Песочные часы - Ольга Романовская

Она улыбается, и я улыбаюсь ей в ответ. Это такое счастье, моё единственное счастье. Моё солнышко.

Скоро потеплеет, и мы начнём вместе гулять, много гулять. Я договорюсь с хозяином, он будет давать мне лишний выходной на неделе. Я и так не весь день работаю, вечера провожу с малышкой. Нельзя злоупотреблять чужой добротой, да и мать я или нет?

Правда, часто отсыпаюсь на работе: у Сагары режутся зубки, она температурит и плачет по ночам, а постоянно поить её прописанной врачом микстурой я боюсь, просто хожу по тёмному дому и качаю на руках. Меня, к слову, по-прежнему не трогают: боятся хозяина. Он чётко дал понять, что хоть я не его женщина (всё дело в ребёнке), но трогать меня не рекомендуется.

В тот день я отдыхала. Вернее, не работала, разве что обещала Нойтре, нашей подавальщице, забежать вечерком, чтобы немного помочь. На часик, не больше — не хочу оставлять спящую дочку одну, а у молочницы Анаис своих дел по горло. Я ведь её отблагодарила, за труды подарила брошку. Простенькую, с кошачьим глазом, даже не из серебра — купила по дешёвке в лавке старьёвщика. Как раз и день рождения её скоро — хороший подарок вышел. Да, потратилась, но ведь не голодаю. Конечно, с Гридором не сравнить, но свобода легко не даётся.

Когда дочка подрастёт, попытаюсь устроиться нянькой в какой-нибудь богатый дом. Надеюсь, не запретят со своей девочкой приходить? Она ведь у меня хорошая, если ничего не болит, не мокрая и, когда просыпается, мама рядом, не плачет. Видимо, раньше всё из-за меня было: я плакала, и она со мной. А теперь спокойнее стала, только разговаривать не любит. Рагнар в её возрасте болтливее был, вовсю агукал. А эта нет. Лежит и смотрит своими большими глазками. И взгляд — как у отца. Даже странно, у младенца — и такое серьёзное выражение. Спокойное, сосредоточенное, внимательное.

Интересно, как он? Судя по тому, что меня никто не искал, прекрасно. Растит сына, завёл себе новую торху. Через неполных два месяца день рождения Рагнара будет справлять — два годика. Пышно, детей друзей пригласит, а норина Ангелина, наверняка уже писаная красавица, встанет на возвышение (или её няня поднимет) и, стесняясь, прочитает короткое поздравление. Сын задует свечи на торте, а потом бросится открывать подарки. А виконт с супругой будут смотреть на него и улыбаться.

С утра мы с дочкой сходили на рынок. Коляски у меня не было, поэтому носила её на перевязи. Прикупила немного нужных вещей в хозяйстве, отдала в починку башмаки, присмотрела обувь для Сагары, но сейчас пока она не нужна, да и не по карману. Вот продам жемчужное ожерелье, тогда и обновлю гардероб своей принцессы: летом нам постепенно учиться ходить, не в распашонке же! Да и мне не помешали бы новые туфли — с моими башмаками меня на порог богатого дома не пустят.

Ещё бы я гувернанткой быть могла, образование-то есть, для обучения маленьких детишек хватит, но кто ж без рекомендаций возьмёт?

Вернувшись домой, покормила и уложила дочку спать, а сама занялась стиркой и готовкой. Потом я снова занята Сагарой — не только её желудком, но и игрой, разговорами. Так пролетает время до вечера, когда заходит соседка, а я иду в «Сломанную подкову» — поужинать и перемолвиться парой слов с кухаркой и Нойтрой. Заодно и последние новости узнаю: не хочу, чтобы как в прошлый раз, на меня неожиданно обрушилась война.

Темнело.

На улице слякотно, но постепенно подмораживало. Это днём на солнце обманчиво тепло, а так ещё зимние вещи носишь.

Повсюду — медленно тающий под ярким мартовским солнцем снег, сероватый, грязный.

Пахнет помоями и прокисшим элем. Если принюхаться, можно различить ещё табак. Что поделаешь, весна! Ничего, я привыкла, даже от запаха мочи нос не зажимала.

Лёгкий морозец, лёгкий ветерок, веющий прохладой.

Вроде бы уже и холода позади, но и до тепла далеко.

Иду осторожно, подобрав юбки: в нашем квартале тротуаров нет, а сточные канавы забиты, так что на дороге месиво из всякой всячины. Можно и крысу встретить. Живую, разумеется, но я их не боюсь — она сама людей боится. А, в случае чего, поднимешь камень и кинешь.

Небо затянуто низкими облаками, сквозь которые изредка проглядывает щербатая луна.

Постепенно зажигаются огни домов. Вот и хозяин вышел, чтобы затеплить лампу над вывеской. Помахал мне, спросил, как поживает дочка. Мы разговорились, не обращая внимания на постепенно собиравшихся посетителей. Потом пришёл кто-то из постоянных клиентов и отвлёк хозяина.

