Катарина - Кристина Вуд

куртки, где пальцы тут же наткнулись на бумажный сверток. Сделав вид, что направляюсь к двери, я вытащила из кармана желтую бумагу, которой оказался оторванный кусочек газеты. На обратной стороне неумелым корявым почерком было накалякано карандашом: «Надежда Михайлова, 1925 г. р. номер 127».

Мороз прошелся по коже, как только глаза несколько раз прочли написанное. Стало быть, той девочки уже и не было в живых? Стало быть, я надела куртку, которую сняли с нее после смерти или перед повешением?..

— Вперед, вперед, — на корявом русском проговорила фрау Роза, вонзив в меня холодные серые глаза.

Я с огромным усилием отворила массивную металлическую дверь, и она ответила мне протяжным скрипом. Внутри темной комнаты стоял спертый запах потных тел и застоявшийся воздух давно непроветриваемого помещения, а также едва уловимое сопение и громкий храп.

— Ти що там встала как вкопанная? — вдруг раздался громогласный женский голос из темноты.

Практически сразу же зажегся тусклый свет над дверью, и я уловила слабые очертания барака. Перед глазами всплыли двухъярусные нары, на которых, свернувшись калачиком, спали женщины. Дело обстояло хуже, чем в казарме: нарами был обставлен весь барак до отвала, их было около пятидесяти, не меньше.

— Анька? — раздался сонный девичий голос. — Ты что ли вернулась?

Я не видела кто это сказал, поэтому продолжила разглядывать лежащих людей. Кто-то спал без задних ног, храпя на весь барак, а кто-то поднял головы, глянул на меня любопытным взглядом и завалился спать дальше.

— Да какая это тебе Анька? Глаза разуй! — недовольно воскликнула женщина в точно таком же синем платье из грубой ткани, чей голос встретил меня в темноте. — Спи давай, фифа.

Она окинула меня оценивающим взглядом и с важным видом сложила крупные руки на груди.

— Анька? — пискнула я, надеясь, что мой дрожащий голос было слышно. — Б… Богданова? Богданова Аня?! Почему вернулась? Куда она…

— А ти що так разволновалося? — отозвалась здоровая женщина с громогласным голосом. Она сделала парочку медленных и осторожных шагов в мою сторону, а глаза ее карие в тот момент излучали опасность. — Новенькая? Так иди и ложись. Нечего мне весь барак будить, а то завтра не встанем. Я не собираюсь проштрафиться из-за какой-то новенькой.

— Да погоди ты, Галка, — вдруг встрепенулась девушка, чей голос впервые произнес имя сестры. Она молниеносно слезла со второго яруса и поспешила к нам. — Ты Богданову знаешь?

— Я сестра ее… младшая, — еле выговорила я, нервно сглотнув слюну.

— Опоздала ты… сестра, — с издевкой произнесла Галина, смерив меня высокомерным взглядом. — Фриц ее важный какой-то забрал… уж с неделю ее с нами нет. Офицерик в погонах, весь такой чистенький, ладный. К себе поразвлечься поди… Ну или полы подметать в лучшем случае.

— Как… как забрал? — выдавила я, ощутив, как мир вокруг пошатнулся, и тут же ухватилась за ближайшую холодную стену. — Я же… я же ради нее только…

Стало нечем дышать, и я инстинктивно схватилась за воротник синего платья.

— А ти що думаешь, мы тут права какие имеем? Приехал да забрал, — усмехнулась Галка, и раздраженно выдохнула, направившись в сторону нар. — А теперь всем спать, живо!

Я обессиленно сползла по стене, прикрыв губы дрожащей ладонью.

— Эй, эй! Да не слушай ты Галку, она вечно нагнетает, — тут же подбежала девушка с миловидным личиком, и присела напротив меня на корточки. — Аньке наоборот, можно сказать, повезло… Ведь полы мыть у зажиточных немцев куда лучше, чем форму солдатскую стирать… Я Вера, а тебя как звать?

— Кате… Катерина, — едва слышно произнесла я, крепче стиснув неудобную толстенную куртку.

— Вот что, Катенька, пошли со мной. У меня первый ярус свободный, поспишь там первое время.

Вера подняла меня на ноги и повела в сторону нар, а я и не смела сопротивляться. Сил уже ни на что не было. Уложила она меня на матрас с серой простынью, набитый колючей соломой, подушка была точно такой же. После накрыла двумя одеялами, а поверх еще и курткой моей казенной.

— Знаешь, Катенька, я поначалу на лесопилку попала вместе с пленными советскими солдатами. Там гробы делали… жутко было в этом участие принимать. Одно радовало, кормили хоть неплохо… А потом сюда попала и сестру твою повстречала. Мы с ней хорошо сдружились…

Я молча приняла ее заботу и, не моргая, смотрела в одну точку пока Вера что-то нашептывала.

Жуткие мысли вдруг заполонили голову. Мир в одночасье рухнул, а сердце бешено заколотилось в груди. Неужели Мюллер обманул меня?.. Как же так? Как же я могла довериться ему? Сколько мне еще предстоит обжигаться и разочаровываться в людях? Неужели весь мой путь был проделан зря? Где же теперь искать Аньку и как выбираться отсюда?

Отныне я могла рассчитывать только на себя.

* * *

Рано утром разбудил громогласный женский голос. Только спустя минуту до меня дошло — принадлежал он Гальке. Вера растолкала меня, стянув одеяла, которые всю ночь спасали мое дрожащее тело от сквозняка в худых барачных стенах. Ее миловидное личико с детскими чертами и большими круглыми глазками с карим отливом было первое, что я увидела, с трудом распахнув глаза. Выспаться не удалось, и проснулась я уже уставшей и разбитой. И дело было даже не в хоре храпящих женщин, а в самом факте моего нахождения в прачечной.

— Катенька, вставай на построение! — прошептала девушка, помогая мне встать с кровати. — Иначе фрау Грета с нас три шкуры сдерет!

Перед глазами мельтешили спешащие на построение женщины. Все они как один были одеты в черные куртки с нашивками «OST» поверх синих платьев, а на голове был завязан белоснежный платок, прикрывавший волосы. Вера кое-как растормошила меня и потащила в самый конец построения. Мы едва успели встать в шеренгу под строгий взгляд незнакомой немецкой женщины.

Ее пронзительные светло-голубые глаза с холодным отливом стрельнули в мою сторону, и я внутренне съежилась. Фрау Грета без особой на то надобности поправила синий пиджак и гордо вздернула подбородок. По телосложению женщина была полной противоположностью фрау Розе — худощавое тело, длинные стройные ноги и вытянутая шея со строгой осанкой, а светло-русые волосы были аккуратно уложены и зализаны в низкий пучок.

— Доброе утро, девушки, — произнесла она с малой толикой немецкого акцента. Она сделала паузу, заложила руки за спину и пару минут молча прошагала мимо всей шеренги, требовательно рассматривая внешний вид каждого. Но когда женщина остановилась напротив меня, тут же улыбнулась, и я заметила на ее щеке едва уловимый белый шрам в три-четыре сантиметра. — Меня зовут фрау Грета, и я твой надзиратель.