Война амазонок - Альбер Бланкэ

– Это само собой разумеется. Сказано и сделано, – подтвердил Гонди, многозначительно пожимая ей руку.

– Прощайте и не забывайте этого обещания, – отвечала она.

– Как, вы уже уходите?

– Да, в ожидании известия.

Шарлотта де-Шеврез, не слушая сердечных убеждений косдъютора, поспешила оставить его.

Отель герцогов де-Шеврез находился на улице Сен-Тома неподалеку от отеля герцога де-Бара. Только что поравнялась она с его подъездом, как из темного углубления вышел человек и посмотрел на нее так пристально, что она невольно задрожала и ускорила шаги.

Неизвестный бросился вслед за ней и нагнал ее в ту минуту, когда она положила руку на молоток у своих ворот.

– Позвольте, – сказал он, становясь перед ней и не допуская ее стучать, – вы сейчас вышли от коадъютора, а он вас недостойно обманывает, впрочем, как и всех.

Молодая девушка с презрением и высокомерием окинула его взглядом с головы до ног и ничего не отвечала. Но она имела дело с опытным человеком, который не боялся презрения.

– Он обманывает вас, и вот вам доказательство. Не говорю уже о том, что он ухаживает за герцогинями де-Лонгвилль и де-Немур, которые щадят и приберегают его на всякий случай, он еще вступил в союз с герцогиней де-Монбазон.

Шарлотта хотела возражать, но он предупредил ее желание.

– Сегодня утром герцогиня де-Монбазон приехала из Орлеана в свите ее высочества, и первый ее визит был к Гонди. Она сидела два часа с ним взаперти.

У молодой девушки сердце билось так, как будто хотело выскочить из груди, однако она скоро оправилась, думая, что известия из подобных источников не стоят доверия.

– Пропустите меня, – сказала она холодно.

– Если бы вы знали, какое живое участие заставляет меня объяснять вам эти подробности, то не стали бы сомневаться в моих словах.

– Что за участие и к кому?

– Участие к королю, которого вам бы не следовало выпускать из вида, потому что от одного короля зависит сделать вас первой статс-дамой при дворе. Принц Конти не переставал любить вас, одно слово короля – и принц опять будет у ваших ног.

– Но для того, чтобы король мог…

– «Фрондеры взяли солому своей эмблемой, – это добрый знак!» – сказал кардинал Мазарини, когда до него дошла эта весть.

– Что вы хотите этим сказать?

– Кондэ, Конти, Бофор, Гонди, герцог Орлеанский, в особенности герцог Орлеанский, все они возвратятся к королю и сочтут за счастье принять его условия.

– Но я не вижу причины…

– Фронда имеет своих амазонок, а у двора их нет. Устройте прелестный эскадрон из храбрых героинь, окружающих вас, противопоставьте его отряду ее высочества, и вы увлечете парижан, они побегут за вами, как бегают теперь за принцессой. Вы непременно восторжествуете над всеми, потому что законное право на вашей стороне; и тогда уже вы будете предписывать законы всем… и господину Гонди тоже – ах, как он недостоин вашей любви.

Шарлотта устремила проницательный взгляд на незнакомца, закутавшегося в плащ до самых глаз, так что лица не было видно, но он выдержал строгий осмотр.

– Я знаю вас, – сказала она.

– Я друг Мазарини и считаюсь мертвым… Но не могу сказать, кто я.

– Каким же образом?

– Вы последуете моему совету?

– Может быть, в нем есть и хорошее, но я не знаю, что скажет моя мать?

– Герцогиня сама отважная и непременно одобрит ваше намерение. Может быть, и для себя прикажет оседлать коня, чтобы подать вам пример.

– Очень может быть.

– Герцогиня лавирует, желая сохранить дружеские отношения во всех партиях, она служит посланницей королевы, посредницей у кардинала. Во всех партиях ее подозревают. Не идите по ее стопам.

– Но коадъютор тоже служит королеве.

– Он служит только себе – лицемер и обманщик!

– Как вы смеете…

– А вы станьте прямодушно за короля, увлекайте как можно более дам в вашу партию, за ними повлекутся их обожатели, и тогда вы восторжествуете даже над герцогиней де-Монбазон, беспощадным врагом Мазарини и вашей соперницей.

– Как вы смеете…

– Да разве это неправда?

– Вы произнесли слова, которые требуют объяснений. Скажите, почему кардинал Мазарини воскликнул, что это добрый знак, когда узнал, что фрондеры приняли эмблемой пучок соломы?

– Этот пучок соломы, который так нахально выставляется напоказ торжествующими мятежниками, не привязывается ли также к головам животных для означения, что они продаются?

– Итак, кардинал Мазарини…

– Он самый тонкий политик древних и новейших времен. Для него меч – нелепость, грубое оружие, распространяющее всюду зло и нигде не делающее добра. Молния, которая мимолетно проблеснет и исчезнет… «Господа фрондеры прицепили пучок соломы на свои шляпы – значит, они продажны».

Незнакомец сделал низкий поклон и удалился на прежнее место. Шарлотта де-Шеврез едва стояла на ногах. Мысль о борьбе отнимала у нее силы. Тщеславие, любовь, мщение боролись в ее сердце. Война между женщинами воспламеняла ей голову и сердце, но ее пугала пропасть, не имеющая ни дна, ни края, пропасть, называемая неизвестностью.

ГЛАВА XVIII

Междоусобица

В шесть часов утра 2 января 1652 года герцогиню де-Монпансье разбудил страшный стук в дверь ее спальни. Еще с вечера и до половины ночи она слышала барабанный бой и звуки труб и знала, что тревога происходила в армии принца Кондэ, растянутой от Сен-Клу до Шарантона. Она тотчас позвала своих дам и приказала им отворить двери. Посетитель был граф де-Фьеске. Она приняла его и, раздвинув полог, говорила с ним.

– Ваше высочество, – сказал он, – я послан от принца Кондэ и теперь прямо от герцога из Люксембургского замка.

– Не добившись желанного ответа от отца, вы поспешили к дочери?

– Точно так, ваше высочество.

– Что такое произошло?

– Принц Кондэ атакован между Монмартром и Ла-Шапеллем мазаринскою армией под командой Тюренна. Я убедительно просил его высочество приказать парижскому губернатору отворить ворота принцу Кондэ.

– А мой отец, как всегда в решительные минуты, очень нерешителен и стал уверять вас, что он болен и не может встать с постели?

– Ваше высочество изволили угадать.

– Послушайте же, граф, я обещаю вам не оставаться в постели. В Париже я буду исполнять обязанности моего отца, как это я делала в Орлеане.

– Герцогиня де-Лонгвилль была уже в ратуше и умоляла губернатора отворить ворота войскам принца Кондэ. Но маршал неумолим и сказал, что будет действовать только по приказанию герцога Орлеанского.