Гордость Карфагена - Дэвид Энтони Дарем

и собрали весь хворост, который смогли найти — упавшие ветви и кору сгнивших деревьев до пальца толщиной. Сложив все это в кучи у края лагеря, они пригнали несколько сотен специально отобранных быков. По приказу Ганнибала, пастухи заранее пометили самых крупных животных в стадах, реквизированных у крестьян в течение лета. Отбирались только сильные быки с широкими рогами, способные вытерпеть муки, которые были задуманы для них.

Помня о богах и духе своих людей, Ганнибал попросил Мандарбала освятить грядущее. Жрец воспринял поручение с большим энтузиазмом. Вырядившись в лучшую мантию, он начал выкрикивать священные слова, понятные только знатокам сакрального. Иногда он давал небольшие пояснения солдатам, наблюдающим за ним, но в основном перемещался среди животных и наносил ножом порезы на их плечах и шеях. Мандарбал хватал невидимое, пригибал вниз, вжимал в свое сердце или натирал им рукоятку кинжала. Он шлепал по рукам тех воинов, которые прикасались к быкам, и напоминал, что никто не должен осквернять их во время ритуала. Когда он закончил обряд, солдаты подумали, что выход из окружения был как-то связан с великой религиозной жертвой, которая должна была избавить их от врагов.

Как только Мандарбал удалился, Ганнибал лично продемонстрировал им следующую фазу приготовлений. Он отта щил одного быка к куче хвороста, затем своими руками уложил охапку веток между рогов животного, тщательно уравновесил ее и закрепил с помощью веревки. Вскоре на рогах быка появился головной убор из переплетенных палок и ветвей, испачканных смолой, которую обычно использовали для факелов. Отступив на шаг, Ганнибал осмотрел напуганное животное, чья голова тяжело пригибалась под грузом хвороста.

Магон, стоявший рядом с ним, сказал:

— Это будет мистическое зрелище.

Ганнибал не стал оспаривать его слова. Он приказал солдатам нагрузить подобным образом каждого быка. Веток для этого хватало.

Когда армия покинула лагерь, тонкий полумесяц почти не освещал равнину. Солдаты молча крались к предгорьям и затем вверх по дороге, ведущей к проходу. Лишь в первых рядах шло несколько факельщиков, а сразу за ними пастухи гнали стадо быков. Отряды пехоты двигалась следом. Неуклюжие в ночной темноте и нагруженные тюками с добычей, солдаты сбивали ноги о камни и наступали друг другу на пятки. Обозники, замыкавшие колонну, дрожали от страха, но не смели отставать от армии.

Дорога вела вверх по пологому склону к двум проходам в горах. Главный из них располагался выше. Нижний представлял собой узкую расщелину, которая являлась более предпочтительным выбором, поскольку Фабий расположил там небольшой отряд. Увидев костры римлян у обоих проходов, Ганнибал прошептал условную команду. Солдаты, которые несли горящие факелы, повернулись к людям, шагавшим за ними с незажженными факелами. Сначала появился один новый огонек, затем десяток других, а через миг уже сотни. Карфагеняне больше не таились. Из темноты проступили их фигуры, озаренные дрожащим желтым светом. Внезапно многие животные оказались в огне. Все случилось так быстро, что они даже не успели испугаться. Факелы, мелькавшие среди них, касались смолы и сухих ветвей, закрепленных на рогах быков. Через миг пастухи привели стадо в движение.

Быки, не понимая, что с ними происходит, рванулись вперед и, пригибая головы, помчались по дороге мимо темных кустов и деревьев. Им казалось, что они могут убежать от пламени, если будут бежать быстрее. Армия двинулась следом за стадом. Несмотря на то что животные мычали и наполняли ночь безумным ревом, люди перемещались очень тихо. Они покашливали в руки, щурились от дыма и старались дышать через рот.

Римские легионеры, заметив внизу приближавшийся поток огней, были сильно озадачены. Солдаты никогда не видели ничего подобного и не могли оценить количества огней и направления, в котором они двигались. Их пугали феерические звуки, разносившиеся в ночном воздухе. Часовые разбудили трибуна, который возглавлял охрану прохода. Тот послал сообщение Фабию. Но он знал, что ответ не поспеет вовремя и не отведет удар, какое бы зло ни приближалось к ним. Он должен был действовать. Не имея лучшего объяснения, трибун решил, что карфагеняне прорываются к нижнему проходу. А кого он еще мог винить? Африканцы могли использовать такой отчаянный маневр, чтобы атаковать более слабый пост и смести его прочь грубым натиском. Трибун приказал своим легионерам спуститься вниз и усилить размещенный там небольшой отряд. Это нелегко было сделать в темноте, но им следовало помешать атаке карфагенян, иначе они попали бы впросак.

Естественно, Ганнибал продумал такой ход. Увидев, что римские факелы перемещаются от верхнего прохода к нижнему, он приказал своим солдатам следовать за ним. Какое-то время они двигались за стадом горящих животных, а затем направились к верхнему перевалу, который оказался теперь почти незащищенным.

К тому времени, когда животные столкнулись с римлянами в нижнем проходе, они превратились в обезумевших зверей, чьи шкуры и плоть пылали в огне. Быки, подгоняемые дымом и болью, неслись на легионеров, словно чудовища, посланные Ваалом из бездны подземного мира. Они трясли головами, пригибали рога к земле, натыкались друг на друга и хаотично мчались вперед. Несколько солдат бросили в животных копья. Один или два из них подняли мечи, словно готовились в бою. Но большинство римлян побежали стремглав от приближавшегося стада. Они на бегу окликали товарищей и просили объяснить, что происходит. Им было невдомек, что в это время карфагенская армия, почти не встретив сопротивления, захватила верхний перевал.

Через несколько часов, когда небо посветлело и открыло серые черты ландшафта, Фабий, с помощью глаз молодого Сципиона, увидел хвост карфагенской армии, исчезавший в проходе Калликулы. Ему оставалось лишь отозвать патрули и заградительные отряды с занятых позиций и попрощаться с равнинами Кампании. Войска Ганнибала ускользнули от него, словно хвост змеи в ее норе.

* * *

Каждый раз, когда Сапанибал узнавала об отказах совета в помощи Ганнибалу, ее разбирала безмолвная ярость. Прошло столько времени, а он не получил никакой поддержки от страны, за которую сражался. Это было невыносимо. Неужели они не видели, как он был близок к победе? Поведение совета контрастировало с энтузиазмом населения. Простые люди считали Ганнибала национальным героем. Они восхваляли его в песнях. Поэты слагали стихи о его подвигах. Дети в уличных играх изображали Баркидов, сражавшихся с римскими легионами. Даже рабы гордились победами карфагенской армии. Ганнибал принадлежал всему народу и служил ему примером. Но это никак не касалось той кучки советников, которая сплотилась вокруг шофета Хада и братьев Ханнонов, издавна питавших ненависть к Барки-дам. Не важно, какими были его достижения. Они всегда находили в них недостатки. В крайних случаях советники скупо признавали его победы, но эта похвала