Я тоже собралась войти и, стоя у крыльца, отряхивала полуботинки от снега и налипшей грязи. Её на нашей улице хватает, впору свиней заводить.

Какой-то мужчина галантно протянул мне руку, предлагая помочь подняться по ступенькам, я отказалась, поблагодарив улыбкой, самостоятельно преодолев разделявшее меня до двери расстояние.

Сегодня многолюдно и шумно. Это хорошо — большая выручка. Пожалуй, Нойтре нелегко придётся, не до бесед будет.

Посетителей развлекала приглашённая певица. Внешность у неё невзрачная, зато голос чистый.

Непроизвольно слегка притопывая в такт мелодии, я прошла на кухню, не обращая внимания на окрики. Они ничего не стоят, да и как-то не хотелось пока романтических отношений. Не до них. Друзья — да, а любовник нам с Сагарой не нужен. Замуж же просто так, чтобы было, не выйду — он девочку мою любить должен, искренне любить.

Мечтала, конечно, что когда-то у меня будет семья, что мы будем жить в большом доме, пить по утрам кофе, выезжать на выходных за город… И будем счастливыми.

Вспомнив, что забыла вернуть кухарке образец вязания, спешно вернулась домой, обещав соседке придти через час-полтора, чтобы уложить дочку, и снова окунулась в сумерки уходящего дня.

По дороге меня задержали — владелец табачной лавки, вышедший с семейством на прогулку. Обсудили новые налоги и будущий праздник весеннего равноденствия: табачник обещал нас сопровождать, чтобы не затолкали.

— Удачного вечера, Арона, — попрощался он и направился в сторону центра Сорры. Наверное, отведёт детишек смотреть на богатые выезды дворян.

— Иалей?

Я вздрогнула и покачнулась. Ноги онемели, не позволяя сдвинуться с места, а во рту стало так сухо, будто я не пила неделю. Потом медленно обернулась, готовая увидеть Раша, снэрру Джованну и дюжину солдат, взявших меня на прицел.

Моё прошлое… Оно снова здесь. Тогда, когда я и не ждала его повстречать.

Он был один. Стоял на противоположной стороне улицы и смотрел на меня. Пеший, вооружённый только холодным оружием. Не в форме коннетабля, не в своём меховом пальто, а в какой-то неприметной куртке. Не знай я его в лицо — никогда бы не подумала, что передо мной виконт альг Тиадей, деалы в Арарге одеваются лучше.

То, что араргец, скрывает — иначе бы сзади осталась прядь двуцветных волос. А так они все заколоты и убраны под такую же невразумительную, как и куртку, шапку.

Виконт сделал шаг ко мне, и фонарь у вывески «Сломанной подковы» осветил его лицо. Осунувшееся, небритое, с глубокими складками возле губ. Я ещё никогда не видела его таким.

Очнувшись от оцепенения, попыталась бежать. Просто бежать, а потом через чёрный ход пробраться в «Сломанную подкову» и спрятаться.

— Иалей, постой! — его голос, вернее, его интонация, заставил меня остановиться. Не приказ, а просьба, даже мольба. — Клянусь, я не причиню тебе вреда. Я просто хочу поговорить. Если боишься, то при свидетелях.

Я остановилась и медленно подошла, оставив между нами расстояние в несколько шагов.

Виконт не сводил с меня воспалённого взгляда и не шевелился. Мне даже показалось, что не дышал. Будто не хотел спугнуть. А потом едва заметно улыбнулся.

Такой незнакомый, потерянный, раздавленный. И, судя по всему, долгие дни пробывший в дороге: на одежде — пыль и грязь. Лицо обветренное…

— Не беспокойся, я не взял в Дортаге ни слуг, ни солдат, ни магов — никого. Тебе нечего опасаться. Целый год, целый год я искал тебя… Как полоумный, Змейка, не жалея денег и средств, никого не слушая. И всё надеялся, что однажды найду. И нашёл. Только, видимо, напрасно, — упавшим голосом добавил норн.

— Разве сеньор Мигель и военные маги не могли определить, куда вёл портал? — недоверчиво спросила я.

Как же он на меня смотрит! Будто я сейчас исчезну. Навсегда.

— Нет, — покачал головой норн. — Тьёрн Содерик всё просчитал, оказался искусником своего дела. Я нанял людей, они по всему континенту метались, пока в Сорре не нашли Арону Тойро — очередную, одну из сотен, которая дарила ложную надежду. Одну из сотен девушек твоего возраста, роста, внешности, в течение года переехавших на новое место жительства и родившую ребёнка. И только одна оказалась тобой. И я ведь всех сам проверял. Раш, наверное, теперь меня ненавидит, он в жизни столько не летал.

Он замолчал, продолжая меня разглядывать.

— Я ведь ждал тебя, выяснил, где ты работаешь. Я второй день в Сорре. Инкогнито. Взял отпуск.