Не бойся друзей. Том 2. Третий джокер - Василий Звягинцев

Глаза их встретились и оставались «в огневом контакте» целую секунду, если не две.

Герта держала в руке свой очень дорогой по меркам даже самых гламурных тусовщиков портсигар, смотрела на спускавшихся по лестнице Президента, Мятлева и Журналиста. Вдали по-прежнему продолжалась частая, локализованная по нескольким секторам стрельба.

Чтобы выглядеть естественнее, взяла сигарету, выразительно посмотрела на Мятлева. Тот чисто машинально, не думая, что на него смотрит «шеф» (да какой он сейчас шеф?), выхватил из кармана зажигалку, поднёс девушке огонька.

После глубокой затяжки подпоручик Витгефт сказала веско и непререкаемо:

— Я приняла решение. Раз наше убежище раскрыто, оставаться в нем бессмысленно. Один выстрел из гранатомёта — и всем конец. Бегать по лесу с нетранспортабельным раненым — бессмысленно тем более. На машине прорываться… Я бы попробовала, так местности не знаю, и некуда уже, возможно, весь район оцеплен, и вертолёты скоро появятся…

— И что вы предлагаете? — спросил Президент, сохраняя положенную по рангу выдержку, хотя давалось это ему с видимым трудом. Не Сталин он, и даже не Черчилль. Ему до этого не приходилось под пулями бывать, в тюрьмах сидеть, из плена и из ссылки бегать.

— Я не предлагаю, я довожу до вас своё решение, — прибавила в голос жёсткости Герта. — Сейчас мы все эвакуируемся. Туда, где, за исключением господина Воловича, все уже бывали. Кое-какой риск имеется, но он меньше, чем в любом другом варианте…

— Но, простите… — начал фразу Президент. Пребывающая при исполнении обязанностей «валькирия» не обратила на его слова никакого внимания. Сейчас ей придётся переправлять героев, пока ещё не павших, в место, значительно превосходящее комфортом скандинавский рай.

— Анатолий, Леонид, поднимите под руки раненого, станьте плотно, плечом к плечу…

Изумрудная вспышка кнопки под пальцем девушки, мгновенная и едва заметная дезориентация в пространстве (будто крутнулся вокруг оси проваливающийся скоростной лифт) у всех, кроме Воловича. Ему после инъекции двойной дозы морфиноподобного препарата (Витгефт посчитала, что при его живом весе одной может не хватить) подобные мелочи были безразличны. Он в мягкой эйфории прикрыл глаза, мысленно поставил рядом грубую, агрессивную Герту и нежную Людмилу, без труда раздел обеих (картинка получилась до чрезвычайности реалистичная) и теперь обстоятельно прикидывал, кто из них больше заслуживает его благосклонного внимания.

Команда спасаемых прибыла на место, только очутились не в прихожей, куда целилась Герта, а посередине кабинета Новикова (можно сказать — почти мемориального), где хозяин бывал последнее время крайне редко, но все, даже Фёст избегали туда без нужды заходить. Так повелось.

Видимо, «валькирия» подсознательно держала в уме именно это место. Ну как вышло, так вышло!

— Кладите раненого на диван. Да бог с ним, с пледом, другой найдём. Кто из вас больше в медицине наслышан? Вы, Леонид Ефимович?

— Первую помощь переднего края приходилось оказывать…

— Вот и занимайтесь. Вы здесь достаточно ориентируетесь, будете за старшего. Эта половина квартиры к вашим услугам. На другую не ходите. На лестничную площадку и дальше — тем более. Я не Синяя Борода, вы — не его жёны, а вполне разумные, взрослые люди… Так что обойдёмся без угроз с последующими репрессиями.

Это она первый раз за всё время позволила себе пошутить, весьма своеобразно, впрочем.

— Где мы всё-таки, объясните, пожалуйста, — опять перебил Герту Президент. Отвык он выслушивать не просьбы, не подобострастные вопросы министров и «допущенных» журналистов, а офицерские команды.

«Хорошо хоть офицерские, а не унтерские», — иронически подумал Журналист, привычно, по мимике, уловив эмоцию своего друга.

— Вы сейчас находитесь в квартире одного из сотрудников Государя Императора и с ним знакомы, хотя не слишком близко. Квартира находится в Столешниковом переулке, в нашей, а не в вашей Москве. Можете полюбоваться в окна, сравнить. Здесь есть всё необходимое, чтобы провести некоторое время. Леонид Ефимович в курсе, будет меня временно замещать… Пытаться выйти на улицу не надо, я уже сказала.

— А вы сами? — хором спросили Мятлев и Президент.

— Я скоро вернусь. Не могу оставить друзей, обороняющих вашу, господин Президент, резиденцию.

