Узел вечности - Стивен Рэй Лоухед

не тяжелое. Я развязал узел, открыл мешок и заглянул внутрь, но не сразу понял, что там лежит.

Кинан поднес факел ближе. Я посмотрел еще раз и сразу же пожалел – лучше бы не смотрел. В мешке лежала голова профессора Нетлтона. Очки исчезли, седые волосы были спутаны от запекшейся крови. Я закрыл глаза и отступил на шаг. Кинан забрал у меня мешок. Подошла Ската с мечом в одной руке и факелом в другой. Она хотела что-то спросить, но промолчала.

— Это тот, седовласый, — сказал Кинан. — Друг Лью.

— Мне жаль, Лью, — наконец сказала Ската. Голос у нее был серьезный, но мне показалось, она почувствовала облегчение. В мешке могла бы быть голова ее дочери…

— Что с этим делать? — растерянно спросил Кинан.

— Положи пока вместе с прахом Алана, — сердце у меня болело. — Здесь я его хоронить не буду.

— Прах Алана… Он у Тегида, — напомнила мне Ската.

Я услышал, но ничего не ответил. Множество вопросов кипели у меня в сознании. Зачем это сделано? Что это — вызов? Предупреждение? Кто это сделал? Как и где его нашли? Что это значит? Я смотрел в клубящийся туман, ожидая, что оттуда придут ответы, как пришел Медный всадник. Я снова слышал голос бенфейт, произносящий ужасное пророчество.

Это именно он, Медный Человек на своем медном коне, творит здесь великое и ужасное. «Восстаньте, жители Гвира! Возьмите оружие! Ополчитесь против лжелюдей среди вас! Шум битвы долетит до звезд, и Великий Год придет к своему завершению».

— Лью? — Кинан осторожно тронул меня за руку. — Что с тобой, брат?

Я повернулся к нему.

— Буди воинов. Скорее!

Ската стояла рядом и хмурилась. В мерцающем свете костра она очень походила на Гэвин.

— К оружию, Ската, — сказал я ей. — Сегодня придется драться за свою жизнь.

Кинан будил людей, Эмир гасил костры. В одно мгновение лагерь превратился в хаос людей, разбиравших оружие, готовясь к встрече с врагом. А враг не заставил долго ждать себя. Он уже толпился на берегу. Словно призраки, они возникали из тумана — ряд за рядом, десятки вражеских воинов, облаченных в бронзовые доспехи.

Копье само прыгнуло мне в руку. Щит я не нашел, поэтому схватил головню из костра и побежал к своему месту в первом ряду наших воинов: Ската по правую руку от меня, Кинан — по левую. Мы были готовы к бою.

Они ринулись на нас, как будто хотели первым же натиском сбросить в озеро. Но наши воины видали и не такое, все они участвовали в боях с Бешеным Псом Мелдрином. Больше того, они радовались сражению. Им смертельно надоел Тир Афлан, надоели лишения, они жаждали схватиться с врагом, причинившего им столько страданий.

Как уже бывало прежде, враг, хотя и в доспехах, не очень-то умел сражаться с настоящими воинами. Но теперь их было больше, намного больше.

Выстояв в первом натиске, воины Альбиона сами перешли в атаку. И эта атака принесла плоды. Противник попятился. Эмир протрубил в рог, и воины Альбиона ответили боевым кличем. Он эхом разнесся по каменистому берегу, толкая врагов словно кулаком в спину.

Ската в развевающемся плаще ворвалась во вражеские ряды с мечом в одной руке и головней в другой — Морриган битвы! — каждый ее удар был смертельным. Враги ошалели и разбегались от нее в разные стороны, как от пылающего вихря.

Кинан со своими каледонцами проложил в гуще врагов такую широкую просеку, что можно было проехать на колеснице.

Я сражался рядом с двумя боевыми вождями. Наконечник моего копья краснел в свете факела, а я высматривал среди нападавших наглого всадника. Но моя серебряная рука молчала, и я вскоре понял, что не найду этого ублюдка.

Двое вражеских воинов в рогатых шлемах попытались заступить мне дорогу. Они бестолково размахивали мечами над головами и выкрикивали нечто похожее на боевой клич. Не обращая внимания на их клинки, я со свистом рассек воздух перед их носами, и их прыть поубавилась. Вращая копье, я отбил сначала один меч, затем другой. Затем… два резких удара древком копья сбили оба шлема, и враги повалились, как статуи.

Шаг за шагом мы продвигались по телам убитых. Мы сражались отменно. Как герои. Мы поймали мрачный ритм боя. Битва длилась всю ночь. Иногда мы брали верх, иногда останавливались. Враг перестроился, и нам пришлось отступить. Им даже удалось загнать нас по колено в озеро, слишком уж насели бронированные твари. Но тут Ската, двигаясь сквозь хаос сражения с грацией танцора, с небольшим отрядом воинов ударила в самую середину вражеской линии. Вряд ли кто мог противостоять ей, враг отступил и наступление захлебнулось.

Среди ночи враги приуныли. Они просто устали. В своих тяжелых бронзовых доспехах они двигались все хуже. Руки тряслись, щиты и мечи дрожали; они спотыкались, шатаясь под тяжестью собственных доспехов. В отчаянии они бросились в очередную атаку. Мы выстояли и нанесли ответный удар. Тела раненых и убитых громоздились вокруг нас, как поваленный лес, но они не отступали.

— Их что-то заставляет драться, — заметил Кинан, проведя окровавленной рукой по потному лицу, — и этого «чего-то» они боятся больше нас.

Мы остановились, чтобы отдышаться, и оперлись на копья

— Они боятся своего господина, — сказал я.

— А кто это такой?

— Есть тут один наглец.

— Трус поди, — с презрением прорычал Кинан. — Что-то я его не видел ни разу с самого начала боя.

— Верно. Он пока не появлялся на поле.

— Пока?! Его воинство гибнет. Если он ждет, что мы устанем, зря ждет.

Кинан знал, что говорил; утомленный враг валился, как трава под серпом, от рук наших значительно меньших сил. Темнота играла нам на руку. Мы неуклонно выкашивали их ряды.

Мне пришло в голову, что предводитель им не нужен; план врага состоял в том, чтобы сокрушить нас первым же ударом. Мы сражались против бесхитростного врага, не обладающего ни ловкостью, ни навыками. Их единственная надежда состояла в том, чтобы одолеть нас простой грубой силой.

Медного Человека не заботило, сколько его людей падут в бою, потому что он вообще не думал о своих людях. Они стали кормом для наших жадных клинков. Он посылал их в битву волну за волной, надеясь измотать нас. А вот когда нас останется совсем мало, тут-то он и появится, присвоив победу себе.

Мне