Катарина - Кристина Вуд

Я мельком кивнула и прикрыла веки, истекающие горькими слезами.

Страшно ли мне было в тот момент? Очень. Я чертовски не желала расставаться с ним ни на секунду, но жизнь сестры была важнее. Хотела ли я добровольно идти в прачечную? Конечно же нет. Думаю, Мюллер неспроста уговаривал меня не делать этого. Вероятно, там творились по-настоящему страшные вещи.

Но был ли у меня выбор?

* * *

То страшное зловещее место находилось на окраине Мюнхена. Первым делом меня встретил смердящий трупный запах, исходящий от двух тел на виселице. Благодарила бога, что была ночь, и я не видела тех полуразложившихся остарбайтеров, развевавшихся на ветру. Та непередаваемая вонь заставляла сжиматься внутренние органы, и я с трудом подавляла рвотные позывы, чтобы не оставить ужин на дороге.

Отвлекала и согревала лишь единственная мысль об Аньке и нашей долгожданной встрече…

Но мой организм оказался не в силах справиться со смердящим трупным запахом. Я выпрыгнула из автомобиля едва ли не на ходу, и на обочине дороги вывернула все содержимое желудка.

— Трупов никогда не видела? — притворно холодным тоном произнес Алекс для пущей убедительности, и громко прикрыл дверь машины. — Пошли.

Рвотные позывы еще имели место быть, но желудок уже достаточно опустел. Поэтому я с подкашивающимися ногами подошла к офицеру. Он остановил машину у самых ворот, и мы вышли к забору, возле которого сидел дежурный.

Я мельком оглядела высокий забор с колючей проволокой, и сердце мое болезненно сжалось. Столь удручающая картина напомнила мне полноценные тюрьмы. Рядовой нехотя вышел из будки и оглядел нас сонным взглядом, но как только увидел погоны Алекса, вмиг встрепенулся и громко воскликнул:

— Хайль Гитлер, оберштурмбаннфюрер!

— Новый работник — Екатерина Богданова, — невозмутимо произнес Алекс, протянув ему мои немецкие документы. — Работала горничной у фрау Шульц и за непослушание отправлена на работы в прачечную.

Рядовой с недоверием оглядел меня, а затем принялся изучать документы.

— Но у нас не было распоряжения о новой…

— Делай, что велено, — грубо перебил Мюллер. — Мне известно, что у вас нехватка рабочих.

Даже мне было страшно от его командного голоса. Как только мы вступили на территорию прачечной, офицер вмиг переменился в лице, и с той секунды мало чем отличался от безжалостного Кристофа Нойманна.

— Есть, — тут же отозвался молодой парень и болезненно ткнул винтовкой мне в плечо. — Пошла!

Я сделала несколько шагов вперед и оглянулась. Мюллер стоял на прежнем месте, провожая меня болезненным взглядом. Под скудным уличным фонарем я уловила, как на его лице отразилась молчаливая скорбь. Он зажег сигарету и стоял понуро еще некоторое время, пока меня окончательно не завели в холодное и мало освещенное помещение, на первый взгляд напоминавшее медпункт.

Я не знала увидимся ли мы вновь. Меня трясло от неизвестности, от того дикого холода и безысходности, что царили в тех стенах. Но утешало лишь одно — совсем скоро я встречусь с сестрой.

В ушах раздавался какой-то непрекращающийся гул. Что-то в самом сердце прачечной бесконечно и монотонно гудело. Рядовой приказал оставить вещи и грубо осмотрел меня на предмет оружия. Смешно было осматривать беззащитную русскую девушку, которая трясется только от одного бездушного взгляда. Но на тот момент мне было не до смеха.

Парень разбудил кого-то из медперсонала и вышел из помещения. Отныне я находилась в руках немецкой женщины средних лет, которая едва успела накинуть белый халат. Ее сонные серые глаза мельком оглядели меня хмурым взглядом.

— Непослушник? — спросила она на ломанном русском и наспех убрала короткие светлые волосы с лица.

Я кивнула.

— Откуда вы только беретесь. Сидели бы и дальше у своих помещиков… — недовольным тоном пробубнила она на немецком, усевшись передо мной. А затем произнесла на русском едва различимые слова. — Одежда. Снять. Голый.

Я послушно разделась и предстала перед ней полностью обнаженной. Ее недовольный и даже сердитый взгляд внимательно осмотрел мое тело вместе с ледяными руками, неприятными до мурашек. Благодаря холодному воздуху, который царил в помещении, и ее рукам, я вмиг превратилась в одну сплошную льдинку.

Ее худощавое и не очень дружелюбное лицо периодически мелькало перед глазами. Серые глаза у нее были злые, смотрели на меня предвзято и даже с неким отвращением. Губы тонкие и шибко бледные были намертво сжаты в плотную линию, кончик носа, как и у большинства немцев был заострен, а скулы ярко выражены. Было неприятно находиться в ее обществе и тем более ощущать на теле ее резкие и грубые прикосновения. Когда ее взгляд остановился на нательном крестике, она тут же недовольно сморщила тонкий прямой нос.

— Думаешь, бог спасет тебя? — вяло ухмыльнулась женщина.

Не прошло и секунды, как одним грубым движением она сорвала крест с моей шеи, разорвав простую белую веревку, и швырнула его на стол с какими-то бумагами. Все, что я успела сделать в тот момент, это инстинктивно прижать руку к груди, где место от крестика еще не остыло. Только тогда я осознала — никто не был намерен со мной сюсюкаться.

Я не проронила ни слова и, судя по ее натянутой улыбке, ей это даже нравилось. Медсестра подвергла меня унизительной дезинфекции и выдала чистую одежду — белый платок на голову, бесформенное синее платье до щиколоток из очень грубой ткани, тяжелые не по своему размеру солдатские ботинки и большую толстенную куртку с заранее пришитой нашивкой «OST». После она осмотрела мои немногочисленные личные вещи, забрала кулек с едой и оставила лишь средства личной гигиены. Но когда она грубо и резко состригла половину моей косы до пояса, я едва сдержала слезы.

— Марта, это новенькая? Посреди ночи?! — полушепотом спросила другая сонная женщина средних лет. Ее грубый прокуренный голос меня испугал на мгновение. — Опять после гестапо?

— Видишь руки и ноги на месте, значит, не из гестапо, — сухо усмехнулась медсестра Марта, перейдя на шепот. — На этот раз офицер какой-то приволок. Вот, знакомься, номер сто пятьдесят четыре.

— Фрау Роза.

Незнакомая женщина похлопала себя по груди, проговорив свое имя излишне медленно, словно приняла меня за умалишенную.

Я коротко кивнула и огляделась. Мы находились в небольшом мало освещенном коридорчике, где фрау Роза сидела возле закрытой двери за небольшим столом, будто охраняла что-то. Марта тут же ушла прочь, скрывшись в темном конце коридора, а фрау Роза вновь плюхнулась своим тучным телом на стул. Она лениво кивнула мне в сторону закрытой металлической двери и отвела безразличный взгляд на газету.

Я спрятала правую руку в карман толстенной черной