Зазеркалье. Записки психиатра - Наталия Юрьевна Вико

резко затормозил, но все равно подскочил, наехав на «лежачего полицейского».

– Вот! – рассмеялся Онуфриенко, поправляя съехавшие очки. – Только разгонишься, а строгое государство тут как тут.

– Это издержки системы, – примирительно сказал Пал Палыч.

– Надзирающей и ограничивающей системы, – уточнил Онуфриенко. – Помнишь слова Ленина, когда он еще к власти не пришел? «Пока есть государство, нет свободы. Когда будет свобода, не будет государства».

– Но как только Ильич прихватил власть, сразу же стал крепким государственником, – добавил Пал Палыч.

– Такова порочная природа власти, – сказал Онуфриенко и прильнул к окну. – Вроде подъезжаем.

Александра тоже посмотрела туда, где вдалеке виднелась каменная, присыпанная песком лестница, ведущая к скалистому возвышению, внутри которого в лучах солнца поблескивал стеклянный прямоугольник, похожий на огромный телевизионный экран.

– Приехали! – воскликнул Онуфриенко, когда микроавтобус остановился, и с радостной улыбкой посмотрел на Александру, хотя ей показалось, что в его взгляде промелькнула беспокойство. – С прибытием всех! – Он первым выскочил наружу и потянулся.

Александра вышла из автобуса последней и с любопытством огляделась вокруг.

– Это граница, – опередил ее вопросы Онуфриенко. – А вон там, – он указал рукой в сторону экрана, – пограничный знак. Единственный хорошо сохранившийся из нескольких, обозначавших границы Ахетатона…

– Столицы царя Эхнатона, – продолжила за него Александра, показывая, что уже неплохо усвоила имена и названия.

– Именно на этой территории начался первый известный в истории эксперимент по введению единобожия и борьбе с многобожием. Здесь же и закончился. После смерти Эхнатона и Нефертити. Первый блин получился комом. А следующий, хорошо прожаренный, испекли иудеи, потом христиане, а через семьсот лет – мусульмане.

– И что мы здесь будем делать? – поинтересовалась Александра, судя по возбужденному лицу Онуфриенко, понимая, они сюда приехали не просто осматривать достопримечательности.

– Будем ждать, пока перестанет работать видеокамера… а потом поднимемся к знаку, – с самым серьезным видом ответил он, перевернул бейсболку козырьком вперед и по дорожке из каменных плит с важным видом направился к Пал Палычу, который неподалеку от них уже доставал треногу из сумки. Движения Сашечки были так неторопливы, а походка так горделива, словно он чувствовал себя режиссером спектакля, которому по определению предстоит стать триумфальным.

Вопросы «при чем тут видеокамера?», «сколько ждать?» и «зачем?» Александра решила не задавать, понимая, что наконец-то начинаются ее настоящие полевые исследования. В прямом смысле этого слова. Поэтому не надо мешать исследуемым. Надо просто смотреть и запоминать. Собственно, ради этого она и приехала в Египет.

– Ты пока посиди в тенечке, – обернувшись, крикнул Сашечка, и помахал ей рукой. – Чайку попей или водички.

Александра расположилась на складном стуле, который притащил услужливый водитель, открыла бутылочку с водой и стала наблюдать за происходящим.

Пал Палыч не спеша установил треногу, закрепил видеокамеру, раскрыл большой зонтик и воткнул его в песок так, чтобы камера оказалась в тени, поставил маленький складной стульчик, потом приник к глазку видоискателя и нажал кнопку пуска.

– Пока работает, – через минуту доложил он Онуфриенко.

– Подождем, – невозмутимо ответил тот.

Марина, стоявшая рядом с Пал Палычем, хмыкнула и, с независимым видом продефилировав мимо Александры, скрылась в автобусе.

– Так зачем мы все-таки здесь сидим? – спросила Александра у подошедшего к ней Онуфриенко.

– Без посещения этого места дальнейшая работа будет невозможна, – сообщил тот, снял бейсболку и провел рукой по голове, автоматически приглаживая виртуальные волосы. – Отдыхай пока. А я чайку попью, пока Пал Палыч дежурит, – он нырнул в автобус.

«Чем больше ожидаешь, тем дольше ждешь», – подумала Александра, оглядывая скучное пустынное пространство. В тени автобуса было не так жарко. Легкий ветерок, прилетевший из пустыни, приятно обдувал лицо. Она прикрыла глаза…

– Есть! – прервал ее дремоту голос Пал Палыча. – Есть!

Онуфриенко и Марина выскочили из микроавтобуса. Александра, поддавшись общему волнению, а может, потому, что возглас «есть!» вызвал позитивные эмоции, поднялась с кресла.

– Есть! – повторил Пал Палыч, подбегая к ним. – Отказала камера!

– Халас? – уточнил Сашуля.

– Халас, халас! – подтвердил Пал Палыч. – Можно идти.

– Не-ет, все ж таки давай еще раз проверим, – предложил Онуфриенко и повернулся к Александре.

– Александра Юрьевна! А попробуй-ка нас заснять на камеру! А мы тебе попозируем. Для истории, – улыбаясь, попросил он.

Александра подошла к треноге, открыла крышечку объектива, навела камеру на радостную троицу и нажала кнопку включения. Камера щелкнула и, показалось, заработала, но через мгновение отключилась. Александра попробовала еще раз и еще. Камера не работала.

– Не работает, – крикнула она Сашечке. – Не понимаю, почему? Может, от жары?

Охранник, который все это время находился на каменном возвышении неподалеку и, обняв винтовку, обозревал безлюдные окрестности, оставил свой пост, подошел к ней и начал что-то взволнованно объяснять.

– Что он говорит? – спросила Александра Онуфриенко, который подошел следом.

– Говорит, что здесь это часто бывает. В каком-то промежутке времени отказывает техника. Камеры не снимают. Фото не получается. Как будто мы не знаем, да, Палыч? – весело подмигнул он приятелю, подхватившему треногу с камерой. – Здесь и не такое бывает. Ну, пойдем, что ли, к знаку? – Он повернулся к Александре. – Уже можно.

* * *

Александра, завернувшись в одеяло, сидела в шезлонге на лоджии гостиничного коттеджа, смотрела на заходящее солнце, окрасившее горы вдалеке и воды Нила в багровый цвет, и в который уже раз прокручивала в памяти события прошедшего дня, пытаясь из разрозненных пазлов сложить цельную картинку.

«Итак, перестала работать видеокамера, после чего мы пошли к пограничному знаку… Слева и справа бескрайнее песчаное море с волнами дюн и горками барханов… Ноги по щиколотку проваливаются в мелкий, нежно-золотистый песок… Вдалеке темный стеклянный экран и бесконечная лестница цвета пустыни, ведущая к нему… Потом вдруг ветерок совсем стих и наступила густая… да-да, именно густая тишина, наполненная множеством прежде неразличимых звуков. Казалось, стало слышно, как при каждом шаге песчинки трутся одна об другую. Мы поднимались по бесконечной лестнице, и Сашечка очень за меня беспокоился и даже поддерживал под руку. Когда же прошли половину пути, ветер с разбойничьим посвистом вырвался из засады, хлестнул в лицо песчинками, забивая глаза, нос и рот, сорвал шляпу с головы и начал безжалостно трепать волосы, хватая меня горячими, шершавыми руками, словно стремясь овладеть… Сашечка