Оранжерея - Чарлз Стросс

ее убивать. Внезапно я чувствую себя намного лучше из-за того, что запихнул бедную лучшую версию себя в макромасштабный дизассемблер наноструктур – все-таки, когда сам лупишь себя по лицу, это лучше, чем когда кто-то лупит тебя.

– Я собираюсь сделать из нее шаблон. Затем ты последуешь за ней, я вытащу дельта-вектор твоей текущей карты нейронов и наложу его на Рив. Ты проснешься снова в ее теле, с обоими наборами воспоминаний – только твой будет доминирующим. Как думаешь, сработает?

Изнутри А-ворот доносится еще один приглушенный удар, затем такой звук, будто кого-то тошнит, – Яна запустила программу шаблонирования, парализуя Рив, и камеру в сей момент заполняет абляционная пена-дигитайзер.

– Лучше бы сработало, – вздыхаю я.

– Я беспокоюсь, Фиоре заподозрит, что происходит. История с Майком может все испортить, если он сложит два и два.

– Ладно-ладно, понимаю. Я вернусь к роли Рив. Полагаю, в этом есть смысл.

– Ты согласен? – В тусклом свете потолочных ламп Яна выглядит изможденной. – Отлично, значит, я не несу чушь. А потом?..

– А потом мы сядем и обдумаем, как покончить со всем этим раздраем. Как только я узнаю все, что знает она.

– Отлично. – Яна улыбается краешками губ. – Твой прямой серьезный подход – всегда будто глоток свежего воздуха.

– Однажды танк – всегда танк, – говорю я ей.

– Верно, – откликается она, и на мгновение я вижу тень ее прежнего «я». Этот слабый образ откликается уколом боли где-то под сердцем.

– Чем скорее я снова стану собой, тем лучше.

Несколько долгих минут мы проводим в тишине, пока ворота занимаются своим делом. Затем раздается звуковой сигнал, и дверь в камеру с щелчком приоткрывается. Я подхожу и распахиваю ее до конца – как обычно, в камере пусто и сухо. Оглядываясь, вижу, что Яна наблюдает за мной.

– Готов? – спрашивает она.

– Увидимся на другой стороне, Санни, – говорю я, закрывая дверь.

* * *

Наш маленький штаб по обеспечению безопасности, так называемая Синяя Ячейка, раньше входил в контрразведывательное подразделение Кошек Лайнбарджера. Все думали, что он был распущен, а следы о его деятельности стерты в ходе Войны Правок. Но я знаю, что это не так, потому что я – все еще штабной. Мы не распались, просто ушли в глубокое подполье – потому что наша миссия не была завершена.

Наше дело рисковое. Работа заключается в том, чтобы делать неприятные вещи безжалостным людям. Заметание наших следов сто́ит денег – и немалых, а в наши дни они не всегда взаимозаменяемы через государственные границы. Местные ополченцы и правительства заново изобрели обменные курсы, валютное хеджирование и целый ряд иных архаичных практик. Ряд государств относительно открыты, в то время как другие впали в милитаризм. Некоторые придают большое значение аутентификации и отслеживанию уникальности, в то время как другим все равно, кем вы себя считаете, пока платите свой налог на кислород. Первые обеспечивают прекрасное жилье, ну а вторые – прекрасные убежища. Из-за послевоенной раздробленности мы часто меняем дислокацию, внешность, а иногда и воспоминания. То едины во многих лицах, то нас много в одном лице. Поначалу работали за счет капитала, высвободившегося в результате распада Кошек. Позже стали приумножать этот капитал, открывая разные направления бизнеса. И если вдруг вам приходилось когда-нибудь слышать о корпорации наемных убийц «Гадюка» или о «Тяжелой промышленности Кордвайнера», знайте – это тоже мы.

В оперативном плане мы работаем в слабо связанных ячейках. Я – «тяжеловес», мой опыт в боевых операциях хорошо сочетается с моим опытом в разведке.

Примерно через пятьдесят мегасекунд после официального окончания военных действий я получаю вызов в Правительство Нефритового Восхода. Это государство, строго дозирующее технологии, и я нахожусь в ортогуманоидном теле, мое прикрытие – учитель фехтования, у которого столько связей на черном оружейном рынке, что каждый мой шаг стоит хороших денег. Но это лишь первый уровень. Прикрытие второго уровня – на случай, если первое будет дискредитировано, – дембель, беглец от расправы без суда и следствия из какого-то места, где технологических ограничений нет. Это даст мне соответствующую предысторию и хорошее начало для представления досье «Одесса», потребуется выявить нужную цель и захлопнуть на ней капкан с кодовым названием «Испанский узник» [23]. У меня в последнее время много подобной работы, но в данном конкретном случае я не уверен до конца, что меня ждет.

Назначенное место встречи – общественная баня на улице Оранжевых Листьев. Это узкая мощеная улица на склоне холма, сбегающая от главной площади, где располагается квартал Серебряных Дел Мастеров, вниз, к гавани. Стоит прекрасный весенний день, воздух насыщен запахом жимолости. Дети шумно играют в городки возле пьяно покосившихся многоквартирных домов, и обычное легкое пешеходное движение с трудом прокладывает себе путь: носильщики выкрикивают оскорбления рикшам, а рикши вымещают злобу на пастухе, пытающемся отогнать небольшое стадо паучьих коз вверх по холму.

Я здесь достаточно долго, чтобы более-менее знать, на что обратить внимание. Замечаю мальчика, который держится в стороне, и щелкаю пальцами. Он подходит, не столько идя, сколько скользя, чтобы друзья не заметили. Грязный, отощавший, в выцветшей залатанной одежде: идеально. Я засвечиваю ему монету, зажатую между пальцев.

– Хочешь подзаработать? – спрашиваю.

Он кивает.

– Я не торгую очком, если че, – шепелявит он. Приглядываюсь и понимаю: у парня заячья губа.

– Я и не прошу тебя об этом. – Монет в моих пальцах становится две. – Видишь вон ту чайхану? Сунься в переулок за ней, посмотри, нет ли там каких-нибудь людей. Если есть, подойди и скажи об этом мне. Если нет, пойди найди госпожу Санни. Сообщи ей, что Танк передает привет, потом – снова ко мне, отчитаться.

– Две монеты. – Он поднимает пару пальцев.

– По рукам. – Пока я смотрю на пацана, он снова проделывает трюк с исчезновением: вот стои́т передо мной, а через миг уже затерялся в толпе. Я могу сказать, что у парня есть талант, он делает это как профессионал. Вдруг закрадываются серьезные опасения: может, он и есть профессионал? Мы давно ликвидировали легко вычислимые цели. К сожалению, тех, кто все еще на шаг впереди нас, гораздо труднее поймать.

Мне не приходится долго ждать. Через десятую долю килосекунды шепелявый пацан появляется вновь.

– Госпожа Санни говорит, что горшочек с медом переполнен. Я отведу тебя к ней.

Горшочек с медом переполнен. Звучит нехорошо. Я передаю монеты сорванцу.

– Хорошо, куда теперь?

Прямо у меня под носом он быстро исчезает, но не настолько быстро, чтобы я не успел за ним уследить. Через несколько секунд мы проходим заднюю часть сомнительного переулка и входим в лабиринт бессмысленных дворов. Затем пацан перелезает через покосившийся деревянный забор, сворачивает в другой переулок – где полно компостных куч с невероятно неприятным запахом, – и направляется к задней двери без опознавательных знаков.

– Вот сюда, – говорит он.

Я кладу руку