Стрижи - Фернандо Арамбуру
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вездесущие умники и особенно умницы, если им доведется прочитать эти строки, непременно мне возразят, что я, мол, пишу банальные вещи. Да, разумеется, банальные, но это не мешает им нести в себе великую истину. А так как я не мог не отдавать должное Диане Мартин всякий раз, когда она радовала меня своим присутствием – и всегда благодаря делам, связанным с дочкой, то я тайно восхищался ею, никогда ни на что не надеясь, и любовался, как любуются с тихим восторгом прекрасным пейзажем, пролетающей птицей или китайской вазой. Ну, надеюсь, понятно, что я имею в виду.
11.
Как-то раз я присутствовал на родительском собрании, хотя не был классным руководителем и на самом деле мне нечего было там делать. Но приходилось выполнять приказ директрисы. Как обычно, я выбрал место в самом дальнем углу, только чтобы не привлекать к себе внимания и скрыть скуку в ожидании, пока ко мне кто-нибудь обратится с вопросом, чего в подобных обстоятельствах никогда не случалось. Я ослабил ремешок на часах, теперь они выглядывали из-под рукава и можно было незаметно следить за временем, и при этом никто из окружающих не догадался бы, как мне не терпится поскорее отсюда сбежать. Этой и другим уловкам научила меня Марта Гутьеррес вскоре после моего прихода на работу в школу.
Ни один из затронутых на собрании вопросов не касался непосредственно моих уроков, но ведь всем известно, что директриса блаженствует, гробя наше свободное время под тем предлогом, что преподаватели всегда должны быть под рукой. Однако на том собрании я неожиданно обнаружил один привлекательный момент. Совсем близко от меня, буквально в паре метров, сидела Диана Мартин, и я мог в свое удовольствие любоваться ее ногами, которые высовывались из-под стола. Я не считаю себя фетишистом, но и не лишен способности наслаждаться созерцанием красоты, а эти женские ножки, маленькие и точеные, были воистину достойны восхищения. Не лишним будет пояснить, что Диана Мартин явилась на собрание в джинсах, доходивших до середины восхитительно гладких икр (депилированных). Обута она была в минималистские босоножки – иначе мне, плохому знатоку женской обуви, определить эту модель трудно, – которые состояли из подошвы на тонком каблуке, скорее высоком, чем низком, и двух черных ремешков – один обхватывал щиколотку, а другой стягивал то место, где начинались пальцы. К подошве также крепилась узкая полоска кожи, закрывавшая пятку. С того места, где я сидел, обмирая от удовольствия, казалось, что Диана Мартин босая – изысканно босая, ошеломительно босая. Она слушала выступавших, и на ее прекрасном лице ни разу не дрогнул ни один мускул. Святые небеса, как она была хороша! Или, говоря откровеннее: как она была соблазнительна!
С первых же минут я отключился от темы собрания. Впрочем, я всегда так поступаю, но на сей раз с куда большим основанием. С каким удовольствием я бы дотронулся – да что там дотронулся! – бережно погладил бы, поцеловал, лизнул каждый тонкий пальчик с ногтями, покрашенными темно-красным лаком. Второй палец был самым длинным, на несколько миллиметров длиннее большого, хотя большим его можно было назвать очень условно. Подъем стопы был у нее гладким и не слишком крутым, без малейших неровностей и видимых вен, которые могли бы его испортить. Казалось, эти лодыжки слепил искусный мастер из какого-то хрупкого материала – скажем, фарфора. Под одной из них виднелась маленькая причудливая татуировка в виде стрекозы, сделанная черной тушью.
Наконец Диана Мартин заметила, что я пристально рассматриваю ее ноги. С обычной для нее сдержанностью она подождала, пока я пойму, что и она тоже смотрит на меня, и, когда наши взгляды пересеклись, одарила меня очаровательной улыбкой.
12.
Директор пансионата для престарелых очень вежливо попросила меня по телефону, чтобы я сам сообщил брату о кончине нашей матери. Она звонила ему по домашнему номеру, который он когда-то им оставил, но трубку никто не взял. По ее заверениям, она звонила несколько раз. Сегодня суббота. Я сказал, что, скорее всего, Рауль с женой уехали на выходные за город. Раньше, когда их дочки были маленькими, у них это было заведено. Но я тотчас раскаялся, что так ответил. Откуда мне знать, как они теперь проводят свободные дни? И какое мне до этого дело?
Директор сослалась на то, что многочисленные обязанности не позволяют ей слишком много времени тратить на телефонные звонки. То же касается и других сотрудников пансионата. Но сам факт, что дама, занимающая столь высокую должность, в разговоре со мной вдается в слишком подробные объяснения, навел меня на мысль, что мой брат успел-таки от души потрепать им всем нервы. Видимо, директор, чей профессионализм я ни на миг не ставлю под сомнение, еще до этого нашего разговора решила, что и я не многим отличаюсь от Рауля.
Из дальнейшей беседы с ней я догадался о некой интриге, которую плел тут, судя по всему, брат. За моей спиной он несколько раз просил ее, чтобы о кончине матери первым сообщили ему. Что бы это значило? Готов поклясться: мое изумление пришлось по душе собеседнице, она сразу поверила, что я никак не связан с интригами брата, и стала со мной более откровенной. По ее словам, она не имеет права вмешиваться в семейные отношения пациентов, но мой брат «поддерживал очень мощную эмоциональную связь с матерью, часто ее навещал и выразил желание раньше других родственников увидеть безжизненное тело». Я счел уместным объяснить:
– С самых ранних лет брат считал маму своей собственностью. И никогда не хотел ни с кем делить.
– Понимаю.
За четыре минуты нашего разговора я ни разу не уловил в голосе директора похоронных ноток, скорее он звучал тепло и приветливо. Она спокойным тоном разъяснила мне некоторые обстоятельства маминой смерти и нашла слова соболезнования, звучавшие искренне. Она заверила меня, что смерть