Герта открыла старинный дубовый книжный шкаф. Две его боковые секции имели застеклённые дверцы, а средняя — глухие. За ними на второй полке помещался богатый, крайне эстетский по подбору бутылок бар. Отражающий не столько подлинные вкусы, как фантазии человека, не забывшего пристрастия юноши шестидесятых годов и его литературных героев.

— Налейте всем вот этого, — указала на темную бутылку «валькирия». Судя по этикетке, в ней содержался выдержаннейший, в реальной жизни, возможно, и не существовавший коньяк, навеянный не то книгами Ремарка, не то «Капитальным ремонтом» (глава четырнадцатая) Леонида Соболева. — Мне лично нужно взбодриться, да и вам… А я сейчас!

Герта вышла из кабинета, а Мятлев, разливая выразительно пахнущий напиток по рюмкам, подумал, что сейчас все они выглядят крайне жалко и даже подловато: они остаются здесь, могут пить и веселиться в уюте и безопасности, а девчонка, в которую он якобы влюблён, снова уходит на войну.

Понятно, что это — её работа, да, пожалуй, и призвание, но всё же, всё же… И что делать? Не пустить? Сил удержать не хватит. Увязаться за ней? Ещё более глупо выйдет, она его просто пошлёт далеко и глубоко…

— Эй, и мне налейте, вы что, забыли? — раздался с дивана голос Воловича, пытающегося полулечь на диване, подобно римлянину на пиршественном ложе в триклинии у Лукулла.

— Нальём, куда ты денешься… — отозвался Журналист. В отличие от Мятлева он не терзался муками совести и заметно подобрел, оказавшись в столь интересном месте.

— И не жадничай, мне сейчас надо — для дезинфекции…

Герта вернулась. На плече у неё висела большая туристская сумка, полурасстёгнутая, видно было, что она доверху полна автоматными магазинами и гранатами.

Весу в ней килограммов тридцать, а девушка держит её не кособочась и не подгибаясь в коленях. На другом плече автомат, не «АК», а давно снятый с вооружения «ППС», только выглядящий как-то не так. Да и то лишь для Мятлева, в оружии понимавшего, остальные, наверное, вообще видели это изделие только в кинохрониках, мельком.

— Ладно, господа, давайте стременную! — «Валькирия», ни с кем не чокаясь, лихо опрокинула большую рюмку, улыбнулась лучезарно. — Не нервничайте так, господа. Мы все вернёмся, и очень скоро. Соскучиться не успеете… И здесь станет шумно и весело.

Герта обращалась вроде бы к Президенту, но в последний момент хитро подмигнула всё-таки Мятлеву.

Не дав больше никому ничего сказать, крутнулась на каблуках и исчезла за дверью.

Мятлев шагнул было следом и тут же повернул назад.

— Всё! Ушла! — теперь уже совсем никого не стесняясь, выругался коротко и неостроумно, дрожащей рукой снова налил всем.

— Доигрались, допрыгались! Демократия, вашу мать, законность и правопорядок! Стабильность и согласие! На земле мир и в человецех благоволение! — Мятлев смотрел на Президента в упор, говорил зло и хлёстко. Здесь и теперь ему терять было совершенно нечего. А если, упаси бог, Герта не вернётся…

Генерал выпил, развернулся на каблуках, подошёл к окну, принялся закуривать вздрагивающими руками.

Президент подошёл, молча стал рядом, неподвижным взглядом упёрся в совершенно чужую панораму за окном.

— Это ты очень правильно сказал, — заплетающимся языком произнёс Волович с дивана. Коньяк поверх наркотика сразу ударил ему по мозгам. — Не умеем, чтобы демократия, значит — даёшь порядок! Железной, это самое, рукой! Вперёд, вперёд, стальные батальоны! Дойче зольдатен дурьх дер штадт марширен, офнен ди мёдхен фенстер унд ди тюрен… — точно попав в ритм, пропел он и упал лицом вниз на подушку.

«Леонов» прополз две сотни метров по траве, между кустарником и деревьями, забирая по широкой дуге, чтобы выйти в тыл вражеским наблюдателям. Ни один сучок не хрустнул, ни одна ветка не качнулась, хотя два раза он оказывался буквально в нескольких шагах от групп солдат, ожидающих приказа. Увиденное «старшему лейтенанту» очень не понравилось. Атаковать их собирались серьёзными силами и весьма профессионально. Их хлипкой обороны не хватит и на полчаса. Роботам-то без разницы, они прорвутся и уйдут на свою базу в любом случае, буквально через горы трупов, но людям может достаться «по полной». Андроид, как и любая машина, не мог мыслить творчески, но опыта сотен и тысяч всякого рода боестолкновений, накопленных в его памяти, и алгоритма поведения именно данного конкретного прототипа ему хватало, чтобы искать оптимальное решение.