат только глифам, необходимым для конкретной работы. Но мои планы были грандиознее. Я хотел отправиться в Блэкуотер, чтобы учиться у лучших учителей и чтобы самому стать профессором.

– Что же произошло?

– Конечно, меня не приняли, – отвечает он, как будто это самая очевидная вещь в мире. – Так что вместо этого я пошел в Хайморроу. И вот тогда все полетело к чертям. – Он смотрит на круги, расходящиеся от его камня по воде. – Когда я был в лагере для пленных, я все время думал об этом. Я представлял, насколько другой могла бы сложиться моя жизнь, попади я в Блэкуотер, насколько все могло бы быть лучше. – Впервые в нем нет грубости, а только меланхоличная уязвимость, которая делает моему сердцу больно. – Блэкуотер всегда был моей утерянной мечтой, обещанием той жизни, которая могла бы у меня быть. А теперь ты отправляешься туда жить моей мечтой.

– Я еду туда не становиться профессором, – отвечаю я, может быть, слишком резко. – Я собираюсь спалить это место дотла.

Павел смотрит на меня, приподняв густую седую бровь, как будто он одновременно впечатлен и встревожен.

– Могу я дать тебе последний совет, прежде чем ты уедешь?

– Давай.

– Шепот наполнила твою голову всякими идеями. Своей системой ценностей, своим мировоззрением. И я не говорю, что это неправильно. Она крепкая и сильная, и она может то, что другим не под силу. – Он залезает в карман, вынимает серебряную фляжку, затем передумывает и убирает ее обратно. – Но в жизни есть не только то, что видит она.

– О чем ты говоришь?

Павел устало вздыхает, повернувшись к озеру.

– Шепот взращена ненавистью. В ней горит ядро ярости, как тлеющее солнце, раскаленное докрасна и вечно пылающее. Гнев – сильная штука, не пойми меня неправильно. Он поднимет тебя, если тебя сбили с ног, заставит драться, если все скажут тебе сдаться, позволит тебе преодолеть боль, чтобы сделать невозможное. Когда дело доходит до того, чтобы сжечь мир, гнев – это все, что тебе нужно. Но если ты хочешь построить что-то лучшее, если ты хочешь создать новый мир, то тебе нужно нечто большее, чем гнев. Тебе нужно что-то, что ты будешь любить, что-то, что будет вести тебя и защищать. Тебе нужно не только то, против чего бороться. – Нас окатывает легкий бриз, и Павел закрывает глаза. – Тебе нужно то, ради чего бороться.

В ближайшие месяцы я буду много думать над его словами. Но только в ночь перед кагни-варом, когда я лежу без сна и смотрю на Марлену, спящую в лунном свете, глядя на это удивительное существо в моих руках, я действительно понимаю, что он имел в виду.

Глава 48

Настоящее

В какой-то момент я засыпаю, а когда просыпаюсь, первое, что я вижу – это глаза Марлены. Раннее утро, яркое рассветное солнце проникает сквозь жалюзи и ярко блестит на ее темных волосах. Ее руки обнимают меня, наши ноги переплетаются, и я задерживаюсь в ощущении ее тела, ее кожи, ее тепла.

– Боги, ты прекрасна, – шепчет она, и я каким-то образом чувствую, как мои щеки загораются. – Вот бы я могла просыпаться так каждое утро.

– Может, ты и сможешь, – отвечаю я. – Не списывай меня со счетов пока.

Она глубоко вздыхает, и я чувствую, как ее сердце бьется в груди напротив моего.

– Я мечтала о тебе так долго. И наконец мы вместе, и… Мне так страшно потерять тебя. – Она крепко обнимает меня, утыкаясь лицом мне в плечо. – Пожалуйста, не умирай. Я так много времени хочу провести с тобой.

– Я не умру, – коротко отвечаю я, и я думаю, что правда в это верю. – Я никогда не была особо верующей, но… Если Боги подарили нам это, если они воссоединили нас после всего, через что нам пришлось пройти, если они позволили нам найти друг друга среди всех людей в мире и позволили нам быть вместе… Я не верю, что они хотят разлучить нас.

Она поднимает мою руку и нежно целует Божью метку, посылая электрический разряд по всей ее поверхности.

– Я буду молиться, чтобы ты оказалась права.

Я встаю. Одеваюсь, надеваю свою самую практичную одежду, удобные брюки и свободную рубашку. Я пристегиваю ножны, убираю в них локусы, проверяю, как они держатся. Я в последний раз оглядываюсь на свою комнату. И мы отправляемся в путь.

Снаружи меня ждет толпа. Здесь собрались все Нетро, Тиш, Зигмунд и остальные, сбившись в густую толпу, ждут меня, своего лидера, капитана, которая привела их к победе. Есть и другие, члены Явелло, Зартана и, как ни странно, Селуры. Талин наблюдает с задних рядов, и, когда я выхожу рука об руку с Марленой, он понимающе кивает, как бы говоря: «А, дошло». Он, конечно, не совсем прав, но это неважно. Уже нет.

Никто ничего не говорит, пока я спускаюсь по ступеням ордена. В этом нет нужды. Они расступаются, чтобы пропустить меня, похлопывая по плечу, склоняя головы, и, когда я отправляюсь в долгий путь к Арене Чемпионов, где будет проходить дуэль, они следуют за мной как один, тенью, армией. Мы вместе ступаем по кампусу, и каждый наш шаг – это момент солидарности, упрек порядку, на котором была основана эта школа, вызов всему тому, что Блэкуотер и Республика собой воплощают.

Другие молча смотрят со стороны, как мы проходим мимо. Авангард и их сторонники хмуро оглядываются в нашу сторону, криво усмехаются, бросают злобные взгляды. Несколько профессоров отводят взгляд, как будто даже признание неповиновения каким-то образом делает их причастными. Но больше всего привлекают мое внимание Смиренные. Марлену любят в их деревне, и слухи о том, что произошло, наверняка туда дошли. Когда я прохожу мимо них вместе с Марленой, они перестают работать и смотрят на меня, смотрят на нас. Некоторые выглядят обеспокоенными. В остальных сквозит гордость. Старый садовник снимает шляпу и прижимает ее к груди. Женщина, подметающая дорожку, кивает. Трое детей машут руками.

Арена Чемпионов находится примерно в миле от кампуса. Мы идем туда вместе, молча, единым целым, как надвигающаяся буря, как поднимающаяся волна. Момент ощущается значительным, напряженным и тяжелым. Происходящее сейчас важнее меня, важнее игры, важнее этой школы. Это что-то, что будет иметь значение.

Вскоре мы уже там, на арене, и я чувствую, как мой живот скручивается в узел от тревоги, потому что это все взаправду. Постепенно толпа вокруг меня расходится и направляется к трибунам, чтобы занять свои места.

Тиш и Зигмунд не торопятся