Падение Берлина, 1945 - Энтони Бивор

На командном пункте обороны Берлина на Гогенцоллерн-дамм полковник Рефиор, начальник штаба генерала Реймана, был "отнюдь не удивлен", когда ранним утром его разбудило "эхо канонады, доносящееся с востока"{555}. Интенсивность огневой подготовки была настолько высокой, что восточные окраины германской столицы, находившиеся в шестидесяти километрах от линии фронта, потряхивало, точно от небольшого землетрясения. Стены домов дрожали, картины падали на пол, а телефоны начинали непроизвольно звонить. Люди на улицах приглушенно обращались друг к другу - "началось". Ни у кого не было иллюзий по поводу того, что на самом деле происходит. Этим серым утром они внимательно прислушивались к звукам доносящейся канонады{556}. Самым волнующим для берлинцев был вопрос: спасут ли их теперь американцы - смогут ли они достигнуть немецкой столицы раньше, чем русские?

Громкие заявления ответственных лиц о том, что фронт на Одере будет стоять непоколебимо, вызывали у берлинцев большое недоверие. Они входили в противоречие с активным строительством оборонительных укреплений в самом городе. Геббельс произнес пламенную, но малоубедительную речь. В ней говорилось, что орды монголов разобьются о стену, построенную защитниками рейха. Однако наиболее насущной проблемой, стоящей перед горожанами, было запастись как можно большим количеством еды на случай осады столицы. Очереди к продовольственным магазинам и булочным становились все длиннее и длиннее.

К счастью, в столичном округе нашлись здравые головы, которые поспешили эвакуировать детские лечебные заведения. Так, детская клиника при госпитале в Потсдаме была спешно переправлена в западном направлении. Сам потсдамский госпиталь подвергся жестокому налету союзной авиации еще в ночь на 14 апреля. К несчастью, одна из бомб поразила эшелон с боеприпасами, стоявший на ближайшей станции. Все это еще более усилило разрушения. В тот день больных и раненых детей положили на повозки и повезли в больницу Красного Креста, расположенную во дворце Цецилиенхоф. Престарелый кронпринц покинул Потсдам еще несколько недель назад. Но несколько его адъютантов, принадлежавших к офицерскому корпусу старой прусской армии, продолжали прятаться в подвалах дворца. Они не догадывались, что Потсдам находится в том районе страны, который после войны должен отойти к зоне оккупации советских войск.

Утром 16 апреля медсестры получили распоряжение двигаться со своими несчастными детьми дальше. Их путь лежал на юго-запад - в Хайльштеттен, что близ Беелитца. Почти все берлинские госпитали, включая Шарите, Августе-Виктория и клинику Роберта Коха, были эвакуированы сюда и размещены в закамуфлированных каменных бараках. Комплекс находящихся здесь построек стал использоваться в качестве госпиталя еще со времен Первой мировой войны. В 1916 году здесь после полученного на фронте ранения лечился и Гитлер. Однако дети и тут не были в полной безопасности. Как только их выгрузили из автобусов, послышался громкий крик: "Внимание! Воздух!" В небе появился антикварный советский биплан По-2, прозванный немцами "кофемолкой". Пролетая на высоте чуть выше деревьев, он открыл огонь из пулемета.

В подземном бункере Цоссена телефоны звонили беспрестанно. Утомленный генерал Кребс в тот день осушил не одну рюмку вермута из бутылки, стоявшей в его сейфе. Поскольку удары советской артиллерии и авиации прервали связь с командными пунктами многих соединений, то приходилось поддерживать связь со штабами подчиненных им частей. Одновременно увеличилось число звонков из различных министерств и от генерала Бургдорфа из рейхсканцелярии. Все требовали предоставить им самую последнюю информацию. Однако мысли штабных офицеров были прикованы к развитию ситуации на фронте.

На совещании в 11 часов утра прозвучало несколько вопросов, касающихся возможных планов эвакуации. Всем было понятно, что месторасположение Цоссена, к югу от Берлина, является чрезвычайно уязвимым. Оно может подвергнуться внезапной атаке сил 1-го Украинского фронта, только что перешедшего в наступление с фронта на реке Нейсе. Было сделано также одно или два осторожных замечания, что, по мнению фюрера, Берлин - это не основная цель русских, они всего-навсего осуществляют обманный маневр. Главное для Красной Армии - Прага. К ужасу генерала Хейнрици, Гитлер даже приказал передать под командование недавно произведенного в фельдмаршалы Шёрнера три танковые дивизии.

Командующему 9-й армией генералу Буссе как никогда требовались эти три дивизии. Они могли составить костяк резерва, предназначенного для проведения контратаки. Три его корпуса - 101-й армейский корпус на левом фланге, 56-й танковый корпус генерала Вейдлинга в центре и 11-й танковый корпус СС на правом фланге - испытывали огромный недостаток в бронированных машинах. Они были лишены маневра и могли держать оборону лишь до тех пор, пока фронт не будет прорван в каком-либо месте.

К югу от Франкфурта-на-Одере находился 5-й горный корпус СС. Он занимал оборону в полосе между клиньями двух главных советских ударов. Несмотря на то что этот корпус также был атакован частями советской 69-й армии, он смог устоять и сохранить за собой оборонительные позиции.

В пойме Одера и на Зееловских высотах сражение по-прежнему развивалось с хаотической непоследовательностью. Из-за плохой видимости большую часть потерь стороны несли в процессе ближнего боя. Один из ветеранов охранного полка СC "Великая Германия" вспоминал позднее, что близлежащее болото было "даже не полем боя, а какой-то бойней"{557}.

Офицер советской саперной части Петр Себелев рассказал в письме на родину о своих впечатлениях, полученных в первый день наступления. Он с товарищами пробирался по полю, которое было до неузнаваемости перерыто воронками от снарядов. Повсюду валялось разбитое немецкое оружие, автомашины, подбитые танки и много трупов. Советские команды собирали погибших и относили их к местам захоронения. Погода была пасмурной, накрапывал дождь. Время от времени над головами военнослужащих в сторону немецких позиций пролетали штурмовики. Как писал Себелев, многие немцы уже сдавались в плен. Они не хотели продолжать воевать и отдавать свои жизни за Гитлера{558}.

Другой советский офицер, капитан Клочков, описывал увиденную им картину в еще более восторженных тонах. Весь участок наступления 3-й ударной армии, по его словам, был завален трупами убитых немецких солдат{559}. Однако Клочков добавлял, что, к удивлению советских бойцов, некоторые - казалось бы, погибшие германские военнослужащие, - неожиданно поднимались на ноги, вылезали из траншей и поднимали руки вверх.