Надо – значит надо! - Дмитрий Ромов

Она молча и часто кивает.

— Ну, и дела! Ну, ты даёшь! Вот это чудеса!

— Ты рад? — тихонько и настороженно спрашивает она.

Я? Рад? Даже и не знаю… Да, пожалуй, рад… Только это какое-то… слабое слово… мало что выражающее…

— Очень, — тоже тихо отвечаю я и, наклонившись ниже, приникаю к её губам.

— О, какой, прям жених, — качает головой Гурко рассматривая меня с головы до ног. — И светишься, как блин масляный. Так что ли говорят?

— По-разному говорят, Марк Борисович. Доброе утро.

— Доброе, — соглашается он. — Ну, что, готовы твои наёмники?

— Они не наёмники, а патриоты.

— Хорошо. Готовы твои патриоты?

— Всегда готовы, знаете же. Я сегодня в роли вашего помощника?

— Да, официальная версия такая. Надеюсь, Злобин не лопнет от злобы раньше времени. Иди, забеги к Юрию Владимировичу. Он просил, чтобы ты к нему шёл, как можно скорее.

— А, понял, бегу уже.

Раз просил, значит, надо забежать, естественно.

Секретарь докладывает, и я вхожу в кабинет.

— Здравствуйте.

Андропов сидит за столом, а у приставного столика размещается Чазов.

— Здравствуй, Егор, проходи пожалуйста. Знакомьтесь товарищи. Это мой будущий помощник по делам молодёжи Егор Брагин. А это Евгений Иванович Чазов, ты его знаешь, конечно. Пока Евгений Иванович здесь, я решил, что он может тебе помочь вспомнить название заболевания, помнишь, мы с тобой обсуждали?

— Э-э-э… да-да, я помню. Рад познакомиться, Евгений Иванович.

Тот молча кивает, с любопытством меня разглядывая. Ну да, я как «невидана зверушка», юнец, а уже будущий помощник Андропова. Интересные дела, интересные. А мне и самому любопытно, что это за должность такая и насколько она способна отдалить меня от «Факела».

— Это не заболевание, а воспалительный процесс, — говорю я.

— Ты садись, садись.

Я устраиваюсь за приставным столиком напротив академика. Речь идёт о заразе, уложившей будущего генсека в гроб. Я ему неоднократно рассказывал об этом. Мы с ним вопрос обсуждали, естественно. Я помню, что на фоне заболевания почек развился какой-то воспалительный процесс, но как он называется, не знаю. То ли он на клеточном уровне, то ли… хрен его знает. Все говорили про почки, но умер он от этого заражения.

— Абсцесс? — спрашивает Чазов.

— Нет, — отрицательно машу я головой. — Например, можно сделать инъекцию плохо стерилизованным шприцом и внести инфекцию или микробов… И потом развивается воспаление, ведущее к…

— Сепсис?

— Не сепсис… Очаг расширяется и ткани отмирают.

— Гангрена?

— Гангрена? — переспрашиваю я. — Ну, возможно, результатом может стать и гангрена.

— А где вы это слово слышали, молодой человек?

— В научно-популярной статье об одной исторической персоне. Там говорилось то ли на клеточном уровне, то ли клетчатка, то ли жировые ткани… Что-то вертится в голове.

— Возможно, — задумавшись, говорит Чазов, — гнойное воспаление жировой клетчатки. Флегмона?

— Флегмона? Хм… Пожалуй, что флегмона, да.

— Ну, это по сути… м-м-м… да, острое разлитое гнойное воспаление клетчаточных пространств, которое в отличие от абсцесса не имеет чётких границ. Но это тип процесса, не какое-то конкретное заболевание. Вызывается, как правило, стафилококком и подобными микробами, как и предположил молодой человек. Может происходить в различных частях организма. Бывает подкожная, межмышечная, забрюшная… Разные варианты. Флегмона шеи — это особый случай. Но, если обобщить, возбудитель может проникнуть в клетчатку через рану, через повреждённую кожу, из фурункулов нередко происходит заражение. Нагноение и всё это.

— И как с ним бороться? — спрашивает Андропов.

— Ну, не допускать, лучше всего. Но если предотвратить не удалось, нужно вскрывать гнойный очаг, прочищать, обрабатывать антибиотиками.

— Так значит… случай был запущённый, — соображаю я, поворачиваясь к Андропову. — И как это могло произойти?

— Вы какой-то конкретный случай имеете в виду? — снова интересуется Чазов.

— Евгений Иванович, а к чему может привести эта штука, если вовремя не принять меры?

— Ну, ни к чему хорошему. К заражению крови и к смерти. К гангрене, как вы и предположили. Шутить с такими делами нельзя. Начнётся некроз тканей, операция может помочь, а может уже и не помочь.

— А через сколько времени с момента заражения может наступить ситуация, когда операция уже не поможет?

— Вообще до нескольких дней может развиваться, но это от многих условий зависит.

Мы ещё немного обсуждаем это дело, а потом Чазов уходит.

— И как, интересно, при постоянном врачебном контроле может случиться такая штука? — спрашиваю я.

— Ну, может, ты всё перепутал и проблема была в другом?

— Может быть, информации чёткой нет, Чазов тоже, насколько я помню, будет по-разному рассказывать в разное время. Так что, может, стоит поменять медиков и быть предельно осторожным, да и инъекции только одноразовыми шприцами проводить?

— Ладно, об этом мы потом подумаем, время ещё есть, не завтра же я на погост поеду. А сейчас пока давай займёмся сегодняшним днём. У тебя всё готово?

— Так точно. С Чурбановым переговорил, у него тоже всё в порядке.

— Ну, значит, за дело.

Заседание политбюро ведёт Андропов. Распечатанная повестка лежит у всех на столах. Первым слово берёт Брежнев.

— Дорогие… г-хм… товарищи, — с выражением начинает он читать записанный текст, — друзья! К-хм. Вот уже восемнадцать лет… к-хм… я с гордостью несу почётную обязанность возглавлять политбюро Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза. К-хм… За это время мы вместе с вами сделали немало к-хм… важных дел. Оценивая пройденный путь, можно твёрдо сказать, Партия оставалась движущей силой советского общества, определяла основные тенденции и направления общественного развития. Ленинская генеральная линия партии уверенно проводилась в жизнь. Семья советских народов становилась ещё сплочённее и дружнее.

У Горбача, да и не у него одного, глаза на лоб лезут. Но зубры, посвящённые в происходящее, сидят с невозмутимыми лицами.

— Все эти годы… к-хм… вы стояли плечом к плечу… к-хм… на передовой нашей общей… э-э-э… борьбы. Наша сила в сплочённости и коллективизме! Хочется к-хм… верить, что прошедшие восемнадцать лет… к-хм… прекрасно иллюстрируют этот… тезис…

Ильич прерывается и делает несколько глотков чая с лимоном. Никто в это время не производит ни малейшего звука.

— К-хм… м-да…

Неожиданно он начинает тереть глаз указательным пальцем. Подсовывает его под очки и трёт сначала правый, а потом левый.

— К-хм… к-хм… значит… к-хм…