Веймар 1918—1933: история первой немецкой демократии - Генрих Август Винклер

на статью 48 имперской конституции, но, с другой стороны, признал в высшей степени проблематичным и «правление вперемешку», частично с помощью рейхстага, частично на основании статьи 48. Некоторые министры рассматривали возможность роспуска рейхстага, другие высказывались против, ссылаясь на ожидаемую реакцию в Рейнской области, где от этого выиграли бы только сепаратисты. По этой же причине сам Штреземан имел серьезные возражения против роспуска парламента. Рейхспрезидент, с которым канцлер обсудил все потенциальные возможности, наотрез отклонил вариант роспуска рейхстага, но, в свою очередь, попытался закулисно подвигнуть СДПГ отказаться от вынесения предложения вотума недоверия.

Штреземан узнал от одного из социал-демократов, как Эберт бросил в лицо своим товарищам по партии: «Вы через шесть недель забудете, по какой причине Вы старались добиться свержения канцлера, зато последствия своей глупости Вы будете чувствовать еще 10 лет».

22 ноября Штреземан пришел к такому же мнению, как и Гесслер тремя днями ранее. С согласия остальных министров он заявил, что если социал-демократы внесут в парламент предложение о вынесении вотума недоверия, то кабинет со своей стороны поставит вопрос о доверии к нему, но при этом правительство проигнорирует запросы о вотуме недоверия со стороны немецких националистов и коммунистов. На следующий день правящие буржуазные партии в ответ на запрос социал-демократов о выражении недоверия кабинету Штреземана ответили ходатайством к рейхстагу выразить свое доверие правительству. 231 голосом против 156 при 7 воздержавшихся рейхстаг отклонил это предложение. Против правительства голосовали немецкие «народники», депутаты от ДНФП, БФП, СДПГ и КПГ. Как заявил сразу вслед за тем иностранным корреспондентам Штреземан, «впервые в истории немецкой республики правительство пало в открытой битве». Еще вечером 23 ноября канцлер предложил рейхспрезиденту принять отставку своего правительства{239}.

Теоретически падение Штреземана могло стать звездным часом Секта. Но, как и прежде, командующий войсками рейхсвера не был готов взять власть помимо воли рейхспрезидента, а Эберт в конце ноября менее всего был склонен назначить Секта канцлером или рассмотреть возможность установления Директории. Напротив, рейхспрезидент хотел, после того как была устранена острая опасность, грозившая республике, снова передать полномочия, действовавшие в условиях чрезвычайного положения, ответственному перед рейхстагом министру рейхсвера, чему Сект однако с успехом противился. Упорство генерала также было причиной, приведшей к неудаче попытку Эберта создать надпартийный «кабинет чиновников» под председательством Генриха Альберта, беспартийного министра государственных имуществ и позднее — министра восстановления народного хозяйства в кабинете Куно. Альберт не хотел занимать должность рейхсканцлера без наделения его всей полнотой исполнительной власти. Другой кандидат в канцлеры, политик Центра Адам Штегервальд, вступил в переговоры с немецкими националистами о создании правой коалиции, но прервал их после того, как они потребовали от Центра расторжения Большой коалиции в Пруссии. В качестве последней возможности рассматривался новый центристский кабинет в составе буржуазных партий, т. е. правительство парламентского меньшинства, зависимое от поддержки СДПГ. За такой кабинет выступал Вильгельм Маркс, председатель Партии Центра и ее фракции в рейхстаге, которому Эберт и поручил 29 ноября 1923 г. сформировать новое правительство. Шестидесятилетний судья родом из Кёльна, которому отводилась роль компромиссного, личностно бесцветного политика, уже на следующий день смог сформировать правительство, в которое вошел, кроме представителей прежних правящих партий — Центра, ДДП и ДФП, — также министр юстиции Эммингер от БФП в качестве «министра-профессионала без партийно-политических связей»{240}.

Каким бы неопределенным не было будущее, но парламентская демократия выжила в очередной раз. Существуют три главные причины, которые могут объяснить сравнительно мягкое разрешение государственного кризиса осени 1923 г. Во-первых, правительству Большой коалиции и стоявшему на его плечах усеченному кабинету Штреземана удалось положить конец инфляции и заложить основу для фазы экономического возрождения Германии. Во-вторых, с конца октября 1923 г. благодаря вмешательству США наметилось решение репарационной проблемы, а вместе с этим и внешнеполитическая разрядка, что, в свою очередь, было сильным аргументом против правого правительства любого рода. В-третьих, диктаторские амбиции руководства рейхсвера во главе с генералом Сектом сдерживались его собственным легализмом. Еще одним препятствием для них стал революционный путчизм правых радикалов во главе с Гитлером.

От крайне левых с конца 1923 г. больше не исходила действительная революционная опасность. Коммунисты в момент подготовки удара против существующего строя были изолированы и сами сделали из этого соответствующие выводы, отказавшись от «немецкого Октября». Провал революционной стратегии был самым тесным образом связан с материальным положением рабочих: реальный недельный заработок, который поздним летом 1923 г. немного вырос, в ноябре составлял только чуть больше половины уровня 1913 г., а безработица среди членов профсоюзов выросла с 3,5 % в июле до 23,4 % в ноябре. Нужда, отражающаяся в этих скупых цифрах, оказала не революционизирующее, а деморализующее действие. В последние месяцы гиперинфляции участились случаи хищения картофеля на полях, нападений на крестьянские дворы и разграбления рыночных палаток и продовольственных магазинов. Профсоюзы, выступившие партнерами правительства в проведении политики пассивного сопротивления, теперь платили за свою ведущую роль в государстве потерей доверия среди рабочих: в третьем квартале 1923 г. из союзов АДГБ вышло около 300 000 человек. Стачечные кассы в середине ноября, т. е. к началу успешной денежной реформы, были пусты. Едва ли в таких условиях можно было рассчитывать на успешную борьбу рабочих и служащих против политики стабилизации{241}.

Тем не менее страх перед левым радикализмом сохранялся. На пике саксонского кризиса местные промышленники, как сообщал Гесслер, угрожали, что если им не будет обеспечена защита их личной свободы, то они обратятся за помощью к баварским фашистским бандам. 19 ноября министр рейхсвера обосновывал в кабинете мнимую необходимость сохранения чрезвычайного положения тем, что буржуазия в Тюрингии и Саксонии отстранена от какого-либо сотрудничества с правительствами земель. Глубокое недоверие к социал-демократии, отобразившееся в этих словах, испытывало не только руководство рейхсвера. Его разделяли широкие массы буржуазии, в том числе далеко за пределами Центральной Германии, что относилось к самым долгосрочным последствиям недолговечного существования правительств единого фронта в Дрездене и Веймаре{242}.

Но, несмотря на это, в самой большой из федеральных земель Германии социал-демократия и буржуазные партии, включая ДФП, продолжали сотрудничать в рамках правительства. Большая коалиция в Пруссии давала повод для надежды всем тем, кто и после осени 1923 г. видел в сотрудничестве между умеренной частью буржуазии и рабочим классом закон выживания немецкой республики. Подобные настроения разделял и Густав Штреземан, который в ходе кризиса продемонстрировал талант государственного деятеля и которому как никакому другому политику Германия была обязана тем, что не скатилась к диктатуре.

Опираясь во время своего канцлерства именно на СДПГ, Штреземан заявил 23 ноября 1923 г., что сотрудничество с социал-демократами неизбежно и в будущем. Спустя несколько недель его тон