Народные сказки и легенды - Иоганн Музеус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Добрая бабушка, твои супы такие грубые, а хлеб такой чёрствый, что они исцарапали мне всё горло. Приготовь мне суп, вкусный и жирный, и я не останусь перед тобой в долгу. У тебя есть курица, — зарежь её и сделай хороший обед; он придаст мне новые силы, перед тем как я отправлюсь со своей малюткой в дальний путь. Видишь на моей шее эту нитку жемчуга? Перед уходом я отдам её тебе.
— Уж не собираетесь ли вы распоряжаться на моей кухне, сударыня? — ответила беззубая старуха. — Этого не потерпит от посторонней ни одна хозяйка. Мне думается, я разбираюсь в поварском искусстве лучше вас и сама знаю, как надо сварить суп, чтобы он был питательным и вкусным. Мои супы безупречны и хорошо выгоняют молоко, чего же вы ещё хотите от меня? А о моей курочке и не мечтайте. В этой глуши она моя подруга и отрада, — спит в моей каморке и ест вместе со мной из одной миски. Оставьте ваш жемчуг у себя, — мне не нужно за уход ни платы, ни награды.
Видно, хозяйка не выносила критики своих кулинарных способностей и, чтобы не обидеть её, гостья, молча, заставила себя съесть поданый к столу травяной суп. На следующий день старуха взяла в руки корзину и деревянную клюку и сказала:
— Хлеб, что я делила с вами, съеден до последней крошечки. Я иду к булочнику, а вы пока присмотрите за домом и ухаживайте за моей курочкой, но не вздумайте зарезать её. Яйцами можете пользоваться, если не поленитесь их искать. Она любит их нести в разных местах. Ждите моего возвращения семь дней. Ближайшая деревня находится недалеко отсюда, но для меня это три дня пути. Если я не вернусь через семь дней, то вы никогда уже меня не увидите.
С этими словами старуха заковыляла из хижины, но, так как двигалась она со скоростью улитки, то в полдень не отошла ещё на расстояние выстрела из лука и только в вечерние сумерки наконец скрылась из виду.
Оставшись одна, женщина сама занялась кухней и, первым делом, принялась усердно отыскивать яйца несушки. Были осмотрены все уголки дома, все кусты и изгороди вокруг него, но ни в первый, ни в последующие дни обнаружить их нигде не удалось. По прошествии семи дней хозяйка не вернулась. Не вернулась она и на следующий день. Все съестные припасы были съедены, и поэтому постоялица назначила третий день окончательным сроком, когда, в случае если старуха не объявится, всё её движимое и недвижимое имущество как бесхозное перейдёт к ней. В первую очередь, по беспощадному приговору, должна была быть брошена в котёл курица, неизвестно куда прятавшая снесённые яйца. Было решено посадить её пока под арест, накрыв корзиной. Раним утром следующего дня женщина наточила нож, чтобы привести в исполнение приговор и устроить прощальный обед, и поставила на очаг воду. Тем временем запертая курица громким кудахтаньем известила о только что снесённом яйце. Наследнице этот прирост наследства был очень кстати. По такому случаю, она решила сверх задуманного сделать себе на завтрак ещё и яичницу, и тотчас же пошла за яйцом, каковое и нашла под корзиной. Чувство голода было так велико, что исполнение приговора решено было отложить, пока не будет съедено яйцо. Но когда, сварив вкрутую, женщина вынула его из горшка, то почувствовала, что оно стало тяжёлым, как свинец, а очистив от скорлупы, к своему великому изумлению, обнаружила, что желток весь был из чистого золота.
Обрадовавшись этой находке, она совсем потеряла аппетит. Её единственной заботой стало кормить чудесную курицу, ласкать, приучать её к себе, да благодарить случай, позволивший обнаружить такое замечательное свойство, прежде чем котёл поглотил драгоценную яичную фабрику.
Чудесная курица совершенно изменила представление о хозяйке лесной хижины. При первом знакомстве, несчастная вдова приняла её за дряхлую крестьянку, когда же та стала готовить неизменно одни и те же несолёные травяные супы, то решила, что это старая нищенка. Теперь же у неё зародилось сомнение, а не была ли то добрая фея, из сострадания пославшая ей богатую милостыню, или волшебница, пожелавшая подразнить её обманчивым миражом. Всё это напоминало удивительную игру, в которой было так много сверхъестественного. Рассудок подсказывал осторожной женщине не торопиться оставлять это глухое местечко в Сосновых горах, а сначала всё хорошенько обдумать, чтобы не разгневать невидимые силы, оказывающие ей, судя по всему, своё покровительство. Она долго оставалась в нерешительности, — взять ли чудесную курицу с собой, или выпустить её на волю. На яйца она имела разрешение старухи и, по прошествии трёх дней, стала обладательницей трёх золотых яиц. Что же касается несушки, то постоялица оставалась в нерешительности, — не будет ли это кражей, если она возьмёт курицу себе. Или, быть может, кто-то решил сделать ей подарок?
