Сталин. На вершине власти - Юрий Емельянов

По словам Жукова, Ватутин и Тимошенко были «бледными, осунувшимися, с покрасневшими от бессонницы глазами. Сталин был не в лучшем состоянии». «Поздоровавшись кивком, И.В. Сталин сказал: «Подумайте вместе и скажите, что можно сделать в сложившейся обстановке?» – и бросил на стол карту Западного фронта. «Нам нужно минут сорок, чтобы разобраться», – сказал я. – «Хорошо, через сорок минут доложите». После разбора ситуации трое приняли решение создать новый рубеж обороны к востоку от Минска на рубеже Западная Двина – Полоцк – Витебск – Орша – Могилев – Мозырь и начать подготовку для создания тылового рубежа по линии Селижарово – Смоленск – Рославль – Гомель. Все эти предложения И.В. Сталиным были утверждены и тотчас же оформлены соответствующими распоряжениями».

Хотя Д. Волкогонов писал о том, что «с 28 по 30 июня Сталин был так подавлен и потрясен, что не мог проявить себя как серьезный руководитель», судя по записям в книге посетителей его кабинета, 27 июня он непрерывно совещался с 16.30 до 2.35 ночи 28 июня и с 19.35 28 июня до 0.50 29 июня. 29 июня Сталин был занят подготовкой ряда важнейших документов, в том числе «Директивы Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) партийным и советским организациям прифронтовых областей». Проект этой директивы был подготовлен А.С. Щербаковым, В. М. Молотовыми А.И. Микояном. Но после сталинской редакции «Директива» стала более жесткой и требовательной: «Вероломное нападение фашистской Германии на Советский Союз продолжается. Целью этого нападения является уничтожение советского строя, захват советских земель, порабощение народов Советского Союза, ограбление нашей страны, захват нашего хлеба, нефти, восстановление власти помещиков и капиталистов». В конце «Директивы» говорилось: «В навязанной нам войне с фашистской Германией решается вопрос о жизни и смерти Советского государства, о том – быть народам Советского Союза свободными или впасть в порабощение».

В «Директиве» давалась оценка отношения советских людей к германскому нападению и осуждалось непонимание возникшей серьезной угрозы для страны. Сталин вычеркнул из первоначального варианта «Директивы» призыв к «мобилизации всех сил для… организации победы» и существенно ужесточил содержание, указав на то, что «некоторые партийные, советские, профсоюзные и комсомольские организации и их руководители все еще не понимают смысла этой угрозы, живут благодушно-мирными настроениями и не понимают, что война резко изменила положение, что наша Родина оказалась в величайшей опасности и что мы должны быстро и решительно перестроить всю свою работу на военный лад». «Директива» содержала призыв «отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села, проявлять смелость, инициативу и сметку, свойственные нашему народу».

Одновременно «Директива» призывала «организовать беспощадную борьбу со всякими дезорганизаторами тыла, дезертирами, паникерами, распространителями слухов, уничтожать шпионов, диверсантов, вражеских парашютистов, оказывая во всем этом быстрое содействие истребительным отрядам». «Враг коварен, хитер, опытен в обмане и распространении ложных слухов», и поэтому коммунистам надо «учитывать все это в работе и не поддаваться на провокации». Отдельный пункт «Директивы» гласил: «Немедленно предавать суду Военного трибунала всех тех, кто своим паникерством и трусостью мешает делу обороны, – невзирая на лица».

«Директива» предписывала: «При вынужденном отходе частей Красной Армии угонять подвижной железнодорожный состав, не оставлять врагу ни одного паровоза, ни одного вагона, не оставлять противнику ни килограмма хлеба, ни литра горючего»; а также создавать партизанские отряды и диверсионные группы «для борьбы с частями вражеской армии, для разжигания партизанской войны всюду и везде, для взрыва мостов, дорог, порчи телефонной и телеграфной связи, поджога складов и т. п. В захваченных районах создавать невыносимые условия для врага и всех его пособников, преследовать и уничтожать их на каждом шагу, срывать все их мероприятия». Эта «Директива» была оглашена Сталиным 3 июля и определила характер действий Советского правительства и всей жизни советского народа в годы Великой Отечественной войны.

По словам Жукова, «Ставка и Генеральный штаб тяжело восприняли оставление нашими войсками столицы Белоруссии… 29 июня И.В. Сталин дважды приезжал в Наркомат обороны, в Ставку Главного командования, и оба раза он крайне резко реагировал на сложившуюся обстановку на западном стратегическом направлении». Об этих визитах Сталина в наркомат вспоминал и Молотов, заметив, что «Сталин довольно грубо разговаривал с Тимошенко и Жуковым». Это свидетельствовало о крайнем раздражении Сталина, так как он «редко выходил из себя».

Об одной из этих поездок Сталина в Наркомат обороны рассказывал А.И. Микоян: «29 июня, вечером, у Сталина в Кремле собрались Молотов, Маленков, я и Берия. Подробных данных о положении в Белоруссии тогда еще не поступило. Известно было только, что связи с войсками Белорусского фронта нет. Сталин позвонил в Наркомат обороны Тимошенко, но тот ничего путного о положении на западном направлении сказать не мог. Встревоженный таким ходом дела, Сталин предложил всем нам поехать в Наркомат обороны и на месте разобраться в обстановке. В Наркомате были Тимошенко, Жуков и Ватутин. Жуков докладывал, что связь потеряна, сказал, что послали людей, но сколько времени потребуется Для установления связи – никто не знает. Около получаса говорили довольно спокойно. Потом Сталин взорвался: «Что за Генеральный штаб? Что за Начальник штаба, который в первый же день войны растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует?»

Жуков, конечно, не меньше Сталина переживал состояние дел, и такой окрик Сталина был для него оскорбительным. И этот мужественный человек буквально разрыдался и выбежал в другую комнату. Молотов пошел за ним. Мы все были в удрученном состоянии. Минут через 5-10 Молотов привел внешне спокойного Жукова, но глаза у него были мокрые. Главным тогда было восстановить связь. Договорились, что на связь с Белорусским военным округом пойдет Кулик – это Сталин предложил, потом других людей пошлют. Такое задание было дано затем Ворошилову». И все же руководству страны стало ясно, что вследствие поражений, понесенных Белорусским фронтом, «из Белоруссии открывался прямой путь на Москву. Сталин был очень удручен». Как утверждал Микоян, «когда вышли из наркомата» Сталин произнес ту фразу, которую затем в различных вариантах воспроизводил Хрущев. Вероятно, в это время Сталин усомнился в возможности выполнить программу, содержавшуюся в только что отредактированной и утвержденной им «Директиве». Возможно, он осознал, что выигрыши во времени и пространстве были утрачены в течение недели, могучая стена из танков, артиллерии, самолетов, красноармейцев, вооруженных винтовками, пулеметами и автоматами, рухнула и, кажется, ничто уже не защитит Страну Советов от немецкого блицкрига.