Надо – значит надо! - Дмитрий Ромов

ему сельскохозяйственного направления и встал на путь злоупотреблений в личном плане.

Пельше в полной тишине откашливается и продолжает дальше:

— У нас есть запись, предоставленная новым министром Внутренних дел товарищем Чурбановым, из которой становится понятно, что он променял партийную принципиальность на любовь к сладкой жизни и занимался хищениями в крупных масштабах. И делал он это под прикрытием Злобина, нового председателя КГБ СССР. На похищенные у народа средства Горбачёв построил дачи для себя и своих родственников. Взял в личное пользование три легковых автомобиля, подаренных министерству сельского хозяйства иностранными фирмами. Вёл себя неискренне, несамокритично. Его поведение отрицательно влияло на партийные кадры в Ставропольском крае ещё в бытность его там.

Горби только головой качает.

— Горбачёв, — шпарит дальше Пельше, — грубо нарушал партийную дисциплину. В крае получило распространение взяточничество среди руководящих работников. Располагая неопровержимыми фактами, он не принимал необходимых мер для пресечения этих явлений. Более того, с его ведома, со ссылкой на депутатский статус, не возбуждались дела о привлечении виновных к ответственности. Этим он скомпрометировал себя как руководитель и член ЦК КПСС.

— Вам есть, что сказать товарищам? — обращается к Горбачу Андропов.

Да что тут скажешь-то? Это наглая ложь? Это гнусные инсинуации? Запись имеется, её и прокрутить можно. А раз запись неопровержима, то можно любые обвинения бросать, отбиться от них невозможно.

— Товарищи… — это всё какое-то ужасное недоразумение. — Какие автомобили? Никакого личного пользования, мы один раз…

Стыдно, пошло, нелепо… Он сам это чувствует и замолкает. Ну что он будет оправдывать использование женой каких-то машин, когда тут дело о зерне одно только на вышку тянет. Он замолкает.

Подождав в полной тишине, Пельше продолжает.

— Раз внятных объяснений нет, предлагаю рекомендовать пленуму вывести М. С. Горбачёва из состава ЦК, как не оправдавшего высокого доверия.

Он так и произносит: «эм эс Горбачёва»…

Я смотрю на Де Ниро, а он смотрит на меня. На лице его сияет улыбка, а глаза источают смертельный огонь. Он всё понимает. И откуда запись, и вообще откуда ноги растут. Всё понимает, смотрит и улыбается. Ай, да Брагин, будто говорит он, ай, да сукин сын! Переиграл, шельмец, перехитрил! Но, ничего, я один тонуть не буду, я всю твою паутину за собой утяну. И тебя утяну, не будешь ты здесь жировать, когда я к стенке встану.

— А также, — заканчивает Пельше, — просить генерального прокурора провести расследование со всеми вытекающими последствиями.

Злобин и Горби выходят. Не вместе. Они не смотрят друг на друга. Просто идут, как тени и всё. Я тоже выхожу. То, что произойдёт на заседании сейчас, я уже знаю. Кого уберут, кого куда назначат, всё уже согласовано. Согласовано не только в рамках повестки сегодняшнего заседания, но и вширь, вглубь и на годы вперёд.

Хааса назначат ректором академии общественных наук при ЦК КПСС, на базе которой будет создан центр реформ. Питерских молодых экономистов-мечтателей будут привлекать по отдельным вопросам, но рулить ни за что не дадут.

Председателем КГБ станет Пуго. Скачков и Куренков — его замами. На первых порах так, а там видно будет. При надвигающейся «демократизации» работы у них прибавится. Слишком многие будут хотеть нас «научить» уму-разуму, а заодно и поживиться.

Медведев станет секретарём по идеологии, а Гурко возглавит общий отдел и станет секретарём ЦК. Новицкая пойдёт заведующей в отдел пропаганды и, очень надеюсь, у неё всё получится.

Кто станет секретарём по промышленности, пока не знаю, но умных и талантливых людей у нас хватает. Кого-нибудь подберём.

Дел будет много. Больших, интересных и важных. Таких дел, что мир перевернётся и неотрывно, открыв рты, будет следить за нами. Во все глаза будет. За самыми свободными, самыми открытыми, самыми богатыми и самыми развитыми. Я знаю, так и будет. Потенциал у нас такой, что на весь мир хватит!

Своими глазами я этого не видел. В том будущем, откуда я «прилетел», нам было ещё очень далеко до такого, но в этом, нашем новом и совершенно неотвратимом грядущем, мы несомненно этого достигнем. По крайней мере, очень и очень постараемся.

Я выбегаю вслед за Злобиным. Он не торопится. Кажется, поджидает меня.

— Леонид Юрьевич, — окликаю его я.

— Поговорим в машине, — отвечает он.

По идее я не должен садиться в его «Чайку». По плану не должен. Но я соглашаюсь. Последнее желание, практически. Да и как не попрощаться? Слишком многое нас связывает. Слишком много было между нами такого, что можно было бы назвать настоящей дружбой. Мы были соратниками и шли плечом к плечу.

Пусть цели у нас были разные, но общего опыта борьбы это не отменяет. Он ведь спасал мою жизнь. Неоднократно спасал. Но однажды решил её отнять…

Мы выходим из здания ЦК. Уже далеко за полдень. Солнце растопило весь лёд, весна нынче ранняя, уже и почки набухли. И воздух… такой сумасшедший запах! Скоро всё расцветёт, зазеленеет, по улицам будут ходить влюблённые парочки и толпы студентов. Они будут греться в лучах солнца и говорить о будущем. О чём им ещё говорить, как не о будущем? Да…

— Мне жаль, — киваю я, усаживаясь в роскошное велюровое кресло позади водителя. — Правда, жаль.

— Выйди, — бросает Злобин своему шофёру и телохранителю. — Вон туда машину поставь и выйди. Ты тоже.

Водитель разворачивается и переезжает к противоположной стороне улицы, чтобы не стоять прямо у крыльца. Переезжает и выходит вместе с телохранителем. Они встают у капота и ждут дальнейших распоряжений. А мы, сидя на заднем сиденьи чёрной «Чайки», смотрим друг другу в глаза.

— Твоя работа? — спрашивает Де Ниро.

Если бы не генеральский мундир, он был бы вылитый гангстер из голливудского фильма. Уверенный, лощёный, с холодными глазами и ледяной, не предвещающей ничего доброго улыбкой.

— Моя, — подтверждаю я.

— Почему?

— Я поймал Поварёнка, — пожимаю я плечами.

— Но он только имитировал покушения.

— Не только, Леонид Юрьевич.

— Не только, — соглашается он.

Мы молчим.

— Думаешь, сможешь выкрутиться? — спрашивает Злобин, и я замечаю гуляющие желваки на его скулах.

— Посмотрим, — пожимаю я плечами.

— Я просто так на дно не пойду, — качает он головой. — Всё сделаю, чтобы тебя за собой утянуть.

— Знаю, — говорю я. — Но мы с вами просто пылинки. Наши желания и страсти не имеют значения.

— Да? — зло спрашивает он.