Корысть и робость боролись в её душе, и в этой неравной борьбе, как обычно, верх одержала первая. Итак, оставив себе доставшуюся в наследство от старухи курицу, женщина посадила её на шест, а дитя привязала по-цыгански платком за спиной, и в таком виде неразлучная троица покинула окружённый лесом одинокий маленький домик, в котором, кроме стрекочущего сверчка, не осталось ни одной живой души.
Добросовестная беглянка направилась прямо в ту лесную деревню, куда ушла старуха. Ей казалось, что та вот-вот появится перед ней и потребует обратно свою курицу. Не прошло и часу, как просёлочная дорога привела её в небольшую деревушку. Любопытство побудило женщину зайти в пекарню и расспросить о старой бабке, покупавшей там иногда хлеб. Но оказалось, что её здесь никогда не видели. Тогда она рассказала о хижине в чаще леса. Крестьянки очень удивились, и только одна, самая пожилая из них, вспомнила, что когда-то слышала от своей бабушки о лесной женщине, живущей в горах, которая раз в сто лет появляется, чтобы сделать доброе дело, и потом опять исчезает. Так, для благородной женщины разрешилась эта загадка. Она не сомневалась, что встретилась с таинственной обитательницей Сосновых гор как раз в тот счастливый момент, когда ей было угодно протянуть нуждающемуся свою благодетельную руку. Курица, продолжавшая каждый день нести по одному золотому яйцу, была для неё теперь вдвойне ценной, но не как источник богатства, а как добрая память о верной хозяйке лесной хижины, приютившей несчастную вдову, когда та находилась в совершенно беспомощном состоянии. Жаль только, не удалось близко познакомиться со старой отшельницей и тем самым оказать неоценимую услугу любознательным потомкам, которым, наверное, было бы интересно знать, была ли она норной[216] или дриадой, заколдованной принцессой или мудрой женщиной, волшебницей и подругой Цирцеи, или эндорской чародейкой[217]. Наняв в деревне запряжённую быками[218] телегу, мать, вместе с нежной дочуркой, курочкой и полутора десятком яиц, поехала в Бамберг, где и поселилась, благополучно завершив своё путешествие. Сначала она жила там уединённо, всё своё время уделяя воспитанию дочки и заботе о чудесной несушке. Впоследствии, когда золотые яйца сделали её достаточно богатой, она накупила полевых угодий и виноградников, приобрела поместье и замок и зажила, как знатная госпожа, помогая бедным и заботясь о монастырях. Слава о её богатстве и благочестии распространилась далеко вокруг, что привлекло к ней внимание епископа, который стал к ней благоволить и одаривать своей дружбой.
Лукреция выросла. Её скромность и красота восхищали как духовенство, так и мирян.
В то время король созвал в Бамберге рейхстаг[219]. По этому случаю, в город съехалось столько придворных, прелатов и князей, что он стал тесен, и мать с дочерью скрылись от сутолоки в загородном доме. Но епископ, покровительствующий вдове, так красочно расписал девушку королеве, что та пожелала иметь эту юную красавицу среди своих фрейлин.
Двор короля Генриха не отличался строгостью нравов[220], поэтому заботливая мать, сколько могла, противилась этому, хотя и была благодарна за оказанную её дочери честь. Но настойчивость королевы и советы епископа, авторитет которого так много значил для колеблющейся женщины, сломили наконец её сопротивление, и она дала своё согласие.
Целомудренная Лукреция, роскошно и со вкусом одетая, появилась при дворе. В её обязанности входило оберегать игольный ящичек королевы и во время дворцовых празднеств, вместе с другими девушками благородного происхождения, нести за ней шлейф. Когда появлялась королева, все взоры всегда были обращены на Лукрецию, ибо, по единодушному признанию придворных, она была грацией среди нимф королевской свиты.
Каждый день при дворе был праздником. Это упоение беспрерывным удовольствием, сменившее однообразную жизнь под надзором матери, наполняло душу Лукреции невыразимо сладостным чувством. Ей казалось, будто она перенеслась, если не в лоно небесного блаженства, то, по крайней мере, в преддверие его. Помимо жалованья за охрану игольного ящичка, она получила ещё и от своей доброй матери один шок[221] яиц, снесённых волшебной курицей, и потому ни в чём не нуждалась. Лукреция могла исполнить любое желание, какое только способна была придумать красавица, непоражённая ещё стрелой Амура и в детской непосредственности считающая высшим счастьем мишурный блеск наряда, который она не променяла бы и на святое сияние. Великолепными нарядами, она выделялась среди всех девушек свиты королевы, а те, втайне, хотя и завидовали подруге, но вслух превозносили её за тонкий вкус.