Сталин. На вершине власти - Юрий Емельянов

29 июня 1941 года Гитлер заявил: «Через четыре недели мы будем в Москве, и она будет перепахана». Перехват инициативы во времени позволил Германии успешно развернуть операции по захвату советского пространства. Марш от западной границы СССР до Москвы представлялся германскому руководству довольно быстрым. Лев Безыменский приводит следующие высказывания на этот счет: Гиммлер считал, что Москва будет взята 4 августа, Гальдер писал о 25-м августа. Позже Гитлер говорил Шуленбургу, что Москва будет взята 15 августа, а вся война на востоке закончится 1 октября. Однако германское руководство не учитывало множество факторов, с которыми вскоре пришлось столкнуться немецким войскам. Пространство, в которое вторглись германские войска, состояло не только из городов, деревень и дорог, ведущих к Москве, но и из географических областей, природные свойства которых диктовали свои условия.

Территорию, на которой развертывались военные действия Великой Отечественной войны, можно разделить на несколько географических областей с более или менее однородными природными свойствами, в которых боевые операции развивались по схожему образцу как в начале ее, так и в конце. Если сравнить наступление германских войск 1941—1942 годов с наступлениями Красной Армии 1943—1944 годов, то нетрудно увидеть известную симметричность действий наступающих и обороняющихся сторон в одних и тех же географических областях. Оборонительные линии зачастую выстраивались примерно на одних и тех же природных рубежах, вне зависимости от того, кто оборонялся: немецкие или советские войска. Наступательные же операции, проводившиеся в этих областях, также имели определенное сходство, вне зависимости от того, куда шло наступление: на запад или на восток.

Так, природные условия в основном равнинной территории прибалтийских республик не позволяли обороняющейся стороне долго сдерживать наступление более мощной группировки войск на том или ином рубеже (за исключением Курляндии, где немцы с осени 1944-го до весны 1945 года смогли создать достаточно мощную оборону; там же в 1941 году Красная Армия пыталась организовать оборону Лиепаи). В то же время наступающие части на этих землях не смогли окружить отступающие войска. Быстрое продвижение северной группы немецких войск по Прибалтике в июне-августе 1941 года затем было повторено, примерно столь же быстрым темпом, Красной Армией в июле-октябре 1944 года.

Прорыв в предгорную Западную Украину с запада или с востока также открывал возможности для быстрого продвижения в эту область, что проявилось и в ходе немецкого наступления в июне-июле 1941 года, и в ходе советского наступления в июле 1944 года. Как и в Прибалтике, здесь наступающим войскам было трудно взять в кольцо и удержать в окружении отступавшие части, хотя Красная Армия попыталась разгромить окруженные немецкие войска в районе Броды-Белый Камень в 1944 году.

Наступающим частям нелегко было взять с ходу и Молдавию, поскольку это было связано с форсированием Прута и Днестра. Советские войска еще удерживали государственную границу по Пруту, в то время как была потеряна вся Белоруссия и значительная часть Прибалтики. Весной же 1944 года румынские и немецкие части довольно долго удерживали оборону по Днестру.

На Правобережной Украине наступающие части смогли совершить стремительные и глубокие прорывы и окружить противника в средней части этого региона (окружение советских войск в районе Умани в июле-августе 1941 года; окружение немецких войск в районе Корсунь-Шевченковского в феврале 1944 года).

Наиболее благоприятные природные условия для прорыва наступающих войск и окружения ими противника были в Белоруссии, с ее лесами и болотами. Окружение целых армий, захват в плен сотен тысяч солдат и офицеров в июне-июле 1941 года повторились на белорусской земле в июле 1944 года во время наступления Красной Армии.

Такое сравнение позволяет увидеть, что успеха в том или ином регионе добивалась та армия, которая имела перевес в живой силе и технике, а также использовала фактор внезапности наступления на том или ином направлении. Незнание советской стороной точного срока нападения и направления главных ударов, превосходство в живой силе и технике обеспечили немцам успех на первом этапе войны. Поскольку же в 1941 году история еще не знала фактов отступления гитлеровских войск, этот успех, казалось, свидетельствовал о непобедимости Германии. Поэтому нетрудно понять, почему и Жуков, и Сталин, да, вероятно, и другие руководители и военачальники страны временно утратили контроль над собой и дали волю эмоциям.

Микоян утверждал, что «через день-два» после бурной сцены в Наркомате обороны члены правительства решили «создать Государственный Комитет Обороны, которому отдать полноту власти в стране… Договорились во главе ГКО поставить Сталина, об остальном составе ГКО при мне не говорили. Мы считали, что само имя Сталина настолько большая сила для сознания, чувств и веры народа, что это облегчит нам мобилизацию и руководство всеми военными действиями. Решили поехать к нему. Он был на ближней даче.

Молотов, правда, заявил, что Сталин в последние два дня в такой прострации, что ничем не интересуется, не проявляет никакой инициативы, находится в плохом состоянии. Тогда Вознесенский, возмущенный всем услышанным, сказал: «Вячеслав, иди вперед, мы за тобой пойдем», – то есть в том смысле, что если Сталин будет себя так вести и дальше, то Молотов должен вести нас, и мы пойдем за ним.

Другие члены Политбюро подобных высказываний не делали и на заявление Вознесенского не обратили внимания. У нас была уверенность в том, что мы сможем организовать оборону и сражаться по-настоящему. Однако это сделать будет не так легко. Никакого упаднического настроения у нас не было. Но Вознесенский был особенно возбужден.

Приехали на дачу к Сталину. Застали его в малой столовой сидящим в кресле. Увидев нас, он как бы вжался в кресло и вопросительно посмотрел на нас. Потом спросил: «Зачем приехали?» Вид у него был настороженный, какой-то странный, не менее странным был и заданный им вопрос. Ведь по сути дела он сам должен был нас созвать. У меня не было сомнений: он решил, что мы приехали его арестовать. Молотов от нашего имени сказал, что нужно сконцентрировать власть, чтобы поставить страну на ноги. Для этого создать Государственный Комитет Обороны. «Кто во главе?» – спросил Сталин. Когда Молотов ответил, что во главе – он, Сталин, тот посмотрел удивленно, никаких соображений не высказал. «Хорошо», – говорит потом. Тогда Берия сказал, что нужно назначить 5 членов Государственного Комитета Обороны. «Вы, товарищ Сталин, будете во главе, затем Молотов, Ворошилов, Маленков и я» – добавил он».