Маркус Вольф - Леонид Млечин

Примерно год ушел на интриги с деятельным участием Леонида Ильича Брежнева и председателя КГБ Юрия Владимировича Андропова. Ключевую роль сыграл советский посол в ГДР Петр Андреевич Абрасимов.

В годы войны он был близким помощником начальника штаба партизанского движения Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко. После войны — секретарем ЦК компартии Белоруссии. На дипломатической работе он оказался, потому что руководитель ГДР настойчиво просил сменить советского посла Первухина.

Петр Абрасимов был первым секретарем Смоленского обкома. Его срочно вызвали в ЦК. Приехал в столицу на машине. В приемной просидел около трех часов. Наконец его вызвали на заседание президиума ЦК. Он предполагал, что речь пойдет о новой работе. Но назначение оказалось совсем уж неожиданным.

Хрущев ходил вдоль стола и рассуждал:

— У Первухина в Берлине не всё получается. Пошлем в Берлин Абрасимова.

«Абрасимову, — вспоминал работавший в Берлине Юлий Квицинский, — было пятьдесят лет, он был в расцвете сил и энергии и был человеком, который быстро шел в гору. Вопросы решал быстро и напористо… Активность в работе он всячески поощрял, хотя был очень строг и требователен, а иногда и непредсказуем в своих решениях и поступках. Со временем я начал понимать, что, имея за плечами огромный опыт партийно-аппаратной работы, он „вычисляет“ зачастую такие возможные коварные замыслы и ходы у других, до каких мне сразу было бы и не додуматься».

В декабре 1962 года Петр Андреевич прибыл в Берлин принимать дела. Вальтер Ульбрихт поинтересовался у нового посла, как ему нравится аппарат посольства. Абрасимов насторожился:

— У вас к кому-то есть претензии?

— Нет, — с некоторой ленью в голосе ответил Ульбрихт. — Просто когда приходишь на новое место, лучше всего сменить сразу весь аппарат. Надежнее, когда вокруг только люди, вами подобранные и обязанные всем лично вам. Я всегда так поступал…

«Властолюбивый и коварный в отношении своих подчиненных, — таким запомнил Абрасимова дипломат Александр Богомолов, — но подхалим по отношению к тем, кто в то время стоял выше его на иерархической лестнице».

Посол Абрасимов был сторонником смены руководства в Восточном Берлине. Возможно, полагал, что новый человек, обязанный ему своим возвышением, будет в большей степени поддаваться влиянию, чем старый догматик Ульбрихт.

Абрасимова называли помесью интеллигента и бульдозера. В Берлине его персона стала вызывать отторжение едва ли не с момента приезда. Посла обвиняли в высокомерии, пренебрежительном отношении к руководителям Восточной Германии, злоупотреблении служебным положением. Абрасимов звонил по правительственному телефону главе правительства ГДР по всякому пустяку, даже если речь касалась покраски забора. Из иностранных языков он знал только польский — как выходец из Белоруссии. Но любил произнести какую-нибудь фразу по-немецки, которую заранее выучил.

С присущей ему энергией Абрасимов взялся за дело. Руководитель представительства КГБ в ГДР Иван Анисимович Фадейкин и его заместитель Василий Романович Ситников тоже считали, что Ульбрихту пора уходить. Подготовили для Андропова развернутую записку.

За право стать наследником конкурировали Штоф и Хонеккер. В Москве выбирали, кого поддержать. Владимир Семенов записал в дневнике: «Сегодня вернулся из Берлина. Имел встречу с Ульбрихтом. Он ко мне относился с каким-то резервом, хотя и спрашивал мнение. Он чувствует, что у меня свое понимание германских дел, иное, нежели у него, и что я во многом оказываю влияние на наши взгляды и действия в этом вопросе. Такое чувство, что он с удовольствием вцепился бы в меня, но я не даю ему повода и держусь хитро, ускользающе, настороженно, но думаю свое… Он националист, причем довольно опасного свойства». Семенов не верил Ульбрихту. Еще в 1952 году, вспоминал Семенов, «Ульбрихт дал указание по партии сверху донизу записывать все разговоры с советскими работниками и докладывать в ЦК — чем интересовались, что спрашивали, что отвечали».

В кабинете генерала Чуйкова состоялся острый разговор. Семенов сказал, что подобные установки ведут к взаимному недоверию и антисоветским настроениям:

— Мне такая позиция кажется пронизанной национализмом.

— Грубо сказано, — отреагировал Ульбрихт.

— Говорю, что думаю, — отрезал Семенов.

О национализме Ульбрихта Владимир Семенов предупредил Сталина. Но вождь отверг все сомнения:

— Ульбрихт — верный и последовательный коммунист. Он настоящий друг Советского Союза. Но ему надо помогать теоретически по части идеологии. Вы обратили внимание, у него кулак, когда он лежит на столе, больше головы. Старайтесь всячески помогать ему…

Однако Семенов остался при своем мнении. Советские разведчики установили, что Ульбрихт втайне от них поддерживает отношения с Бонном.

Каналом связи с ФРГ был «неофициальный сотрудник» Вольфа — Герман фон Берг (оперативный псевдоним Гюнтер). Он работал в ведомстве печати Совета министров ГДР. Западные немцы приписывали ему более важную роль — чуть ли не советника главы правительства Вилли Штофа. Но Берг не имел полномочий для ведения переговоров. Через него Ульбрихт передавал конфиденциальные письма деятелям ФРГ. Например, в феврале 1969 года обещал выдать на Пасху пропуска западным берлинцам для посещения Восточного Берлина, если процедура избрания федерального президента не состоится в Западном Берлине.

В ГДР Германа фон Берга недооценивали.

В последнем номере журнала «Шпигель» за 1977 год был опубликован материал, потрясший руководство ГДР, — «Манифест Союза демократических коммунистов Восточной Германии». Номер поступил в продажу 31 декабря. Сотрудникам представительства КГБ СССР новогоднюю ночь пришлось провести в своих кабинетах — Москва требовала срочно перевести и прислать текст. Все гадали: кто же входит в этот союз, о существовании которого никто не знал? Кто написал и передал манифест на Запад? А в 1978 году «Шпигель» поместил серию статей, в которых излагались реальные подробности жизни руководства ГДР. Эрих Мильке требовал от подчиненных найти источник информации. Он заподозрил Маркуса Вольфа. Отношения министра и его заместителя испортились. А это был, как выяснится позже, Герман фон Берг.

Брежневу не понравилось, что Ульбрихт задумался о самостоятельной политике в отношении ФРГ. Когда второй человек в ГДР Эрих Хонеккер прилетел к Брежневу жаловаться на Ульбрихта, Леонид Ильич выразился вполне определенно:

— Эрих, у вас стоят наши войска, никогда не забывай об этом. Без нас не было бы ГДР.