Песочные часы - Ольга Романовская

Сжимаю его ладонь, накрываю своей.

— Сашер, я приеду в Арарг. Кем, когда и насколько, не знаю, но приедуь. Не обещаю, что стану жить с вами, но не сбегу, не буду прятаться.

Глажу его по мокрым спутанным волосам и чувствую себя такой беспомощной и глупой.

Подзываю прохожего, наконец решившегося заглянуть в переулок, и прошу срочно позвать врача и помочь перенести раненого в мой дом. Почему не в гостиницу? Разве там за ним будут хорошо ухаживать?

На вопрос, кто он мне, не раздумывая, отвечаю — муж. А что мне ещё сказать? А так никаких вопросов.

Врач сказал, что рана опасная, но виконт потерял немного крови, поэтому есть шансы на благоприятный исход.

Я кивала, сидя в изножье постели больного и периодически со страхом посматривая на него. Без сознания. От того, очнётся ли, многое зависит. Самые трудные — первые двое суток, если переживёт их, то встанет на ноги.

Пережил.

Сидя у его постели, ухаживая за ним, я думала о том, куда угодила. Работу, разумеется, бросила: какая работа, если он слабее Сагары? Разрываюсь между ними…и самой собой.

Это ведь как обещание, он ведь меня первой увидел, открыв глаза. И думает, что я буду рядом, останусь с ним.

Тупик. Хоть действительно за него замуж выходи! Только ведь это навсегда, и возвращение в королевство рабов. Да, не одной из них, а их хозяйкой, но я не желала владеть живыми людьми. И не смогу молчать, когда на моих глазах станут над ними издеваться.

Заботиться о виконте я бы смогла, это несложно, но что-то останавливает, мешает.

Вспомнился Тьёрн и мои мысли насчёт замужества. Тогда я сравнивала его с ллором Касана. Сравнила и в этот раз — да почти то же, только покойный маг меня не бил и друзей не убивал. Но я ведь простила. Хотя всё помнила.

Брак по расчёту? Мне — сына, деньги, его любовь, ему — меня. Другая бы, не раздумывая, согласилась, а я сомневалась. Сомневалась и выхаживала его. И думала о Сагаре, о том, какая судьба её ждёт, стань она официальной дочерью виконта. Из неё ведь воспитают араргку, привычную к рабству, такую же невесту на заклание, как норина Мирабель в своё время, так же выдадут замуж по воле отца, дабы укрепить родственные связи. Без любви, не спросив даже меня, не то, что её. Продадут тому, кто будет выгоден роду. Потому что так положено в их кругу: дочери — разменная монета в политических играх. Их наклонности, их интересы никого не интересуют, их воспитывают красивыми куклами, достаточно образованными, чтобы не опозорить мужа, но не более, чем требуется для семейной жизни. И с детства вдалбливают, что их единственное предназначение — родить мужу наследника. Потому как ни для чего иного супруга ему не нужна. Приданое, связи, наследник — и никакой любви.

Матери в выборе женихов участия не принимают, я даже не буду обладать правом совещательного голоса. Как решит Сашер, так и будет. Я знаю, он уже присматривает будущего жениха для Анабель: проглядывал списки дворянских родов, их генеалогию. А ведь она ещё так мала!

Норинам не такого высокого положения проще: их никто не принуждает, они могут выбирать. Сагара не сможет. Желаю ли я дочери такой судьбы? Быть несвободной, хоть и нориной. Я ведь ничего не смогу изменить, вмешаться в многовековые традиции. А здесь она будет вольна выбирать сама, жить, как пожелает.

Рагнара я уже потеряла: из него воспитают норна. Радует то, что отец о нём позаботится. И ему, пожалуй, будет с ним лучше.

Нет, я не брошу сына, но жить с виконтом не стану.

Поселиться в другом месте в Арарге? Но я ненавидела это королевство и всё, что с ним связано. И там я всё равно торха, пусть и освобождённая. Отношение будет соответствующее. Можно, конечно, пожаловаться виконту, но я не хочу быть ничем ему обязанной. Хватит! Все долги розданы, новых я не желаю. И я хочу жить без него, потому что, чтобы ни говорила, никогда не забуду вкуса плётки в его руках, содранной кожи и верёвки на шее. Чтобы виконт ни говорил о законе, законом в своём замке был он.

Да, норн часто жалел меня, да, любил, но унижал! Что заставляло его кормить меня, как собаку, вдали от людских глаз? Потому что он араргец, а для них все люди иных рас — второго сорта.

Разумеется, не могло быть и речи, чтобы виконт присутствовал на дне рождения Рагнара. Я написала письмо с извинениями, заверила норину Мирабель, что всё хорошо, и отправила на гридорский адрес. Догадываюсь, что оно её не обрадует, особенно то, что норн у меня, что его чуть не убили, но ничего не могу поделать, она должна знать.

Откладывала тяжёлый разговор со дня на день, не желая разрушать его иллюзии. Оказывается импари стать легче, чем объясниться. А всё потому, что я переживаю за него, что он не чужой, что я привыкла к нему и теперь остро чувствую его боль. Тогда, в марте, чувствовала.

Наконец решилась: что толку тянуть и ещё больше привязывать к себе?

Был июль месяц, и тёплый ветер колыхал занавески гостиничного номера, куда, оправившись, перебрался виконт: он не желал стеснять меня.

Виконт сидел и смотрел, как я читаю письмо из Арарга. Адресованное ему письмо от супруги. А я не могла сосредоточиться под его взглядом, он сам был для меня, как кинжал — в нём столько нежности и любви.

Протянул руку и коснулся моих волос. Улыбается.

Норина Мирабель, вот, не улыбается. Она ведь не только ему письма писала: одно было предназначено мне. Последнее-то и подтолкнуло меня расставить все точки. Да и некуда было тянуть: завтра мы уезжали.

— Как вы себя чувствуете? — отложила письмо и посмотрела на него.

— Ты же знаешь, если ты рядом, мне всегда хорошо, любимая моя кеварийка.

Он привлёк меня к себе и поцеловал.

— Вот об этом я и хотела поговорить, — машинально поправила его растрепавшиеся волосы. — Чтобы снова не быть предательницей. Вы ведь ждёте, что я вернусь с вами в Арарг, мой норн?

— Сашер, — поправил виконт. — Да, мы же договорились, что завтра выезжаем, ты даже вещи собрала. Что-то изменилось?

Тяжело говорить такое человеку, сидя у него на коленях, тому, кто бережно целует твои руки, лицо. Тяжело говорить человеку, с которым этой ночью делила постель. Она ведь ещё хранила тепло наших тел… Человеку, который дарил тебе наслаждение.

— Сашер, — с трудом заставляю себя назвать его по имени, а потом решаю, что лучше по фамилии, — виконт Тиадей, я не вернусь. И завтра можете меня не ждать. Как и обещала, я приеду навестить Рагнара, с вашего позволения побуду с ним пару месяцев, но к вам не вернусь. Не стану вашей женой. И любовницей тоже. Эта ночь была последней.

— Иалей…

В глазах — непонимание. Стараюсь не смотреть в них, встаю и продолжаю:

— Так будет лучше.

— Почему? Что я сделал не так, скажи? — он встал вслед за мной, попытался обнять — я не позволила. — Ты будешь жить отдельно, я ни словом не обмолвлюсь о женитьбе… Всё будет, как ты пожелаешь. Иалей, что произошло, ведь ещё пару часов назад мне казалось… Не простила?

— Простила, мой норн, просто не хочу снова быть торхой, пусть и свободной. Видеть боль и страдания, каждый день вспоминать прошлое. И вы… Не надо, мой норн, я знаю, что вы любите меня, только этого мало. Потому что я не люблю вас.

Быстро начала одеваться, путаясь в чулках.

Норн молчал, осмысливая мои слова, а потом обхватил, прижал к себе и принялся осыпать поцелуями.

— Останься, Иалей, всё, что угодно, только останься!

Мне потребовалась вся моя твёрдость, чтобы не поддаться чувствам, не сдаться под его напором. Отстранилась, даже не поцеловала на прощанье, обулась, застегнула платье.

Он сидел на кровати и смотрел, пристально, с молчаливой надеждой. Не просил, не умолял больше.

Вздохнув, попрощалась, попросив не искать со мной «случайных» встреч взамен на извещение о смене местожительства, и повернулась к нему спиной.

— А как же Рагнар? Ты же хочешь его увидеть, побыть с ним…Обещаю, что не притронусь. Не лишай сына матери. Или моё общество настолько тебе противно?

Норн уговаривал, заверил, что уедет в замок, оставит меня с сыном наедине, даже предложил отдавать мне его на лето. Я обещала подумать и дать ответ вечером. Но мысленно решила, что в Арарг приеду сама, без него. Через месяц, пожалуй. Мне хватит денег на гостиницу, буду целыми днями гулять с Рагнаром… Надеюсь, его отец не злопамятен.

Закрылась дверь, обрывая нити прошлого.

Ему сейчас плохо, но то, что я сделала, необходимо: я не смогла бы всю жизнь лгать. А жить с ним только ради постели, только потому, что привязалась, но он не твой единственный, жить в омерзительном тебе государстве с тенью вечного рабского браслета на руке — это не для меня.

Потом, когда боль пройдёт, мы сможем видеться, разговаривать: да и как иначе, если у нас общие дети? Надеюсь, сохраним добрые отношения, потому что я бы не хотела совсем его терять. И Рагнара хотела бы забирать на полгода, пока маленький. Потом нельзя будет, я же понимаю.